Эта среда началась как обычно — с трех пропущенных от Тамары Львовны. Я смотрела на экран телефона и понимала: что-то случилось. Моя свекровь никогда не звонила просто так, особенно в десять утра. Обычно она дожидалась вечера, когда Артем возвращался домой, и тогда уже начинала свои расспросы через него.
Четвертый звонок я все-таки приняла.
— Наташа? — голос звучал слишком сладко, прямо медом растекался. — Доченька, ты дома?
Доченька. Господи, только не это. За восемь лет брака она называла меня так только когда что-то замышляла.
— Дома, — коротко ответила я, наливая себе кофе. За окном моросил дождь, серый и унылый, как мое настроение последние несколько месяцев.
— Вот и чудесно! Я сегодня собираю девочек, помнишь Людмилу Викторовну? Ну, мою школьную подругу. И Олеся Николаевна придет, с пятого этажа. Думаю зайти к вам часика в три, я же пироги напекла. Покажу, какая у Артемушки жена заботливая, как ты о нем печешься...
Сердце ухнуло вниз. Значит, она знает. Узнала про увольнение. Я закрыла глаза и представила эту сцену: Тамара Львовна в своем бежевом костюме, накрахмаленная и довольная, ее подруги — такие же язвительные тетки, которые обсуждают всех соседок от подъезда до подъезда. И я. Безработная жена, которая три месяца скрывала от мужа, что ушла из того чертового банка.
— Тамара Львовна, сегодня неудобно, — попыталась я.
— Что значит неудобно? Ты же дома! Я уже девочкам сказала, они так хотят тебя увидеть. Ты знаешь, Людочка все спрашивала, как у Артема дела, работает ли жена... Ну ты понимаешь, в наше время такая редкость — когда девушки ответственные, работящие...
Точно. Она хочет устроить мне публичную порку. Вывести на чистую воду перед своими свидетельницами.
— Хорошо, — сказала я. — Приходите.
Трубку она положила так радостно, что я физически почувствовала ее торжество.
Я прошлась по квартире. Двухкомнатная хрущевка на окраине, которую мы снимали уже шесть лет. Артем все обещал накопить на свою, но деньги утекали неизвестно куда — то машину он менял, то с друзьями в Турцию летал. А я откладывала каждую копейку из своей зарплаты, недоедала в обед, ходила в старых сапогах. И что в итоге? Три месяца назад меня сократили вместе с половиной отдела, а я до сих пор не решилась сказать мужу.
Боялась. Боялась его разочарования, его упреков, его матери.
В два часа я уже сидела накрашенная и одетая в черное платье. Волосы собрала в пучок — строго, презентабельно. Пусть думают что хотят, но выглядеть буду достойно. На столе стояли купленные вчера печенья, заварился чай. Смотреть на все это было тошно.
Ровно в три раздался звонок. Я открыла дверь — и вот они. Тамара Львовна впереди, с огромным подносом, на котором громоздились пироги. За ней две женщины примерно ее возраста, обе с любопытными глазами и натянутыми улыбками.
— Наташенька! — свекровь расцеловала меня в обе щеки, оставив следы помады. — Познакомься, это Людмила Викторовна, а это Олеся Николаевна. Девочки, это моя невестка.
Мы прошли в комнату. Расселись. Тамара Львовна начала разливать чай, щебеча без умолку о погоде, о подорожании продуктов, о соседской собаке. Я сидела тихо, чувствуя, как напряжение растет. Вот сейчас. Сейчас она начнет.
— Наташа, а что ты дома сегодня? — как бы невзначай спросила Людмила Викторовна. — Отпуск?
Тамара Львовна выжидающе посмотрела на меня. Ее глаза блестели.
— Нет, — спокойно ответила я. — Я уволилась.
— Ой! — Олеся Николаевна даже чашку поставила. — Совсем?
— Совсем.
— Но почему? — Людмила Викторовна наклонилась вперед. — Такая хорошая работа была, в банке...
Тамара Львовна молчала, но довольная улыбка расползалась по ее лицу. Вот оно. Момент триумфа. Сейчас она добьет меня окончательно, расскажет, как я подвела сына, как не справилась, как оказалась никудышной женой.
— Знаете, девочки, — протянула она наконец, — я очень переживала, когда узнала. Артемушка мне намекнул... Я думала, что же будет? Молодая семья, съемная квартира, а тут жена без работы сидит...
Я смотрела в окно. Дождь усилился. По стеклу бежали капли, сливаясь в извилистые дорожки.
— Но я решила, что нужно поддержать, — продолжала свекровь. — Вот и девочек позвала, чтобы мы все вместе подумали, как Наташе помочь. Может, кто работу знает? Олеся Николаевна, у вас же зять в торговле...
Меня затошнило. От этого сочувствия, от фальшивой заботы, от того, как она смакует каждое слово. Она наслаждается моим падением. Упивается тем, что наконец-то может доказать: ее сын достоин лучшего.
— Тамара Львовна, — я повернулась к ней. — Спасибо за заботу, но работа мне не нужна.
Повисла пауза.
— Как не нужна? — недоуменно протянула Людмила Викторовна.
— Совсем не нужна. Я уволилась, потому что получила наследство. От бабушки. Достаточно большое.
Лицо Тамары Львовны вытянулось. Олеся Николаевна и Людмила Викторовна переглянулись.
— Наследство? — переспросила свекровь. — Какое наследство? Ты никогда не говорила...
— Не было повода, — я пожала плечами. — Вопросы решались долго, через адвокатов. Бабушка оставила мне квартиру в центре и некоторую сумму. Достаточную для того, чтобы не работать года три, а то и больше.
Это была правда. Чистая правда, которую я скрывала даже от Артема. Бабушка Анфиса, мамина мама, умерла полгода назад. Я поехала на похороны в Воронеж одна — Артем отказался, сославшись на важный проект. После похорон адвокат огласил завещание. Трехкомнатная квартира в историческом центре, счет в банке с деньгами, которые бабушка копила всю жизнь. Все мне.
Я молчала об этом. Думала, решала, что делать дальше. А потом поняла: это мой шанс. Шанс начать заново.
— Квартира в центре? — Тамара Львовна побледнела. — Ты серьезно?
— Абсолютно. Трешка на Тверской. Сейчас делаю там ремонт, потом планирую переехать.
— Переехать? — голос свекрови дрогнул. — Но вы же с Артемом...
— Мы с Артемом разводимся, — спокойно закончила я. — На следующей неделе подаю документы.
Если бы можно было снять эту сцену на камеру. Лица этих трех женщин стоили многого. Тамара Львовна открывала и закрывала рот, не в силах произнести ни слова. Людмила Викторовна уронила ложку. Олеся Николаевна просто вытаращилась.
— Как... как разводитесь? — наконец выдавила свекровь. — Почему? Что случилось?
Я встала, прошлась к окну.
— Ничего не случилось. Просто поняла, что устала. Устала тянуть все на себе. Устала от того, что Артем каждый вечер сидит с друзьями в баре, пока я экономлю на обедах. Устала от его обещаний, от его безответственности. От того, что за восемь лет он так и не повзрослел.
— Но он же любит тебя! — Тамара Львовна вскочила.
— Возможно, — я обернулась. — Но любви недостаточно. Мне нужен партнер, а не ребенок, за которого нужно решать все проблемы.
— Ты не имеешь права! — свекровь побагровела. — Мой сын...
— Ваш сын взрослый мужчина, — оборвала я. — Ему тридцать три года. Но он по-прежнему бежит к маме с каждой проблемой, по-прежнему ждет, что кто-то будет решать за него. Я больше не хочу быть этим кем-то.
В комнате стало душно. Людмила Викторовна и Олеся Николаевна сидели, не шевелясь. Зрелище явно получалось не то, на которое они рассчитывали.
— Значит, все дело в деньгах! — выпалила Тамара Львовна. — Получила наследство — и сразу возомнила о себе! Забыла, как мой Артемушка тебя подобрал, когда ты никем не была!
Я усмехнулась.
— Подобрал? Тамара Львовна, мы познакомились в университете. Я училась на бюджете, получала красный диплом. Артем — на платном, еле доучился. Первую работу я нашла через два месяца после выпуска, а он до сих пор меняет места каждый год. Так кто кого подобрал?
— Ты... — свекровь захлебнулась. — Ты неблагодарная!
— Неблагодарная? — я подошла ближе. — За что мне быть благодарной? За то, что я восемь лет жила в съемной квартире, потому что Артем спускал деньги на свои хобби? За то, что на семейных ужинах вы обсуждали, когда же я рожу внука, не спрашивая, хочу ли я вообще детей? За то, что я год за годом притворялась счастливой?
Тамара Львовна опустилась на диван. Лицо ее осунулось, постарело на глазах.
— Но мы же семья...
— Семья — это когда учитывают интересы друг друга, — тихо сказала я. — А не когда одна тянет всех остальных. Мне жаль, но я больше не могу.
Я взяла сумочку.
— Извините, но мне нужно ехать. Встреча с риелтором в четыре.
Вышла из комнаты, не оглядываясь. В прихожей накинула плащ, сунула ноги в ботинки. Голоса за дверью звучали приглушенно — Тамара Львовна что-то быстро говорила подругам, те отвечали. Мне было все равно.
На улице я наконец-то вдохнула полной грудью. Дождь закончился, выглянуло солнце. Небо очистилось, стало пронзительно голубым. Я шла к метро и чувствовала себя странно легко. Будто сбросила тяжелый груз, который тащила годами.
Телефон завибрировал. Артем. Конечно, свекровь уже успела ему позвонить.
«Наташа, что за бред мне мама рассказывает?»
Я не стала отвечать. Все разговоры — потом. Сейчас мне нужно было увидеть свою квартиру. Бабушкину квартиру. Мою квартиру.
В метро было душно и многолюдно. Я стояла у окна, глядя на мелькающие огни тоннеля. Люди вокруг толкались, ругались, спешили по своим делам. А я чувствовала себя отстраненной от всей этой суеты. Впервые за долгое время я знала точно, чего хочу.
Тверская встретила меня шумом машин и потоком туристов. Я свернула в переулок, нашла нужный дом. Старинное здание с лепниной и высокими окнами. Поднялась на третий этаж — лифта не было, но мне это даже нравилось. Парадная лестница с чугунными перилами, скрипучие ступени.
Квартира пахла краской и новыми обоями. Рабочие закончили две недели назад. Я медленно прошла по комнатам. Большая гостиная с двумя окнами на улицу, спальня, кабинет. Кухня крошечная, но уютная. Паркет натерт до блеска, потолки высокие — почти четыре метра.
Здесь будет моя жизнь. Новая, другая.
Я представила, как расставлю мебель, какие повешу шторы. Как буду пить кофе по утрам, глядя на улицу. Как буду засыпать в тишине, без Артемова храпа и его вечных отговорок.
Телефон разрывался. Артем, Тамара Львовна, даже его сестра Полина. Все хотели объяснений, все требовали немедленно вернуться и поговорить. Я выключила звук.
Села на подоконник, свесив ноги. Под окном шумела Москва — вечная, равнодушная, огромная. Где-то там, на окраине, в съемной хрущевке, сейчас паника. Артем мечется, звонит, не понимает, что произошло. Тамара Львовна рыдает и причитает. Но это больше не мое.
Я достала из сумки документы — брачный контракт, который мы подписывали восемь лет назад. Тогда я настояла на нем, несмотря на возмущение Артема и его матери. «Ты что, не доверяешь?» — спрашивал он. «Доверяю, — отвечала я. — Но хочу быть уверена». Теперь этот контракт сработает в мою пользу. Все, что получено по наследству, остается мне. Артем не имеет права ни на копейку, ни на квадратный метр.
Умная была, та двадцатипятилетняя Наташа. Предусмотрительная.
За окном начало темнеть. Фонари зажглись один за другим, превращая улицу в сияющую реку света. Я смотрела на этот город и думала о том, сколько в нем женщин, таких же, как я. Усталых, запутавшихся, несчастных в своих браках. Сколько из них боятся уйти, потому что нет денег, нет квартиры, нет опоры?
Мне повезло. Бабушка Анфиса дала мне не просто наследство. Она дала мне свободу.
Я встала, отряхнула платье. Нужно ехать в гостиницу — снять номер на несколько дней, пока не перевезу вещи. Завтра встреча с адвокатом, послезавтра — подача заявления на развод. Дел много, жизнь не ждет.
Закрывая дверь квартиры, я на секунду остановилась. Оглянулась на пустые комнаты, на высокие потолки, на вечерний свет в окнах. Это мой дом. Мое место. Мое начало.
И я больше не боюсь.
Артем ворвался в гостиничный номер на следующий день в семь утра. Как он узнал, где я — непонятно. Наверное, отследил по карте или выпытал у администратора. Он умел быть настойчивым, когда дело касалось его интересов.
— Ты совсем сдурела? — он стоял в дверях, красный, растрепанный. — Разводиться? Из-за чего, Наташа? Из-за того, что мама что-то тебе сказала?
Я сидела на кровати в халате, пила кофе. Спокойно посмотрела на него.
— Артем, закрой дверь. Не устраивай цирк.
— Какой цирк? — он захлопнул дверь, подошел ближе. — Ты исчезла! Телефон не берешь! Мама рыдает вторые сутки, говорит, ты какую-то чушь про наследство несла!
— Это не чушь. Садись, поговорим нормально.
Он сел на край кресла, нервно теребя ремень. Я видела, как он пытается взять себя в руки, найти правильные слова. Раньше мне было жалко его в такие моменты. Сейчас — ничего.
— Слушай, — он наклонился вперед. — Давай без эмоций. Что произошло? Ну уволилась — ничего страшного, найдешь новую работу. Зачем сразу развод?
— Артем, я получила наследство от бабушки. Квартиру и деньги. Много денег.
Он замер. По лицу пробежала целая гамма эмоций — от удивления до алчности.
— Сколько?
— Достаточно, чтобы жить несколько лет безбедно. И квартира трехкомнатная в центре, стоит около пятидесяти миллионов.
Он откинулся назад, присвистнул.
— Вот это да... То есть у нас теперь есть своя квартира? Наташ, ты понимаешь, что это решает все проблемы? Мы можем...
— У меня есть своя квартира, — оборвала я. — У тебя ничего нет. Брачный контракт, помнишь?
Лицо его потемнело.
— Погоди. То есть ты... ты хочешь оставить все себе?
— Именно. Это мое наследство. По закону и по контракту.
Он вскочил, начал ходить по номеру. Я видела, как в нем закипает ярость.
— Значит, так! — он развернулся. — Восемь лет! Восемь лет я с тобой прожил! Терпел твои заскоки, твою занудность! А теперь ты хочешь взять все и свалить?
— Мои заскоки? — я поставила чашку. — Артем, давай честно. Кто платил за эту квартиру последние три года? Кто покупал продукты? Кто оплачивал твои кредиты?
— Я работал!
— Работал? — я встала. — Ты менял работы как перчатки! Три месяца тут, полгода там. А когда тебя увольняли, кто содержал семью? Кто брал дополнительные смены?
— Это твоя обязанность! — заорал он. — Ты жена!
— Была женой. Скоро буду бывшей.
Он схватил меня за плечи, тряхнул.
— Ты не смеешь! Понимаешь? Я не дам развода!
Я вырвалась, отступила.
— Уберешь руки. Сейчас же.
— Или что? — он шагнул ближе. — Позовешь на помощь? Пожалуешься? Наташа, одумайся. Мы семья. Все можно решить.
— Нет, — я подошла к тумбочке, достала телефон. — Ничего решить нельзя. Адвокат уже готовит документы. Подам заявление сегодня.
— Я оспорю контракт! — он побелел. — Докажу, что ты манипулировала! Что использовала меня!
— Попробуй, — я пожала плечами. — Контракт заверен нотариусом. Ты его подписал добровольно. У тебя нет шансов.
Он стоял, тяжело дыша. Потом вдруг сел на пол, уронил голову на руки.
— Почему ты так? — голос его дрогнул. — Я же любил тебя...
— Любил? — я присела рядом, но на расстоянии. — Артем, ты даже не заметил, что я три месяца без работы. Ты ни разу не спросил, как у меня дела, что я чувствую. Ты приходил домой, жрал мой ужин и уходил к друзьям. Это не любовь.
— Я старался! Я приносил деньги!
— Копейки. Которых едва хватало на твои же расходы.
Он поднял голову. Глаза красные.
— Значит, все из-за денег? Если бы я заработал больше, осталась бы?
Я покачала головой.
— Нет. Дело не в деньгах. Дело в том, что ты так и не повзрослел. Ты хочешь жену-маму, которая будет тебя обслуживать. А я хочу партнера.
Он встал, вытер лицо рукавом.
— Хорошо, — голос стал холодным. — Будет по-твоему. Но я заберу все, что смогу. Телевизор, мебель, посуду. Все, что мы вместе покупали.
— Забирай. Мне ничего не нужно из той квартиры.
Он дошел до двери, обернулся.
— Ты пожалеешь, Наташа. Останешься одна со своими деньгами. Никому не нужная.
— Лучше одной, чем с тобой.
Дверь захлопнулась. Я опустилась на кровать, закрыла лицо руками. Затряслась — не от слез, а от облегчения. Самое страшное позади. Теперь только юридические формальности.
Телефон снова ожил. Тамара Львовна.
«Наташа, я прошу тебя. Встретимся. Поговорим без криков. Ради Артема».
Я задумалась. Потом набрала сообщение.
«Хорошо. Кафе на Арбате, в два часа».
Пусть будет последний разговор. Пусть все точки расставятся.
Тамара Львовна сидела в углу кафе, маленькая и постаревшая. Без своего обычного боевого макияжа, без высокомерия в глазах. Просто уставшая женщина, которая поняла — партия проиграна.
Я села напротив, заказала эспрессо.
— Наташа, — она протянула руку через стол, но я не ответила на жест. Рука опустилась. — Я хотела попросить прощения. За вчера. За... за многое.
— Поздно.
— Я знаю, — она кивнула. — Но я должна была сказать. Ты хорошая девочка. Была хорошей женой. Я просто... боялась потерять сына.
— Вы его не теряете. Он взрослый.
— Он без тебя пропадет, — тихо произнесла она. — Я это знаю. Я его слишком баловала, слишком оберегала. А теперь...
Я посмотрела в окно. Арбат шумел, туристы фотографировались, уличные музыканты играли. Жизнь продолжалась.
— Тамара Львовна, я не виновата в том, что Артем такой. И не обязана его спасать.
Она кивнула, вытерла глаза платком.
— Я понимаю. Просто... он мой сын.
— И это ваша с ним история. Не моя.
Мы помолчали. Официант принес кофе.
— Желаю тебе счастья, — наконец сказала свекровь. — Правда желаю. Ты его заслужила.
Она встала, накинула пальто. Я смотрела, как она уходит — сгорбленная, одинокая. Мне не было ее жалко. У каждого свой выбор, свои последствия.
Я допила кофе, расплатилась и вышла на улицу. Солнце светило ярко, по-весеннему. До нотариуса оставалось сорок минут. Ровно столько, чтобы пройтись пешком через центр, посмотреть на город, который теперь стал моим по-настоящему.
Новая жизнь начиналась сегодня. И я была к ней готова.