Уведомление пришло в семь утра — то самое, которое обычно радует: «Операция по карте на сумму...» Только сумма была не маленькая. Сто тридцать семь тысяч рублей. Все, что лежало на счете после зарплаты.
Я смотрела на экран телефона, и первая мысль была совсем не о деньгах. «Взломали», — подумала я, лихорадочно пролистывая банковское приложение. Нет, не взломали. Снятие наличными. В отделении на Красноармейской. В шесть сорок пять утра.
Кто вообще снимает деньги в такую рань?
Сердце колотилось где-то в горле, а пальцы сами набирали номер банка. Автоответчик, музыка, ожидание. Потом живой голос:
— Добрый день, служба безопасности...
— Я не совершала эту операцию! — перебила я. — Кто-то снял все мои деньги!
Пауза. Шелест бумаг или клавиш — не поняла.
— Операция совершена по вашей карте с вводом ПИН-кода. У вас есть доступ к карте?
— Да, она у меня, но...
И тут я вспомнила. Вчера вечером. Таисия Борисовна попросила «на минутку» карту — типа посмотреть, какой у них банкомат в торговом центре, сравнить тарифы. Я даже не задумалась. Свекровь, мать Артема, женщина с высшим образованием, с педагогическим стажем тридцать лет. Зачем ей воровать?
Воровать. Господи, я только сейчас произнесла это слово мысленно.
— Алло? Вы на связи? — голос оператора вернул меня к реальности.
— Да... да, я тут. Спасибо, разберусь.
Я положила трубку. Села на кухне. За окном моросил октябрьский дождь, серый и вязкий. На столе стыл кофе, который я поставила заваривать еще до этого проклятого уведомления. Артема дома не было — он уехал в командировку три дня назад, в Новосибирск. Вернется только послезавтра.
Таисия Борисовна жила этажом выше, в той же пятиэтажке. Удобно, говорил Артем. Мама рядом, поможет, если что. Только помощь почему-то всегда требовалась в одну сторону.
Я поднялась наверх, даже не переодевшись — в домашних штанах и застиранной футболке. Позвонила. Долго. Наконец дверь приоткрылась.
— Ой, Оленька, ты чего так рано? — Таисия Борисовна стояла в халате, с бигудями на голове, и улыбалась.
— Можно войти?
— Ну конечно, заходи, заходи! Я тут как раз чай собралась ставить...
Я прошла на кухню. Тесная, с теми же обоями, что и двадцать лет назад — блеклые розочки на желтом фоне. На столе горка фруктов: виноград, бананы, киви. Недешевые. И пакеты с продуктами — явно из хорошего супермаркета, не из нашего районного «Магнита».
— Таисия Борисовна, — я старалась говорить ровно. — Вы вчера брали мою карту.
— А? Ах да, брала! — она засуетилась, включая чайник. — Спасибо, доченька, посмотрела. У вас хорошие условия, да. Я вот думаю, может, тоже в ваш банк перейти...
— Вы сняли с нее деньги.
Чайник начал шуметь. Таисия Борисовна достала чашки, разложила печенье на блюдце. Делала все медленно, старательно. Не смотрела на меня.
— Сколько было? — спросила она вдруг совсем другим тоном. Деловым.
— Что?!
— Ну сколько там было на карте-то? — она повернулась, и я увидела ее лицо. Спокойное. Даже чуть насмешливое. — Много небось?
У меня перехватило дыхание.
— Сто тридцать семь тысяч. Это моя зарплата. За месяц работы!
— Вот именно, — Таисия Борисовна кивнула. — У тебя — много. А у меня — ноль. Вообще ноль, Оленька. Пенсия смешная, коммуналку еле плачу. А ты молодая, здоровая, еще заработаешь.
Я стояла и не верила. Не верила, что это происходит наяву.
— Вы... вы серьезно? Вы украли мои деньги и еще меня учите?!
— Какое украла? — она махнула рукой. — Мы же семья! У семьи все общее. Артем мой сын, ты его жена. Значит, и я имею право. Тем более, я же не на ерунду потратила! Смотри, продукты купила. Вот, вам с Артемом борщ сварю, курицу запеку. И себе немного взяла — ну мне же тоже надо как-то жить!
Она говорила, а я смотрела на эти пакеты, на фрукты, на ее довольное лицо — и внутри поднималась такая волна ярости, что я боялась открыть рот. Боялась, что наговорю такого, что потом не исправить.
— Верните. Деньги. Сейчас же, — выдавила я.
— Оленька, миленькая, — свекровь присела на стул, сложила руки на коленях. — Ну какие деньги? Я же уже все потратила. Вон, видишь? Продукты, коммуналку оплатила, долг за телефон закрыла. И пальто себе присмотрела, старое совсем износилось...
— Пальто?! — я почти закричала. — Вы на мои деньги пальто купили?!
— Еще не купила, но куплю. На неделе как раз скидки в «Модном сезоне». Ты же не против, чтобы свекровь прилично выглядела?
Я развернулась и вышла. Просто вышла, потому что если бы осталась еще на минуту — не знаю, что бы сделала. Руки тряслись, в ушах стоял гул. Я спустилась к себе, заперлась, схватила телефон.
Артему. Надо позвонить Артему.
Гудки. Долгие, бесконечные. Наконец он ответил — голос сонный, недовольный.
— Оля? Ты чего так рано? У меня сейчас только шесть...
— Твоя мать сняла все деньги с моей карты! — я не стала выбирать слова. — Сто тридцать семь тысяч! Просто взяла и сняла!
Тишина. Потом вздох.
— Подожди, как это сняла?
Я рассказала. Быстро, сбивчиво. Про карту, про утреннее уведомление, про разговор на кухне.
— И что она сказала? — спросил Артем.
— Что у меня много, а у нее ноль! Что мы семья и все общее! Артем, ты понимаешь вообще, что это значит?!
Еще одна пауза. Я слышала, как он дышит там, за тысячи километров, в номере гостиницы, и уже знала — знала по этой паузе, — что сейчас услышу.
— Ну... мама действительно тяжело живет. Пенсия маленькая...
— Что?!
— Оля, не кричи. Я понимаю, что ты расстроена, но...
— Расстроена?! Артем, она украла мои деньги! УКРАЛА!
— Не кричи, пожалуйста, — его голос стал жестче. — Это моя мать. Она тебя не обидела, не оскорбила. Просто взяла взаймы...
— Взаймы?! Она даже не спросила! И говорит, что уже все потратила!
— Значит, действительно нужно было. Оля, ну подумай сама — ей шестьдесят три года, она всю жизнь в школе проработала за копейки, квартиру в ипотеку платила до пятидесяти пяти лет. А ты молодая, у тебя хорошая работа, ты еще заработаешь. Нельзя быть такой эгоисткой!
Я слушала его слова, и мне казалось, что пол уходит из-под ног.
— Эгоисткой? Я — эгоистка?
— Ну да, — он говорил уже увереннее, будто втягивался в спор. — Тебе трудно поделиться с пожилым человеком? С моей матерью? Она столько для меня сделала, а ты из-за каких-то денег устраиваешь истерику!
— Из-за КАКИХ-ТО?! Это моя зарплата! За месяц! Я планировала...
— Что ты планировала? — перебил он. — Очередную сумочку купить? Или в салон сходить? Мама на еду потратила, на коммуналку! На необходимое!
Я положила трубку. Просто нажала отбой. Потому что если бы продолжила слушать — не знаю, наверное, разбила бы телефон об стену.
Села на диван. Посмотрела на часы — без двадцати восемь. Через час на работу. Надо собираться. Но руки не поднимались.
За окном дождь усилился. По стеклу текли косые струи, сливались, расходились снова. Я смотрела на них и думала — как это вообще возможно? Как можно просто взять чужие деньги? Без спроса, без объяснений. И еще считать, что ты права.
Телефон завибрировал. Сообщение от Артема: «Не дуйся. Маме надо помогать, это наш долг. Вернусь — все обсудим».
Все обсудим. Конечно.
Я встала, пошла в ванную. Умылась холодной водой. Посмотрела на себя в зеркало — бледное лицо, темные круги под глазами. Двадцать девять лет, а выгляжу на все сорок.
Надо было ехать на работу. Надо было делать вид, что все нормально. Улыбаться коллегам, отвечать на письма, решать рабочие задачи. Хотя внутри все кипело.
Я оделась, взяла сумку. Вышла из квартиры. На площадке столкнулась с Таисией Борисовной — она спускалась вниз, уже при полном параде: причесанная, накрашенная, в осеннем плаще.
— О, Оленька! — она улыбнулась. — Извини, я утром, может, резковато... Ты не обижайся! Зайди вечером, я тебе борща налью.
Я посмотрела на нее. На эту улыбку, на довольное лицо. И поняла — она действительно не видит в своих действиях ничего плохого. Совсем ничего.
— Мне не нужен ваш борщ, — сказала я тихо. — Мне нужны мои деньги.
— Ну, Оля, ну что ты как маленькая! — она даже рассмеялась. — Деньги приходят и уходят. Главное — семья. А мы с тобой — семья теперь, правда?
Я прошла мимо. Спустилась по лестнице, вышла на улицу. Дождь лил стеной. Я шла к остановке, и вода текла за шиворот, промочила куртку, туфли хлюпали. Но мне было все равно.
Потому что в голове крутилась одна мысль: что делать дальше?
Полицию? Смешно. «Свекровь украла» — они засмеются. Скажут — семейные разборки, сами разбирайтесь. К тому же Артем на ее стороне. А это значит...
Это значит, что я одна.
На остановке стояла женщина с коляской и старик с тростью. Они о чем-то разговаривали, и старик жаловался:
— ...вот сын обещал помочь, да все никак. Работа, видите ли, дела...
— А вы настаивайте! — советовала женщина. — Дети должны родителям помогать!
Должны. Все должны.
Я закрыла глаза. Вспомнила, как три года назад, когда мы с Артемом только поженились, Таисия Борисовна говорила совсем другое: «Живите своей жизнью, дети. Я вас не потревожу». А потом начались просьбы. Сначала мелкие — помочь донести сумки, съездить в поликлинику. Потом крупнее — занять денег на ремонт, оплатить какие-то счета. И каждый раз: «Ты же не откажешь? Мы же семья».
Семья. Как же мне надоело это слово.
Автобус подошел переполненный. Я втиснулась, уцепилась за поручень. Ехать двадцать минут, потом еще пять пешком до офиса. Обычный маршрут, обычный день.
Только внутри все изменилось.
Я поняла — надо действовать. Но как? Артем не поддержит. Свекровь не вернет. Полиция не поможет.
Телефон снова завибрировал. Артем опять: «Позвони маме, извинись. Не надо раздувать конфликт».
Извинись. Это я должна извиниться.
Я смотрела на это сообщение, и во мне что-то окончательно переломилось. Как будто внутренний стержень, который держал все эти годы, — треснул.
Нет. Я не буду извиняться. Не за что.
Я выключила звук на телефоне и убрала его в сумку.
Сегодня будет долгий день. Очень долгий.
Но это только начало.
В офисе я работала на автомате. Цифры, таблицы, отчеты — все мелькало перед глазами, но не доходило до сознания. Коллеги что-то спрашивали, я отвечала. Наверное, невпопад, потому что Даша из соседнего отдела два раза переспросила:
— Оль, ты точно в порядке?
— Да, нормально, — я даже улыбнулась. — Просто не выспалась.
К обеду телефон разрывался. Артем звонил пять раз. Потом начала названивать Таисия Борисовна. Я не брала трубку. Смотрела, как на экране высвечивается «Свекровь», и нажимала отбой.
В три часа пришло сообщение: «Оленька, я расстроена твоим поведением. Подумай о семье. Артем очень переживает».
Я переживаю. Артем переживает. А то, что у меня украли деньги — это, видимо, мелочи.
После работы я не поехала домой. Села в метро и доехала до центра, до Тверской. Просто шла по улице, смотрела на витрины, на людей. Народу было много — вечерняя толпа, все куда-то спешат, торопятся. У меня было ощущение, что я иду сквозь них, как призрак. Невидимая.
Зашла в кафе на Патриарших. Маленькое, уютное, с деревянными столиками и запахом кофе. Заказала капучино и чизкейк. Села у окна. На улице уже стемнело, зажглись фонари.
Телефон лежал на столе экраном вниз. Я его не трогала.
Думала.
За соседним столиком сидела пара — молодые, лет по тридцать. Он что-то рассказывал, она смеялась. Потом он накрыл ее руку своей, и она посмотрела на него так... С такой нежностью. Я отвернулась.
Когда мы с Артемом познакомились, он был другим. Внимательным, заботливым. Дарил цветы просто так, возил на выходные за город. Говорил, что я — лучшее, что случилось в его жизни. А про мать говорил: «Она у меня самостоятельная, не из тех, кто детям на шею сядет».
Первый звоночек прозвенел через полгода после свадьбы. Таисия Борисовна «случайно» зашла к нам в десять вечера. С тортом. Потом осталась до полуночи, рассказывала про школу, про бывших коллег. Артем слушал, кивал. А когда я намекнула, что уже поздно, он посмотрел на меня так, будто я сказала что-то неприличное.
Потом визиты участились. То суп принесет, то белье постирать придет — «у меня машинка лучше». То ключи «забудет» и сидит, ждет нас с работы. Артем был доволен. «Видишь, какая мама заботливая? Многим бы такую».
А я чувствовала, как пространство сжимается. Как в нашей жизни появляется третий человек, который всегда имеет мнение. О том, что готовить. Как убирать. Куда ехать в отпуск. Даже о том, какие шторы повесить.
И главное — Артем всегда был на ее стороне. Всегда.
Я допила кофе. Он давно остыл, но я не заметила.
На телефоне — тринадцать пропущенных. Артем, свекровь, Артем, свекровь. Как заведенные.
Я набрала номер подруги. Риты. Мы дружили со студенческих времен, хотя виделись редко — она полгода назад родила двойню, и времени не было ни у кого.
— Оль? — голос усталый. — Ты как?
— Рит, можно к тебе приехать?
— Конечно. Случилось что-то?
— Расскажу при встрече.
Она жила на Речном вокзале, ехать больше часа. Но мне нужно было с кем-то поговорить. С кем-то, кто на моей стороне.
В метро было душно и тесно. Я стояла, прижатая к дверям, и читала новости в телефоне, чтобы не думать. Но мысли все равно лезли.
Сто тридцать семь тысяч. У меня был план. Отложить на отпуск — хотели с Артемом в Грецию. Починить наконец машину — она барахлила уже два месяца. И еще немного на черный день.
Теперь черный день наступил раньше, чем я думала.
Рита открыла дверь с младенцем на руках. Выглядела замученной — волосы в хвосте, старая футболка в пятнах.
— Заходи, — она посторонилась. — Извини за бардак.
В квартире и правда было не убрано. Игрушки на полу, посуда в раковине. Второй близнец спал в коляске в гостиной.
— Кофе будешь?
— Давай.
Мы сели на кухне. Рита покачивала малыша, я рассказывала. Про карту, про утро, про разговор со свекровью. Про Артема.
Она слушала молча. Когда я закончила, покачала головой:
— Ничего себе... И что Артем?
— Сказал, что я эгоистка. Что мать надо поддерживать.
— Оль, это... это просто крыша едет.
— Говорю же.
— Нет, ты не понимаешь, — Рита наклонилась ближе. — Это не про деньги. Это про то, что тебя не уважают. Ни она, ни он. Совсем.
Я молчала. Потому что она была права.
— Что будешь делать? — спросила Рита.
— Не знаю, — призналась я. — Честно — не знаю.
Ребенок на руках у Риты захныкал. Она встала, начала ходить по кухне, тихо напевая колыбельную. Я смотрела на нее и думала — вот она, обычная жизнь. Дети, дом, муж на работе. Простые радости, простые проблемы.
А у меня? У меня муж, который не на моей стороне. И свекровь, которая считает мой карман своим.
— Оставайся на ночь, — предложила Рита. — Диван свободен. Хоть выспишься нормально.
Я согласилась. Писать Артему не стала — пусть поволнуется.
Ночью я лежала на чужом диване, смотрела в темный потолок и понимала: что-то должно измениться. Не само собой — а потому что я это изменю.
Только как — пока не знала.
Утром я вернулась домой. В подъезде пахло борщом — Таисия Борисовна готовила. Я прошла мимо ее двери, не останавливаясь.
В квартире было тихо и пусто. На столе — записка от свекрови: «Оленька, борщ в холодильнике. Не сердись, мы же родные».
Я скомкала бумажку и выбросила.
Села за ноутбук. Открыла банковское приложение, затем — сайты юридических консультаций. Читала про семейное право, про кражу, про возможность подать заявление. Чем больше читала, тем яснее становилось: доказать что-то будет почти невозможно. Карта моя, но она член семьи, живет рядом, могла взять с разрешения — так скажет любой следователь.
Тупик.
Я закрыла ноутбук. Встала, подошла к окну. За стеклом серое небо, дождь кончился, но солнца не было. Обычный московский октябрь.
Телефон ожил — Артем. На этот раз я ответила.
— Где ты была?! — он почти кричал. — Я всю ночь не спал! Мама говорит, ты ей нахамила и ушла!
— Артем, — я говорила спокойно, хотя внутри все кипело. — Твоя мать украла у меня сто тридцать семь тысяч. Это преступление.
— Господи, опять ты за свое! — он выдохнул. — Она не украла, она взяла! Временно!
— Без спроса. Это называется кража.
— Ты невыносима! — голос сорвался. — Из-за денег портишь отношения с семьей! Мама в слезах, я на работе ничего не могу делать, все думаю о твоих истериках!
Я молчала. Слушала его, и с каждым словом во мне крепло решение.
— Знаешь что? — сказала я тихо. — Приезжай. Нам нужно серьезно поговорить.
— Вот именно! Нужно! Ты должна извиниться перед мамой и...
Я отключилась.
Больше не было сил слушать. Не было сил терпеть. Не было сил притворяться, что все нормально.
Я достала чемодан из кладовки. Начала складывать вещи. Не все — только самое необходимое. Одежду, документы, косметику. Двигалась быстро, четко, словно выполняла заранее продуманный план.
Хотя никакого плана не было. Было только понимание: здесь больше нельзя.
В дверь позвонили. Я замерла. Потом подошла, посмотрела в глазок.
Таисия Борисовна. С кастрюлей в руках.
Я открыла дверь, не снимая цепочки.
— Оля, доченька, — она улыбалась виноватой улыбкой. — Давай мириться? Я борщ принесла, еще горячий...
— Уберите борщ, — сказала я. — И уходите.
— Ну что ты... Мы же не чужие! Артем сказал, ты расстроена, но...
— Таисия Борисовна, — я смотрела ей в глаза. — Вы украли у меня деньги. Все, что у меня было. И даже не извинились. Вы знаете, что это значит?
Она моргнула. Улыбка стала неуверенной.
— Но я же... Я думала... Ну мы же семья...
— Нет, — перебила я. — Мы не семья. Семья — это уважение. Доверие. А вы это все растоптали. За сто тридцать семь тысяч.
Я закрыла дверь. Повернула ключ.
За дверью стояла тишина, потом шаги — она уходила.
Я вернулась к чемодану. Застегнула молнию. Взяла сумку, телефон, документы.
Позвонила Рите:
— Можно я пожив у тебя недельку? Пока не найду квартиру?
— Конечно, приезжай.
Я вышла из квартиры. Не оглядывалась. Спустилась по лестнице, вышла на улицу.
Шел дождь. Снова. Но на этот раз я улыбнулась.
Потому что впервые за долгое время чувствовала: я дышу.