Тамара умерла на третий день, не приходя в сознание. Внутреннее кровотечение, отёк мозга, врачи сделали всё возможное, но травмы оказались несовместимы с жизнью. Надежда узнала об этом от Григория. Он позвонил поздно вечером, голос был тихим.
— Её больше нет.
Надежда молчала. Она не знала, что чувствует: облегчение. Вину за это облегчение. Страх перед тем, что будет дальше.
— А мальчик? — наконец спросила она.
— Денис у меня. Забрал его из больницы. Он… он не понимает, что мама не вернётся. Думает, что она просто уснула.
Маленький ребёнок, потерявший единственного близкого человека. Надежда представила Катю на его месте, и сердце сжалось от боли.
— Где вы сейчас?
— В гостинице. Надя, я не знаю, что делать. У Тамары нет родственников, она выросла в детдоме. Если я не заберу Дениса…
Он не договорил, но Надежда поняла. Детский дом. Казённые стены, чужие люди, никому не нужный ребёнок.
— Приезжай, — сказала она, прежде чем успела подумать. — Приезжай с ним.
— Ты уверена?
Нет. Она не была уверена ни в чём. Но оставить ребёнка на улице — это было выше её сил.
Они приехали на следующее утро. Надежда отправила Катю к соседке под предлогом игры с их дочкой, ей нужно было время, чтобы подготовиться. Но разве можно подготовиться к такому?
Григорий вошёл первым, держа за руку мальчика. Денис был маленьким для своих лет, худенький, бледный, с огромными серыми глазами, полными страха. Он прижимал к груди потрёпанного плюшевого медведя и смотрел на Надежду так, словно она была чудовищем из сказки.
— Денис, это тётя Надя, — тихо сказал Григорий. — Она хорошая. Мы поживём у неё немного, хорошо?
Мальчик не ответил. Просто стоял и смотрел. Надежда присела перед ним, стараясь улыбаться.
— Привет, Денис. Ты голодный? Хочешь блинчиков?
Он помотал головой.
— Я хочу к маме, — голос тонкий, дрожащий.
Надежда почувствовала, как к горлу подступает комок.
— Мама… — она не знала, как объяснить шестилетнему ребёнку то, что невозможно объяснить. — Мама сейчас не может быть с тобой. Но папа рядом. И я буду рядом. Мы о тебе позаботимся.
Денис посмотрел на Григория, потом снова на Надежду. В его глазах было что-то взрослое, не по-детски мудрое понимание, которое приходит слишком рано.
— Мама умерла, да? — спросил он. — Как бабушка Зоя из соседней квартиры?
Григорий отвернулся к окну. Его плечи дрогнули.
— Да, — Надежда взяла мальчика за руку. — Мама умерла. Мне очень жаль.
Денис не заплакал. Просто кивнул и крепче прижал к себе медведя. Это было страшнее любых слёз.
Катя вернулась домой к обеду. Увидев незнакомого мальчика в своей гостиной, она застыла на пороге.
— Мам, а это кто?
Надежда переглянулась с Григорием. Они не обсудили, что скажут дочери. Не было времени.
— Это Денис, — начала Надежда. — Он… сын папиного друга. Его мама заболела, и он поживёт у нас немного.
Ложь. Снова ложь. Но как сказать восьмилетней девочке, что у её отца есть другой ребёнок?
Катя подошла к Денису, разглядывая его с детским любопытством.
— А сколько тебе лет?
— Шесть, скоро уже семь, — тихо ответил он.
— Я старше. Мне восемь, только что исполнилось. Хочешь, покажу свою комнату? У меня есть конструктор, можем что-нибудь построить.
Денис посмотрел на Григория, словно спрашивая разрешения. Тот кивнул, и мальчик послушно пошёл за Катей.
Когда дети скрылись в комнате, Надежда обессиленно опустилась на диван.
— И что теперь? — спросила она.
Григорий сел рядом — не слишком близко, соблюдая дистанцию.
— Я должен оформить опеку. Иначе его заберут в детдом.
— Опеку? — Надежда усмехнулась. — Ты хоть понимаешь, что это значит? Это не на неделю, не на месяц. Это навсегда.
— Понимаю.
— И ты хочешь, чтобы я растила чужого ребёнка? Ребёнка от женщины, с которой ты мне изменил. С которой начал спать, когда я лежала на сохранении, и потом ещё неизвестно, сколько к ней ходил.
Григорий повернулся к ней. В его глазах стояли слёзы — впервые за все годы она видела его плачущим.
— Надя, он не чужой. Он мой сын.
— И он ни в чём не виноват?
— Ему почти семь лет, у него никого нет.
— Если я от него откажусь, каким человеком я буду?
— А каким человеком ты был, когда врал мне столько лет?
Она не хотела кричать, но вырвалось само. Надежда тут же осеклась, прислушиваясь, не услышали ли дети.
— Прости, — прошептала она. — Я не могу так. Не могу принять это. Ты просишь слишком многого.
— Я не прошу. Я понимаю, что не имею права просить. Но я не могу бросить его, Надя. Не могу.
Они сидели в тишине. За стеной слышался голос Кати — она что-то объясняла Денису про конструктор. Обычные детские звуки в совершенно ненормальной ситуации.
На следующий день начались настоящие проблемы. Позвонили из органов опеки: кто-то из соседей Тамары сообщил о ребёнке, оставшемся без матери. Молодая женщина с острым взглядом приехала к ним домой, долго разговаривала с Григорием, осматривала квартиру, задавала вопросы.
— Вы указаны в свидетельстве о рождении как отец, — сказала она, листая документы. — Но вы не состояли в браке с матерью ребёнка и не проживали вместе. Это усложняет ситуацию.
— Я хочу оформить опеку, — твёрдо сказал Григорий. — Это мой сын.
Женщина посмотрела на Надежду.
— А вы? Вы согласны принять этого ребёнка в семью?
Надежда почувствовала на себе взгляды Григория, представительницы опеки, даже Кати, которая выглянула из комнаты.
— Да, — услышала она свой голос. — Согласна.
Когда женщина ушла, Григорий подошёл к Надежде.
— Спасибо.
— Не благодари. Я сделала это ради ребёнка, не ради тебя.
Но проблемы только начинались. Вечером позвонила свекровь, Зинаида Петровна. Голос у неё был ледяным.
— Гриша всё мне рассказал. Про мальчика, про эту женщину. Я еду к вам.
Она приехала утром — маленькая, сухонькая, с поджатыми губами и жёстким взглядом. Надежда знала этот взгляд: так свекровь смотрела, когда была чем-то крайне недовольна.
— Где он? — спросила Зинаида Петровна с порога.
— Дети в комнате, — ответила Надежда. — Может, сначала поговорим?
— Потом. Сначала хочу увидеть.
Она прошла в детскую, не снимая пальто. Надежда и Григорий переглянулись и пошли следом. Катя и Денис сидели на полу, строя башню из кубиков. Мальчик поднял голову, увидел незнакомую старую женщину и прижался к Кате.
Зинаида Петровна долго смотрела на него. Лицо её было непроницаемым.
— Вылитый Гришка в детстве, — наконец сказала она. — Одно лицо.
Денис смотрел на неё настороженно.
— Я твоя бабушка, — сказала Зинаида Петровна. — Будешь звать меня баба Зина. Понял?
Мальчик кивнул.
Когда они вышли из комнаты, свекровь повернулась к сыну.
— Ты опозорил семью. Изменил жене, прижил ребёнка на стороне, врал семь лет. Я тебя таким не воспитывала.
Григорий молчал, глядя в пол.
— Но мальчик — кровь от крови нашей. Бросить его грех ещё больший. Так что разбирайтесь, — она посмотрела на Надежду. — Ты, Надюша, святая женщина, что терпишь этого?
Она не договорила, махнув рукой.
После её отъезда Надежда почувствовала странное облегчение. Свекровь, при всей своей жёсткости, встала на её сторону. Это было важно. Но главное испытание было ещё впереди.
На четвёртый день Катя пришла из школы сама не своя. Бросила рюкзак в угол, ушла в свою комнату и заперлась. Надежда постучала.
— Катя, что случилось?
Молчание.
— Уйди.
Такого раньше не бывало. Катя никогда не грубила матери.
Вечером, когда Денис уснул, Надежда снова попыталась поговорить с дочерью. На этот раз Катя открыла дверь — глаза красные, лицо опухшее от слёз.
— Мама, это правда, что Денис мой брат?
Земля ушла из-под ног.
— Кто тебе сказал?
— Девочки в классе. Их мамы говорят, что папа нам изменил, что у него есть другой ребёнок. Это правда?
Надежда села на кровать дочери. Руки дрожали.
— Да, — сказала она. — Это правда. Денис твой брат. Сводный брат.
Катя смотрела на неё огромными глазами.
— Значит, папа плохой? Он нас обманывал?
Как объяснить ребёнку предательство? Как рассказать о взрослых грехах детскими словами.
— Папа совершил ошибку. Большую ошибку. Но он любит тебя. И он… — Надежда запнулась. — Он не плохой человек. Просто иногда хорошие люди делают плохие вещи.
— А Денис? Он тоже ошибка?
— Нет. Денис просто ребёнок. Как ты. Он ни в чём не виноват. У него умерла мама, и ему очень плохо сейчас. Ты же видишь, какой он грустный?
Катя кивнула.
— Он почти не разговаривает. И плачет ночью. Я слышала.
— Вот видишь. Ему нужна семья. Нужны люди, которые о нём позаботятся.
— И это будем мы?
— Да. Если ты согласна.
Катя долго молчала. Потом спросила:
— А ты папу простишь?
Надежда не знала ответа. Она обняла дочь, прижала к себе, чувствуя запах детского шампуня и что-то новое — запах взросления, которое пришло слишком рано.
— Не знаю, солнышко. Ещё не знаю.
Прошёл месяц. Странный, тягучий месяц, в котором каждый день был похож на предыдущий и одновременно не похож ни на что из прежней жизни. Денис постепенно оттаивал. Начал разговаривать — сначала шёпотом, потом громче. Начал есть нормально, а не ковырять еду вилкой. Начал улыбаться — редко, робко, но всё же.
Катя взяла над ним негласное шефство: водила в школу, забирала из садика, куда его временно устроили, учила читать по слогам. Надежда смотрела на них и не понимала собственных чувств. Злость на Григория никуда не делась — она просто притупилась, ушла вглубь, как осколок, который врастает в тело. Но к Денису она не могла испытывать ненависть. Он был ребёнком — испуганным, одиноким, потерявшим мать. И он так старался понравиться, так боялся, что его прогонят.
— Тётя Надя, я помою посуду, — говорил он каждый вечер.
— Тётя Надя, я уберу игрушки.
— Тётя Надя, я не буду мешать.
От этого «не буду мешать» у неё сжималось сердце. Маленький ребёнок не должен так говорить. Не должен бояться занимать место в чужом доме.
Григорий жил у брата Павла, приходил каждый день, помогал с детьми, чинил что-то по дому, готовил ужин. Они с Надеждой почти не разговаривали — только по делу, короткими фразами. Но он был рядом, и это что-то значило. Или не значило — Надежда сама не могла разобраться.
Опека одобрила временное размещение Дениса в семье. Документы на постоянную опеку были в процессе оформления. Григорий мотался по инстанциям, собирал справки, стоял в очередях. Впервые за годы он занимался чем-то, кроме работы.
А потом всё рухнуло. Однажды вечером позвонил незнакомый мужчина.
— Надежда Владимировна. Меня зовут Константин. Я… я был мужем Тамары.
Надежда едва не выронила телефон.
— Мужем?
— Бывшим мужем. Мы развелись четыре года назад. Но Денис… Денис мой сын. По документам — мой. Я записан в свидетельстве о рождении как отец.
— Это невозможно. Григорий…
— Григорий — биологический отец. Но официально — я. Тамара не хотела скандала, не хотела разрушать вашу семью. Она попросила меня…
Он замолчал.
— Это не важно. Важно то, что я имею право на… ребёнка. И я хочу его забрать.
Надежда почувствовала, как холодеют руки.
— Вы не появлялись четыре года. Где вы были, когда Тамара умирала? Где вы были, когда Денис плакал в больнице?
— Я был за границей. Работал. Только вчера узнал о смерти Тамары. Послушайте, я не хочу скандала. Но этот ребёнок мой по закону. Я заберу его.
Он повесил трубку.
продолжение