Серый октябрьский рассвет с трудом пробивался сквозь плотные шторы, окрашивая спальню в унылые, пыльные тона. Елена лежала с открытыми глазами и слушала тишину. Тишина в это утро должна была быть праздничной, звенящей от предвкушения. Ведь сегодня, согласно календарю, обведенному красным маркером, был день её свадьбы. Но вместо радостного волнения в груди ворочался тяжелый, холодный камень.
На стуле, похожем на привидение в полумраке, висело белоснежное платье. Чехол был расстегнут, и кружево лифа, расшитое мелким бисером, тускло поблескивало, словно подмигивало: «Ну что, доигралась?».
Лена села на кровати, спустила ноги на пушистый ковер. Квартира была её гордостью. Двушка в хорошем районе, которую она за пять лет превратила из «убитой бабушкиной квартиры» в картинку из журнала. Настенные часы на кухне ритмично тикали, словно спокойное сердце этого дома, но сегодня этот звук казался отсчетом до катастрофы. Каждый уголок здесь был выстрадан и вылюблен. И именно эти стены стали причиной того, что сейчас, за три часа до регистрации, она не бежала в душ, напевая марш Мендельсона, а сидела, обхватив плечи руками.
Всё началось полгода назад, когда в её жизни появился Игорь. Внимательный, спокойный — идеальный герой романа. Единственным нюансом была его мама — Галина Петровна, женщина необъятная и громкая, как грозовая туча.
Лена надеялась, что расстояние в пять остановок метро станет надежным буфером между их семьями. Как же она ошибалась.
Тревожные звоночки звенели всё лето: то отмененные свидания ради маминых грядок, то урезанный бюджет свадьбы ради маминых новых зубов. Но катастрофа разразилась за неделю до торжества.
Был вечер вторника. Лена вернулась с работы и в прихожей споткнулась о коробки. Чужие, пыльные картонные горы громоздились посреди коридора, грубо нарушая идеальную геометрию её пространства и перекрывая проход в гостиную. Из кухни доносился тяжелый, маслянистый запах жареного лука, впитавшийся, казалось, в самые стены.
На кухне по-хозяйски расположилась Галина Петровна, а Игорь стоял у плиты.
— О, невеста явилась! — провозгласила свекровь. — А мы тут хозяйничаем. У тебя в холодильнике мышь повесилась, а мужика, Леночка, мясом кормить надо!
Лена медленно поставила сумку.
— Добрый вечер. Игорь, что это за коробки?
Игорь вытер руки полотенцем, вид у него был виноватый, но решительный:
— Леночка, тут такое дело… Мама квартиру свою продает. Деньги — в новостройку на этапе котлована, это отличная инвестиция.
— А пока дом строится — что? — голос Лены стал ледяным.
— А пока я поживу у вас! — радостно закончила Галина Петровна, откусывая баранку. — Квартира у тебя просторная. А я тут приберу, приготовлю, за уютом прослежу.
У Лены пол ушел из-под ног. Перед глазами пронеслись картины будущего: запах жареного лука по утрам, бесконечные советы, включенный на полную громкость телевизор и полное отсутствие личного пространства. В её квартире. В её крепости.
— Нет, — сказала она тихо. — Галина Петровна не будет жить с нами. Это исключено.
Галина Петровна с шумом опустила чашку.
— Игорек, ты слышишь? — её голос взвыл сиреной. — Меня, родную мать, выгоняют на улицу! Вот она, благодарность!
Игорь метнулся к матери с корвалолом:
— Лена, прекрати! Сделка уже завтра! Ей нужно освободить жилплощадь!
— Пусть снимает квартиру, — твердо отрезала Лена. — У неё будут деньги с продажи. Но жить здесь, в одной квартире — нет.
— Снимать?! — взвизгнула свекровь. — Чужим людям деньги отдавать? Ты, деточка, видимо, деньгам счёта не знаешь! Транжира! На тряпки свои тратить — пожалуйста, а матери угол выделить — жалко! Змею пригрел, Игорек!
Игорь выпрямился и посмотрел на Лену. В его глазах не было любви — только холодное упрямство обиженного мальчика.
— Лена, прекрати истерику, — он сделал шаг вперед, нависая над ней. — Это моя мать. И она будет жить с нами столько, сколько потребуется. Это не обсуждается.
— Это моя квартира, Игорь, — напомнила Лена. — И здесь обсуждается всё, что касается проживания посторонних людей.
Галина Петровна картинно схватилась за сердце. Спектакль был в разгаре. Лена смотрела на них и чувствовала, как внутри умирает любовь.
— Выбирай, Игорь. Либо мы сейчас ищем маме жилье, либо ты собираешь свои вещи и уезжаешь вместе с ней.
Повисла тишина, слышно было только, как капает вода из крана.
— Ты меня выгоняешь? — тихо спросил он.
— Я защищаю свой дом. Я хочу быть хозяйкой на своей кухне. Я хочу ходить по дому в нижнем белье, если мне захочется. Я выходила замуж за тебя, а не удочеряла твою маму.
Игорь сузил глаза. Он был уверен в победе: платье куплено, гости приглашены, деньги в ресторане оплачены. Страх общественного мнения должен был сломать её.
— Значит так, — он чеканил каждое слово. — Или мама с нами, или свадьбы не будет. Я не брошу мать ради твоих капризов. Решай прямо сейчас.
Лена посмотрела на него. Перевела взгляд на Галину Петровну, которая, прищурившись, уже прикидывала, куда переставит Ленин любимый фикус.
— Хорошо. Я поняла твою позицию.
— Вот и умница, — расслабился Игорь.
— Нет, ты не понял. Я выбираю вариант «свадьбы не будет». Забирай маму, забирай коробки и уходи.
Игорь застыл с чайником в руке.
— Ты шутишь? Послезавтра свадьба! Ты хочешь опозориться на весь город? Брошенная невеста?
— Лучше быть брошенной невестой один день, чем несчастной женой всю жизнь, — ответила она. — И я не брошенная. Это я тебя бросаю. Потому что ты женат на своей маме.
...Когда за ними захлопнулась дверь, Лена сползла по стене. Она плакала не по Игорю, а по своей разрушенной мечте и потерянному времени.
А потом были три дня тишины и методичной уборки квартиры. Она вычищала каждый сантиметр от следов его присутствия.
И вот наступило субботнее утро. День несостоявшейся свадьбы.
В квартире было чисто и тихо. Никакого запаха лука. Телефон на столе ожил. На экране высветилось: «Игорь».
У ЗАГСа в это время Игорь нервно теребил увядающий букет. Рядом, в блестящем платье с люрексом, возвышалась Галина Петровна, громко вещая гостям:
— Ничего, пробки! Невесты всегда цену набивают! Приедет, никуда не денется. В тридцать-то лет женихами не разбрасываются!
В 10:55 Игорь не выдержал и позвонил.
— Лена! Ты где?! Мы все здесь! Регистратор ждет!
Лена подошла к зеркалу. Из отражения на неё смотрела спокойная женщина в пижаме с котиками.
— Здравствуй, Игорь. Свадьбы не будет.
— Ты... ты серьезно?
— Да. Я дома. Пью кофе.
— Лена, не дури! Здесь люди! Ты меня позоришь! — заорал он в трубку. — Приезжай немедленно, я всё прощу! Мама будет жить с нами, но мы всё решим!
— Мне нечего решать, Игорь. Я не приеду. Никогда. И скажи маме, чтобы она не волновалась — моя жилплощадь в безопасности.
Она нажала «отбой» и заблокировала номер.
Игорь опустил телефон, глядя на него, как на смертный приговор.
— Она не приедет, мам.
— Как не приедет? — ахнула Галина Петровна. — Ах, негодяйка! Ну и черт с ней! Пойдем, сынок. Найдем мы тебе хорошую девочку. Послушную, с квартирой, без гонора. А эта… пусть кукует одна.
И она потащила его прочь от дверей ЗАГСа. Он должен был войти туда мужем, а уходил — вечным сыном.
А Лена в это время достала свадебное платье. Она аккуратно упаковала белоснежное облако обратно в чехол. Ей было жаль потраченных денег, но свою жизнь, которую она могла бы сломать, надев это платье, было жаль гораздо больше.
Затем она подошла к окну и распахнула шторы. Солнечный луч упал на пол — туда, где еще недавно стояли пыльные коробки. Теперь там было пусто. И эта пустота была самой прекрасной вещью на свете.
В дверь позвонили — доставка привезла новый диван. Ярко-бирюзовый. Тот, который выбрала она сама, а не тот, который «практично» советовал Игорь.
Она не стала женой. Она не стала невесткой. Она осталась собой. И это была её главная победа.
Вечером подруга разливала шампанское:
— Ну что, за развод до свадьбы?
— Нет, — улыбнулась Лена. — За новоселье. Я сегодня наконец-то выселила из своей жизни лишних людей.
Где-то на другом конце города, в тесной съемной однушке, Игорь лежал на диване и слушал, как мать кого-то отчитывает по телефону. Он смотрел в потолок и думал о том, что завтра придется объяснять коллегам отсутствие кольца. И о том, что борщ, который варит мама, почему-то перестал казаться ему вкусным. Он был слишком жирным и отдавал безысходностью.
Но это была уже не Ленина история. Её настоящая жизнь только начиналась.