— Ты что, совсем обнаглела? Думаешь, раз кольцо на пальце, так тебе тут всё дозволено?
Голос Светланы Павловны прорезал тишину квартиры, словно лезвие. Я замерла у порога кухни, сжимая в руках сумку. Свекровь стояла посреди комнаты — массивная, с крашеными рыжими волосами, уложенными в тугую волну, в красном вязаном свитере, купленном на распродаже. Её лицо, обычно такое холёное и надменное, сейчас исказилось от злости.
— Я просто пришла... — начала было я.
— Просто пришла! — передразнила она, скривив губы. — Явилась, значит. А я тебя звала? Это моя квартира, между прочим. Мой Данилка здесь вырос, а ты кто такая вообще?
Три месяца. Всего три месяца мы были женаты с Даниилом, и каждый день превращался в испытание. Свекровь не принимала меня с первой встречи — тогда, на их семейном ужине, она оглядела меня с ног до головы и поджала губы так, будто увидела что-то неприятное на подошве своей туфли.
— Светлана Павловна, я купила продукты на ужин, хотела приготовить...
— Приготовить? — её голос взлетел на октаву выше. — Ты? Да ты у себя-то готовить умеешь или только по кафешкам с подружками болталась?
Я опустила пакет на пол. Внутри что-то глухо стукнуло — наверное, банка с огурцами. Хотелось развернуться и уйти, захлопнуть за собой дверь и больше никогда сюда не возвращаться. Но это был наш дом. Наш с Даниилом. Хотя иногда казалось, что его мать так не считает.
— Я умею готовить, — тихо сказала я. — И Даниил...
— Данилка! — отрезала она. — Для тебя он Данилка, а не какой-то там Даниил! Я его родила, я его вырастила одна, без всякого мужика! Знаешь, каково это? А ты явилась тут, с твоими манерами, с твоей учёностью поганой...
Училась я в педагогическом, работала в школе — обычная учительница русского языка. Но для свекрови это было поводом для постоянных колких замечаний. "Интеллигентка выискалась", "Книжки читает, а в жизни ни черта не смыслит", "Нос задрала, думаешь, ты лучше всех?"
Я молчала. Научилась молчать за эти месяцы. Любое слово могло стать поводом для новой волны обвинений.
— И вообще, — Светлана Павловна подошла ближе, я почувствовала запах её духов — приторно-сладкий, въедливый, — ты мне объясни, почему до сих пор ничего? Три месяца прошло!
Я не сразу поняла, о чём она. А когда поняла, внутри всё похолодело.
— Что ничего? — выдавила я.
— Не прикидывайся дурочкой! Живот-то где? Или ты что, бесплодная? — она прищурилась, разглядывая меня, как бракованный товар. — Я так и знала. С первого взгляда видно было — хилая какая-то, нездоровая.
— Это не ваше дело, — я попыталась пройти мимо, но она загородила дорогу.
— Ещё как моё! Я хочу внуков! Мне уже пятьдесят восемь, понимаешь? Когда мне их увидеть, если ты тут бездельничаешь?
Слово "бездетная" она произнесла потом, позже, в тот вечер, когда Даниил пришёл с работы. А сейчас просто смотрела на меня с таким презрением, что хотелось провалиться сквозь землю.
Я вспомнила наш медовый месяц — поездку в Сочи, где мы гуляли по набережной и строили планы. Даниил говорил, что хочет троих детей, а я смеялась и целовала его в щёку. Тогда всё казалось таким простым и радостным. Но он не говорил, что его мать будет жить с нами. Что она каждый день будет приходить со своим ключом, проверять, помыта ли посуда, убрана ли постель, не слишком ли много я трачу на еду.
— Где Данилка? — свекровь обвела кухню взглядом, будто сын мог спрятаться за холодильником.
— На работе ещё.
— Конечно, работает! Как вол ломается, чтобы тебя содержать! А ты что? Учительница... Копейки получаешь. Ему бы нормальную жену найти, из приличной семьи, чтоб и приданое было, и помощь родительская...
Я сжала кулаки. Мой отец умер пять лет назад, мама жила в другом городе на пенсию. Из приличной семьи, значит. У Светланы Павловны была трёшка в старом доме на окраине, она работала бухгалтером в какой-то конторе и считала себя королевой.
— Я вас попрошу...
— Просить? Меня? Да ты смотри какая! — она фыркнула. — Слушай, Ульяна, я тебе по-хорошему говорю. Данилке нужна жена настоящая. Хозяйственная, здоровая, чтоб и дом вести могла, и детей нарожать. А ты что? Худая, бледная, вечно с книжками своими...
Она замолчала, прислушиваясь. В замке щёлкнул ключ — Даниил вернулся. Свекровь мгновенно изменилась в лице, расплылась в улыбке.
— Данилочка! Сыночек! — она бросилась к двери. — Ты как, устал небось? Иди, иди, я тебе сейчас покушать разогрею!
Я стояла на кухне, глядя на пакет с продуктами, и думала — сколько ещё я смогу это выносить? Даниил любил меня, я знала это. Но он любил и свою мать. И каждый раз, когда я пыталась заговорить о её поведении, он отмахивался: "Она просто волнуется. Ты пойми, я у неё один. Потерпи немного."
Немного... А что такое немного? Месяц? Год? Всю жизнь?
Вечером, когда мы остались вдвоём — Светлана Павловна, наконец, ушла к себе, — я попыталась снова.
— Даня, нам нужно поговорить.
Он сидел на диване, уткнувшись в телефон, усталый, с синяками под глазами.
— Не сейчас, Уль. У меня сложный день был.
— Но твоя мама...
— Уля, пожалуйста, — он поднял на меня взгляд, и в нём я увидела раздражение. — Не начинай опять. Мама всё делает из лучших побуждений.
Из лучших побуждений. Эта фраза стала его любимой отговоркой. И я снова промолчала, прошла в спальню, легла на кровать и уставилась в потолок. Где-то там, этажом выше, жила соседка с двумя детьми — слышно было, как они бегают, смеются. А я лежала и представляла, каково это — быть счастливой матерью в своём доме, где никто не стоит над душой, не подсчитывает каждый твой шаг.
На следующий день свекровь явилась к обеду. Без предупреждения, как всегда. У неё был припасён ключ, и она считала это абсолютно нормальным — входить в нашу квартиру когда вздумается.
— Ты, Ульяна, совсем о муже не думаешь, — начала она с порога. — Посмотри, как тут пыльно! И цветы не политы! Позор просто!
Я как раз проверяла тетради — стопка лежала на столе. Красная ручка замерла в руке.
— Я вчера убиралась, — сказала я ровно.
— Вчера? А сегодня что, руки отвалились? Дом требует постоянного внимания! — она прошлась по комнате, провела пальцем по подоконнику, посмотрела с видом следователя. — Вот! Видишь?
Я ничего не видела. Там не было пыли. Но спорить было бесполезно.
— Светлана Павловна...
— И хватит уже меня так официально называть! Я тебе не начальница какая-нибудь! Мама я, мама!
Назвать её мамой... Я скорее язык проглочу.
В тот вечер всё и случилось. Даниил пришёл домой раньше обычного, застал нас на кухне — я резала салат, свекровь что-то вынюхивала в холодильнике, критикуя каждый продукт.
— Данилка, милый, ты вовремя! — она повернулась к сыну. — Тут нам нужно серьёзно поговорить.
Он повесил куртку, прошёл на кухню, и я увидела, как его лицо стало настороженным.
— О чём, мам?
— О вашей жизни. О будущем. — Светлана Павловна выпрямилась, сложила руки на груди. — Сынок, тебе не кажется странным, что вы уже три месяца женаты, а Ульяна до сих пор... ну, ты понимаешь.
Даниил посмотрел на меня. Я опустила нож.
— Мам, это наше дело, — сказал он тихо.
— Твоё дело — моё дело! Я хочу внуков! И если она не может... — свекровь ткнула пальцем в мою сторону, — так зачем тебе такая жена?
— Проваливай отсюда, бездетная! — голос свекрови взвился до крика. — Мой сынок найдёт себе здоровую и добротную жену!
Тишина. Я слышала только стук собственного сердца. Даниил стоял, открыв рот, но ничего не говорил. Просто стоял и молчал. И это молчание было страшнее любых слов.
— Мам, ты того... — он наконец выдавил из себя.
— Я чего? Правду говорю! — Светлана Павловна разошлась не на шутку. — Думаешь, я не знаю? Вот у Вальки с работы невестка — сразу забеременела! А эта что? Три месяца ходит, живот плоский! Значит, бесплодная она, вот что! Или не хочет! Может, карьеристка, да?
Я схватила сумку. Руки дрожали так, что едва смогла застегнуть молнию.
— Уля, подожди... — Даниил шагнул ко мне, но я уже летела к двери.
— Вот и проваливай! — кричала вслед свекровь. — Нечего тут делать!
Я выскочила на лестничную площадку, сбежала вниз, выбежала на улицу. Декабрьский вечер окутал меня холодом, но я не чувствовала ничего, кроме жгучей обиды. Телефон разрывался от звонков — Даниил, конечно. Я сбросила вызов.
Ноги сами понесли меня к магазину на соседней улице — там работала моя бывшая одноклассница Варвара. Нужно было купить что-то, отвлечься, просто побыть среди людей.
В магазине было душно и людно. Очередь к кассам растянулась почти до входа. Я взяла корзинку, машинально положила туда йогурт, пачку печенья. Думала только о том, что делать дальше. Уйти? Но куда? К маме в другой город? Но это же капитуляция. Признание поражения.
— Ульян, ты? — раздалось сзади.
Я обернулась. Это была Варя. Она стояла в своей синей форме продавца, но не одна. Рядом с ней была её мать — Римма Степановна. Полная женщина с крашеными белыми волосами и золотыми серьгами размером с чайное блюдце.
— А, это ты... — Римма Степановна окинула меня взглядом, и я увидела в её глазах что-то нехорошее. — Данилкина-то женушка.
— Здравствуйте, — я попыталась пройти мимо.
— Погоди, погоди! — она преградила путь, упёрла руки в бока. — Я Светке звонила только что. Она мне всё рассказала. Как ты её оскорбила!
Что? Я её оскорбила?
— Это неправда...
— Ещё споришь! — Варвара включилась в разговор, и голос у неё был такой же злой, как у матери. — Светлана Павловна — святой человек! Одна сына подняла! А ты явилась, бесплодная...
Слово прозвучало так громко, что несколько покупателей обернулись. Я чувствовала, как краснеет лицо.
— Откуда вы... это ваше дело вообще? — я попыталась сохранить спокойствие.
— Ещё как наше! — Римма Степановна придвинулась ближе, я почувствовала запах дешёвых духов и сигарет. — Мы Светку знаем сто лет! Она для нас как сестра! И видеть не можем, как над ней издеваются!
Покупатели вокруг начали активно интересоваться происходящим. Кто-то достал телефон — снимать, наверное. Я стояла посреди магазина, и мне некуда было деться.
— Мам, да ладно тебе, — Варвара вдруг взяла другой тон, помягче. — Может, она и не виновата. Может, правда больная. Лечиться надо.
— Лечиться! — подхватила Римма Степановна. — Вот правильно! А то бедный Данилка мучается! Знаешь, сколько у него седых волос появилось за три месяца?
Я не знала. И знать не хотела. Хотелось просто исчезнуть.
— У меня дочка, между прочим, — Римма Степановна повысила голос, обращаясь уже не только ко мне, но и к собравшимся зевакам. — Олеся! Красавица! И главное — здоровая! Уже двоих родила! Вот бы Данилке такую...
— Мама! — Варвара одёрнула её, но глаза смеялись.
— Что мама? Я правду говорю! Света мне вчера жаловалась — может, им развестись пора? Пока совсем молодые, пока не поздно!
Развестись. Слово повисло в воздухе. Я поняла вдруг, что это не случайная встреча. Свекровь позвонила Римме сразу после скандала. Специально. Чтобы те тоже вставили своё слово, надавили, добили.
— Я пошла, — я бросила корзинку прямо на пол. Йогурт выкатился, покатился куда-то под стеллаж.
— Вот хамка! — крикнула мне вслед Римма Степановна. — Светка правду говорит — невоспитанная! Света, кстати, приглашала нас завтра к себе. Будем обсуждать... ситуацию. Данилку тоже позовём. Без жены.
Я выскочила на улицу. Без жены. Значит, собираются решать за меня. Обсуждать мою жизнь за моей спиной. Телефон снова завибрировал — Даниил писал: "Где ты? Вернись, поговорим". Поговорим. Он всегда хотел говорить, но ничего не менялось.
Я шла по тёмным улицам, и в голове роился один вопрос — неужели я правда должна уйти? Неужели любовь стоит таких унижений? Три месяца. Всего три месяца, а я уже еле держусь. Что будет через год? Через пять лет? Если вдруг правда не смогу забеременеть — что тогда? Свекровь окончательно меня съест заживо, а Даниил будет молчать, как сегодня. Молчать и просить потерпеть.
На скамейке у подъезда сидела пожилая соседка — тётя Надя, всегда приветливая, всегда с улыбкой. Увидела меня, подозвала.
— Девочка, ты чего такая расстроенная? — она посмотрела с участием.
Я хотела ответить, что всё нормально, но вместо этого села рядом и заплакала. Просто заплакала, уткнувшись в ладони. Тётя Надя молчала, только гладила меня по спине.
— Свекровь, да? — наконец спросила она. — Я слышала, как она орала сегодня. Весь дом слышал, наверное.
Я кивнула, не поднимая головы.
— Знаешь что я тебе скажу? — тётя Надя вздохнула. — Такие женщины не меняются. Я сама через это прошла. Тридцать лет назад. И знаешь, что помогло? Только одно — твёрдость. Либо муж встаёт на твою сторону, либо ты уходишь. Золотой середины не бывает.
Твёрдость. Я всегда была мягкой, уступчивой. Может, именно поэтому Светлана Павловна так разошлась?
Телефон снова ожил — теперь звонила мама. Наверное, Даниил ей позвонил. Я сбросила звонок и поднялась.
— Спасибо, — прошептала я тёте Наде.
— Держись, дочка. И помни — ты никому ничего не должна. Даже мужу.
Я поднялась в квартиру только к полуночи. Специально ждала, пока свекровь уйдёт. В прихожей горел свет, Даниил сидел на диване, ссутулившись. Увидел меня — вскочил.
— Где ты была? Я с ума сходил!
— Гуляла, — я сняла куртку, повесила на крючок. — Думала.
— Уля, прости, пожалуйста... мама погорячилась, она не хотела...
— Стоп, — я подняла руку. — Даня, скажи честно. Ты на чьей стороне?
Он замер. В его глазах я увидела растерянность, боль, но не ответ.
— Я не могу выбирать между вами...
— Значит, выбираешь её, — я прошла в спальню, достала из шкафа сумку, начала складывать вещи.
— Что ты делаешь?! — он метнулся за мной. — Ты же не уйдёшь... Уля, подожди!
— Я устала, Даня. — Голос звучал на удивление спокойно. — Три месяца я терплю унижения. Каждый день. Твоя мать входит сюда, когда хочет. Говорит, что хочет. А ты молчишь. Сегодня она назвала меня бесплодной при тебе. И ты опять промолчал.
— Я не знал, что сказать!
— Вот именно. Не знал. — Я застегнула сумку, посмотрела на него. — А я знаю. Нужно было сказать: "Мама, это моя жена, и если ты не будешь уважать её, больше не приходи". Но ты этого не сказал. И никогда не скажешь.
Даниил стоял, будто его ударили. Лицо побелело, губы дрожали.
— Я люблю тебя...
— Я тоже люблю тебя, — сказала я тихо. — Но любви недостаточно. Нужно ещё уважение. И защита. А у нас этого нет.
Я взяла сумку, направилась к двери. Он схватил меня за руку.
— Уля, не надо... дай мне шанс! Я поговорю с мамой, всё исправлю!
— Сколько раз ты уже это обещал?
Он молчал. Потому что знал ответ. Десятки раз. И ничего не менялось.
— Я поеду к маме, — сказала я. — Мне нужно время подумать. О нас. О том, есть ли у нас будущее.
— А как же работа? Школа?
— Попрошу отпуск за свой счёт. Или вообще уволюсь. Не знаю пока.
Я вышла за дверь. Даниил не пошёл за мной. Просто стоял на пороге, и я слышала, как он тихо плачет. Мне тоже хотелось плакать, но слёз не было. Только пустота внутри и странное чувство облегчения.
На вокзале пришлось ждать утреннего поезда. Я сидела на жёсткой скамейке, пила остывший кофе из автомата и листала телефон. Сообщения от Даниила шли одно за другим. "Вернись", "Я всё исправлю", "Без тебя не могу". Потом пришло сообщение от незнакомого номера: "Правильно делаешь, что уходишь. Данилка заслуживает лучшего". Римма Степановна, наверное. Или сама свекровь с чужого телефона.
Я заблокировала номер и выключила интернет.
В поезде напротив меня села женщина лет сорока с девочкой. Девочка читала книжку, женщина смотрела в окно. На безымянном пальце у неё не было кольца, но по лицу было видно — она спокойна. Не измучена, не сломлена. Просто живёт.
— Извините, — не выдержала я. — Можно спрошу... вы замужем?
Женщина удивлённо посмотрела на меня, потом улыбнулась.
— Была. Развелась семь лет назад.
— И... не жалеете?
— Ни секунды, — она кивнула на дочку. — Мы живём вдвоём. И знаете что? Мы счастливы. Потому что никто не говорит мне, что я плохая мать или плохая хозяйка. Никто не указывает, как мне жить.
Я кивнула. Мне стало легче.
Мама встретила меня на перроне. Обняла крепко, ничего не спрашивая. Только дома, когда мы сели пить чай, тихо сказала:
— Расскажешь, когда будешь готова.
И я рассказала. Всё. Про свекровь, про унижения, про молчание Даниила. Мама слушала, держала меня за руку.
— Доченька, — сказала она наконец. — Ты сделала правильно, что уехала. Иногда нужно расстояние, чтобы понять, что действительно важно.
— Но я же люблю его...
— Любовь — это не только чувства. Это ещё и поступки. Если человек любит тебя, он защищает тебя. Всегда. От всех. Даже от собственной матери.
Я провела у мамы неделю. Гуляла по городу, встречалась со старыми друзьями, думала. Даниил звонил каждый день, просил вернуться, клялся, что поговорил со Светланой Павловной, что та обещала измениться.
На седьмой день я ответила на звонок.
— Даня, я вернусь. Но при одном условии.
— Любом! Говори!
— Твоя мать больше не заходит в нашу квартиру без приглашения. Никогда. Ты забираешь у неё ключи. И если она хоть раз оскорбит меня — хоть раз — мы расстаёмся навсегда. Без разговоров.
Долгая пауза.
— Я... не знаю, как она отреагирует...
— Даня, это не обсуждается. Либо так, либо я не возвращаюсь. Выбирай.
Ещё одна пауза. Я почти видела, как он мечется, как борется внутри себя.
— Хорошо, — выдохнул он наконец. — Хорошо. Я сделаю это.
— Тогда увидимся послезавтра.
Я положила трубку. Мама смотрела на меня с гордостью.
— Молодец. Наконец-то поставила условия.
— Не знаю, выполнит ли он их, — призналась я.
— Тогда узнаешь правду. И сможешь принять решение. Но главное — ты больше не жертва. Ты борец.
Борец. Странное слово для такой ситуации. Но, наверное, правильное. Я ехала обратно с тяжёлым сердцем, но с прямой спиной. Что будет дальше — покажет время. Сумеет ли Даниил отстоять наши отношения? Смирится ли Светлана Павловна? Или моя история с ним закончится так и не начавшись по-настоящему?
Я не знала ответов. Знала только одно — больше терпеть унижения не буду. Никогда. Ни от кого. Даже если это будет стоить мне семьи.