Из рубрики "Не выдуманные истории"
Часть 11.1 – Предвестники войны
В тот предвоенный год уже не спокойно было, чувствовали люди, что назревает неладное. Призывали мужиков на подготовку, а потом приходили они израненные, измученные, кто без руки, кто без ноги. Ничего не рассказывали - Военная тайна.
Старики говорили война будет. Только откуда ее ждать? С Германией подписан пакт о ненападении.
Тут все понятно, но как быть с тем, что то тут, то там люди стали сталкиваться с необъяснимыми явлениями.
Однажды Тихон поздно ночью возвращался домой, через лес дорога проходила. Был он, немного выпивши, навеселе, а чтобы не скучно было пел песни. Ничего он не боялся. Луна светила, сова ухала, лягушки квакали в пруду, все привычно.
Вдруг на перекрестке, на повороте к деревне увидел женщину. Сидела она на большом камне, который лежал на обочине. Жутковато стало Тихону. Ночью то откуда женщина?
Ну, думает перепил, а сам поближе подъезжает. А женщина плачет, рыдает в голос, а сама голышом. Волосы длинные наготу прикрывают, на руках ребёнок новорождённый.
Как завороженный смотрел на неё Тихон, дар речи пропал. Руку то протянул к ней, а она исчезла. Не помня себя, летел до дому. Приехал бледный, пот по лицу бежит и рассказал, про видение то свое.
«Ну», - говорит бабоньки допился я похоже.
«Да нет», - говорит матушка, - «быть беде, перед гражданской войной подобное было. Матушка земля оплакивает так сынов своих».
Не кому не рассказывали, но сильное беспокойство не покидало.
Часть 11.2 – Война
А в сорок первом Тихона перебросили на новое место работы. Деревня хоть и не далеко, но опять переезд и казенное жилье. Начальство, предупредило, что не надо с собой брать ничего, только пожитки. Но расставаться с новым домом, с соседями односельчанами ох, как не хотелось. Тихону права выбора не давали.
Мама ходила к начальству, чтобы добиться разрешение на перевоз сруба, но неизвестно почему получила отказ. Мотивировали тем, что жилье у нас есть, хоть и казённое, но добротное, а дом можете продать. Тихон же передовой работник и не гоже ему сосредотачиваться на единоличном хозяйстве. Все мы колхозники и государство позаботилось о вашей семье, так, что живите, работайте на благо Родины.
«И знайте», - произнес председатель, звучным голосом, - «Тихон Аверьянович, как солдат на трудовом фронте, куда отправят, там и будет работать».
Но, моя матушка, была не из тех, кто не добивается своего. Ничего сказала, она, придя из сельсовета.
«Завтра в город поеду к самому прокурору» - сказала мать.
И правда ни свет, ни заря отправилась в город, но уже к обеду мы увидели ее фигурку, торопливо идущую по пыльной проселочной дороге.
Эх не вышло дело, решили мы, но мать устало присела на крыльцо и произнесла – «Война.
В городе уже все знают, там уже очереди стоят из добровольцев. Формируют отряды. Скоро и у нас все будет известно».
Я заплакала: «Господи, ну зачем ты допустил эту войну? Ведь только жизнь наладилась, а тут такая беда»
Тихон то в поле был не знал еще. Я же взяла Ленюшку на руки и вместе с матерью и дочерями заторопились к сельсовету, надеясь еще, что все это неправда, что не поняла чего-то матушка, но как по команде люди, как ручейки стекались к сельсовету.
На площади царила тишина кажется, что даже птицы перестали петь и выводить свои трели. Ярко светило солнце. В пыли купались воробьи. Все было так же, как всегда, только люди стали, как один напряжённый организм, как натянутая струна. Все молча ждали.
Наконец включили репродуктор и громкий голос Левитана огласил площадь: «Внимание, внимание, говорит Москва, передаем важное правительственное сообщение. Сегодня, в 4 часа утра Германские войска, без предупреждения войны, атаковали, границы нашей Родины. Началась Великая Отечественная война против фашистских захватчиков. Наше дело правое, враг будет разбит и победа будет за нами!»
И тут раздался громкий крик: «Батюшки, дак и вправду война!»
Все зашумели, запричитали, заголосили.
Мужики с поля приехали баб успокаивают, убеждают, что недолго будет война длиться. Шапками немцев закидаем. Кто они против нас? Самое большое три месяца, и мы этих гадов на место поставим.
Следом Молотов выступил, министр иностранных дел. Много говорил, вспомнил Наполеона, как завоевать хотел и, что из этого вышло. Нет такой страны, что могли одолеть нашу Великую Державу. Призывал объединиться и все силы бросить на борьбу с фашистскими оккупантами. И в конце свою речь закончил, что наше дело правое, враг будет разбит и победа будет за нами!
Мы верили, но никто из нас не мог и подумать, что вместо трех месяцев война продлится три года, десять месяцев и три дня. И погибнет в ней 27 миллионов человек.
А к вечеру уже приехали уполномоченные из военкомата и вручили первые повестки.
Забирали молодых ребят, отслуживших службу в армии и мужчин не достигших 60 лет. В клубе накрывали столы, поили, кормили новобранцев, а на завтра в город, и на войну.
Что и говорить страшные времена пришли. Каждый раз как несли повестки думали только бы не к нам и не моего.
Тихона не взяли, сказали, что такие работники в тылу нужны и дали бронь.
У тетки Марины забрали мужа Андрея и сына Алексея. У Дуни сына старшего, а муж Иван из тюрьмы добровольцем пошел в штрафбат. У сестры Маши мужа Михаила тоже забрали в первые дни войны. Плач и горе в каждом доме. А потом стали приходить похоронки. То в один, то в другой дом шли люди, чтобы поддержать подставить свое плечо. Никто не знал, кто будет следующий.
Часть 11.3 – Голод
В тот год был не урожай. Не родилась ни пшеница, ни картофель, который был вторым хлебом, ни ягода, ни грибы. Положенную норму продуктов надо было отправить на фронт. Пришел голод.
Лошадей всех на фронт забрали. Осенью урожай какой был, на быках убирали.
Мы, конечно, в своей семьей не знали голода, все же Тихона то в 44 забрали. И молоко, и масло с творожком всегда в доме были. Да и хлеб тоже был еще и сестре Маше помогали. Михаила то, мужа ее вскорости, убили, сначала писали, что без вести пропал. Перед боем то, успел письмо отправить, что в бой сложный посылают. И не вернулся. Затем сообщили, что состав, в котором ехали на фронт из-за диверсии сошел с рельс и ушел под воду. Где правда, кто ее узнает? До последних дней ждала Мария своего мужа. Ведь без вести пропал — это не погиб. Может, думала она в плену томиться или за границу ушел.
Осталась Мария с тремя детьми: Кате 12 лет, Коле 11 лет и Верочке 3 годика. Сама то Маня не работала, с детьми дома сидела. Коровку держали, огородик небольшой был, но это с Мишей то, как за каменной стеной она была, а убрали стену и все основание рухнуло. Никто не знал, как жить то? Просто выживали.
Одно горе не ходит, заболела Маня. В больнице то и врачей нет и лекарства, да и детей некуда девать, дотерпела до того, что лопнул аппендицит и перитонит начался. Еле спасли сердешную. Долго в сознание не приходила.
Катя, дочка старшая в 12 лет за хозяйку осталась. Все на себя взяла. Соседи удивлялись, как справляется то девчонка?
Накормить, обстирать детей, корова и огород. Мама-стара, как стали звать бабушку ребятишки раз в неделю, ходила детей проведать, да продукты, какие увезти. Вера то маленькая еще совсем была, по матери скучала, так Катя ее с рук не спускала. А Коля пошел сапоги чистить какая никакая копеечка.
Уйдет, бывало, с утра бабушка, а вечером обратно.
«Да что ж, ты не осталась то, с ребятишками?» - спрашиваю я.
Она удивленно посмотрит на меня и ответит: «А как же Ленюшка?»
А Ленюшка баловнем рос, чуть что не по его, падает на пол да руками, ногами стучит криком заливается. Такую истерику закатит, что все, что он требует, ему тут же поднесут. Боже, упаси заругать его, а не дай Бог, шлепнуть. И я сама, и мама ветру дунуть на него не давали.
Ничего думала я, перерастёт сынок, повзрослеет наберется ума разума. Мал еще, что с него возьмешь?
Часть 11.4 – Эвакуированные
Ко всему человек привыкает, конечно, к хорошему быстрее, но и в плохих условиях приспосабливается. Выживает, как может.
Вот и мы к войне привыкать стали. Все для фронта, все для победы. Как не тяжело было, но ни бомбежек, ни танков, ни немцев мы не видели.
А вот эвакуированных к нам в деревню прислали. Волосы на голове дыбом стояли, когда они немного пришли в себя и рассказывали, что творилось в Ленинграде. Как они бежали и как добирались до нас.
Одно было для меня не понятно, в войну бежали, но зачем-то везли с собой книги, постельное белье, ложки, вилки серебряные, одежду. Конечно, когда уж совсем припекало ехали в город и меняли свой ценный скраб на еду.
Многое нам было не понятно., по-другому мы жили.
К нам определили учительницу, одинокую, потому как у нас семья не маленькая была. Как увидели ее, так и рты пораскрывали. Маленькая худенькая, глаза черные, как вишенки, волосы чёрные в темные в кудри завиваются. На ногах сапожки из кожи да на каблучке, невиданные. А вместо тулупа, что у нас носили, шубка каракулевая, а к ней шапочка. Ну, вылитая артистка!
В школу ее устроили работать. Математику преподавала. Имя отчество тоже необычное было Анна Израилевна. Книг много она с собой привезла, Валюшка моя пристрастилась читать. Только минутка свободная появится, как она уже с книгой. Не понятно нам было, что это за блажь такая.
Но, Анна Израилевна, велела не ругать дочку, так как литература развивает мышление. Вот так и сказала. А им учителям то видней. И правда, посмотрю на девчонок, подростки уж, а все в работе и дома, и на огороде, и в колхозе. Валюшка то в 11 лет уж в поле работала, не уступала взрослым. Крепкая росла девчонка не болела никогда, по сравнению с Верой, та, то похудосочней была. Потому Вере и работу по силам ей давали. Она выполняла домашнюю работу, готовила еду и убирала в доме. Валя же чистила в хлеву, воду носила, хоть и колодец в ограде был, но все же ведра то не маленькие. Так она полнешеньки нальет до краев и ведь не прольет ни капельки.
Вера ровненько училась, хоть и не отличница была, но и не двоечница, а Валя на учебе внимания не уделяла. Кроме литературы ничего ее не интересовало. Анна Израилевна увидела талант в ней и нам говорила не раз: «Необычный у вас ребенок, развивать ее надо».
В кружок ее взяла драматический, который и вела сама. Послушаем ее, учительницу то, да махнем рукой, какое там развитие? Нас то, кто развивал? Ничего не хуже людей.
И вот к седьмому ноября, ко дню революции концерт, да спектакль про Зою Космодемьянскую поставили наши школьники. И наша Валюшка в главной роли.
Афишу повесили. Девчонки суетятся. Вся деревня в клубе собралась. Сначала Полит доклад, затем концерт. Вера на балалайке играет, да частушки поет про Гитлера, обхохочешься. В сценках участвует, весь зал смеется слушает ее, да не отпускают, а она старается, и все на нас отцом поглядывает, смешно ли нам то. А мы стараемся хлопаем ей от души.
А после антракта спектакль. И вот наша Валя вышла на сцену и не узнали мы нашу девочку в гордой несломленной комсомолке. Ни на кого не смотрит, ни у кого одобрения не ищет. Тишина в зале, все замерли, переживают за партизанку, которая попала в лапы врагов. А когда прощальную речь говорить начала, заплакали многие, а потом по одному вставать начали, и буря рукоплесканий разнеслась по залу.
С тех пор на всех спектаклях в разные села приглашали их и в городе даже выступала наша Валюшка. Говорили талант у нашей девочки. Да, что с ним, этим талантом делать то? Война. Да, будь она проклята война то эта!
Глаза у бабули заблестели от набежавших слез. Сколько судеб разрушено, сколько жизней.
Часть 11.5 – Молитва матери
У тетки Дуни сыночка старшего Володю убили в сорок втором и следом на мужа Ивана получила она похоронку.
Держалась наша Дуняша ни одной слезинки при людях не выронила все в себе держала. Жить надо дальше ради младшенького Ленечки. Как жила одному Богу ведомо.
А у тетки Марины сына тяжело ранили в голову. Приехал из госпиталя и рассказал нам историю, которая с ним случилась.
Парень то веселый был Алеша все шутил, да пугать любил. Возьмет, бывало, тыкву вырежет в ней глаза, да рот с зубами и еще свечку зажжёт, чтобы светилась вся эта конструкция и давай бегать, стучать по окнам да баб пугать. Проказник.
В отца был высокий, широкоплечий с крупным носом и озорным блеском в глазах. Девки то за ним гужом бегали, а ему лишь бы пошкодить и не дружил даже ни с кем, не приглянулась видать ни одна девчонка.
А когда на войну призвали одна мать слезы лила, да напоследок, как бы он не сопротивлялся молитву «живые помощи», псалом 90 из библии переписала да в карман ему вложила. Махнул рукой на прощанье и показал, что вместе с ним воевать будет листочек бумаги материнской рукой писаный.
Когда пошли в бой, дальше Алексей рассказывал, прочитал молитву, да как умел помолился. А дальше все смешалось, ничего не поймёшь, где свои, где чужие. Выстрелы со всех сторон, снаряды рвутся раненые стонут и убитые, сколько их никто не смотрит. Только призыв командира слышно: «Вперед, за Сталина, за Родину!»
И снова бежишь, как в страшном сне.
А когда бой закончился, затихло все, аж уши закладывает, так закурить захотелось, а нет бумаги. Табачок то в кисете всегда при солдате был. Похлопал себя по карманам, бумажка захрустела. Обрадовался, вынул листочек с молитвой, перекрестился про себя, была не была! Свернул самокруточку, да затянулся. Больше и не помнил ничего.
Снайпер прямо в голову выстрелил. Как живой остался одному Богу ведомо. Пластины в голову вставили, припадками бить стало. А так ничего, умом не повредился. Руки ноги целы. Не худший вариант.
Часть 11.6 – тетка Марина
Почтальоном Алешка работать стал, не сидеть же у матери на шее. Тяжелый труд был, мало кто выдерживал. Как письмо то несет так радость, а как похоронку то отдать?
А от отца то письма приходили не только матери, а еще и соседке, вдовушке.
Знала мать, да в тайне держала от детей, а тут куда деваться пришлось сыну признаться.
Вскрыли, грешники конверт не нам предназначенный, а там любовь, да воспоминания, как ножом по сердцу.
Эх, Андрей, всю жизнь разрушил нашу, не смогу простить тебя никогда.
Андрею дали на месяц отпуск по ранению.
Я-то на ферме была, рассказывала тетка Марина, а Надюшка младшенькая доченька во дворе с подружками играла. Мальченка соседский бежит на всех парусах, босиком, рубашонка раздувается, торопится, аж дух захватило: «Надька, отец твой идет!»
Та даже и не повернулась: «Ага, два идут», - и продолжала свои девчоночьи дела, пока не услышала, как скрипнула калитка и не появился отец. Сколько же радости сколько счастья.
Я, узнала да тоже рванула бежать, а у самой обида сердце жжёт, виду то сразу не подала. Стол накрыла, соседи да родня собрались. Выпили по рюмочке, погибших упомянули, вечная память!
Гармонист заиграл и запел: «Бьется в тесной печурке огонь на поленьях смола, как слеза...», - и все подхватили и со слезами в голосе подпевали, - «…и поет мне в землянке гармонь, про улыбку твою и глаза»
Заплакали горько вдовы не выдержали, а Андрей по столу кулаком хлопнул, налил пол стакана самогона выпил залпом, обнял меня и заплакал. Вся боль, все горе было в этих скупых солдатских слезах. За тех, кто больше никогда не вернется, не увидит своих жен и детей. Не утрет слез материнских.
Гости еще посидели да, расходится начали, а я с Андреем, да со своими мыслями осталась. Постель постелила ему, а сама на лавку легла.
Молча подошел рядом присел, а я ему письмо подала им любовнице написанное. Опустил низко голову, в глаза не смотрит.
Произнес: «Что поделаешь Моря, тебя люблю и ее тоже.»
Отвернулась от него, что тут скажешь? Вместо сердца дыра кровоточащая, ох и болит.
Ни оправданий, ни скандала, вышел на крылечко покурить, да и вернулся утром. Так и жили весь месяц, не могла дождаться, когда снова воевать уйдет. Провожала его ни слезинки не проронила. Не мой он чужой, а по чужим не плачут.
Вскорости похоронка пришла. Погиб смертью храбрых. Поплакала, не без этого, отпела в церкви за упокой свечку поставила: «Помяни Господи, душу усопшего раба твоего. Прости согрешения вольные и невольные и даруй ему царствие небесное»
Часть 11.7 – Ленинградские
Человек, как песчинка малая плывет по течению и не знает не ведает куда занесет его.
Судьба, говорят люди, но строят планы, которые редко осуществляются в жизни. Хоть и в Бога веруем, а все норовим своим путем идти, не Божьим. Испытания жизненные не все переносят, так как не хотят смирится и проходить, когда все лишено смысла и нет своих сил для преодоления. И тут то Бог и проявляется с ветром перемен. Он ведь приходит бесшумно, потихонечку, то только щеку обдует, а то налетает, как ураган сметая все на своем пути.
У судьбы нет сигнала, она всегда неожиданна. Не хотим мы слушать голос Божий и потому ничего не можем изменить.
Так рассуждала моя бабушка, продолжая свое повествование.
Эвакуированных то много прибыло в нашу деревню, все им чудным казалось. У нас то все по простому. Неделю работаем от зари до зари. Сроду не знали выходных, а во время войны вообще все для фронта, все для победы.
В субботу то баню истопят, да зовет соседка свою подругу: «Приходи, кума в баньку, чайку с капусткой погоням, да поищемся»
Вши во время войны были и не могли средства найти от них. Так после бани друг у друга голову то скоблили, да потом и одежду прожаривали и керосином мазались, да все без толку.
А Ленинградские то, морщились, да удивлялись: «Ну, истинно первобытные люди. Как обезьяны.»
А нам вроде, как неприятно, но ведь не мы к ним приехали, а они к нам. Принимайте граждане и гражданки наши условия жизни.
Часть 11.8 – Директриса
Приехала к нам в деревню семья одна. Отец с двумя дочерями. Одну Лилечка звали, а Маечка, худенькие такие девочки, беленькие, голубоглазые, да воспитанные, не похожи, они, конечно, на наших деревенских ребятишек.
Бывало, пойдут с нами на прополку, а комары, да мошки роем кружатся. Наши то дети деревенские босиком мал мало какую кофтенку наденут, да юбчонку, а от заплаток то и не видно, какая ткань то была. А они в туфельках да платьицах. Комар кусает, а Лилечка посмотрит на него удивленно и скажет: «Итак у нас крови мало, так и последнюю высосет»
Отца их отправили строить электролинию. У нас то во время войны еще свет не во всех деревнях был. Ему лет 50 было. Еще с ним жена ехала, да заболела.
Тиф с ней приключился. Сняли ее с поезда на первой остановке на пути следования, а муж с детьми и сестрой жены дальше поехали. Долго лечили ее, как маленько очухалась, письма писать начала, да все про дочек переживала.
Ну, а муж обустраивался с семейством в нашей деревне. В школу устраивать пришел своих девочек, да приглянулась ему директорша, Вера Ильинична.
Она и вправду была красавица. Молодая, лет на двадцать младше его. Коммунистка, грамотная, институт закончила. Детей страсть, как любила, так они за ней ходили следом, в рот заглядывали. Очень уважали ее и взрослые, и дети.
Как уж огонь между ними разгорелся? Какая планида ими управляла? Полюбились они друг другу.
За директрисой то, столько ребят сватались молодых, да красивых, а вот какую штуку судьба с ними сыграла.
Сначала он по ночам ходил к ней. Скрываться пытались.
Но в деревне шило в мешке не утаишь. Зашептались бабоньки в след. Не той женщиной она была, чтобы плохо говорить о ней, но что утварила то бесстыдница, при живой то жене.
А вернулась жена постаревшая, худющая в чем душа держится. Наголо обстриженная, только ежик седых волос топорщится.
Лишь вошла в деревню заохали, заахали, да запричитали вслед, да так, чтобы слышала, да разумела, что ее в доме не любящий супруг ждет, а изменщик коварный.
Как уж они объяснялись я не знаю, но ушел он от семьи.
Конечно, и плакала, и вернуть пыталась, и в партбюро жаловалась, но не чего не помогло. Ушел и как отрезал семью.
Родила Вера Ильинична, директриса, ему двух дочек и назвали их именами дочек от первого брака - Лилечка и Маечка.
Бывшая жена и рада была бы уехать, да некуда. Война проклятущая. В колхоз пошла работать наравне с бабами нашими деревенскими.
Поговорили, посплетничали, да и успокоились.
Да и любили уж очень все Веру Ильиничну и мужа ее уважали тоже, очень хороший человек был, добрый отзывчивый, но и у них счастье не долго длилась. Тифом заболел Лев Петрович. Умер.
После войны первая жена его с дочками в Ленинград уехала, как дальше судьба сложилась не знаю, ну, а с Верой Ильиничной до последнего дружили.
А Веру Ильиничну в город перевели на руководящую должность. Наш деревенский парень, что до войны сватался, вернулся живой невредимый. Несмотря на то, что двое детей у нее было, женился. Очень хорошо жили, еще детей нажили мальчиков двоих.
Часть 11.9 – Дети
По каждому человеку книгу писать можно.
Еще подруга у меня появилась. Вместе с ней дочку искали Потерялась во время эвакуации.
Как война началась детей из школы прям в эвакуацию отправили. Родители прибежали за детьми, а тех нет и не кто не знает куда увезли.
Через три года нашла он свою девочку. Слава Богу жива и здорова. В детском доме три года прожила. Отправили ее одну, так как детский дом под Новосибирском находился.
Потерялась она ребенком, а приехала долговязым, худым подростком, обрита на лысо и несколько этого не стеснялась. Боевущая была, палец в рот не клади, прям атаманшей была у деревенских ребятишек. Женька звали.
Моим девчонкам ровесницей была, но умна и рассудительна не по годам. Жизнь в детском доме не прошла даром. Мать счастью своему и поверить не могла, чуть в больницу не попала, но слава Богу обошлось.
Жили мы с эвакуированными дружно, одной семьей, помогали, друг друга поддерживали. А ребятишек вскорости и отличить нельзя было где наши деревенские, а где городские.
Вот она судьба судьбинушка. Свыше для каждого из нас прописана. Не все могли пройти дорогу торную, не все и выжили, но кто шел, да и не останавливался еще больше закалились и еще крепче стали.
Продолжение следует...
Предыдущая глава:
Следующая глава:
Данная статья является объектом авторского права Воеводиной Тамары Владимировны. Копирование и распространение материалов строго запрещено.
#Прабабушка_Ольга
#Невыдуманные_истории