Анна лежала на узкой кровати и глядела в потолок. По щекам ее катились крупные слезы, которые она и не думала утирать. Рядом, на лавке, сидела инокиня София, держа на коленях маленькую дочку Анны, Настасьюшку. Рука инокини непрерывно поглаживала светлые волосики девочки, еще не пришедшей в себя после страха, пережитого ею во время спешного бегства из Москвы. Сын Анны, Федор, воспринявший их ночной отъезд из родного дома, как приключение, стоял у узкого оконца, выглядывающего в монастырский сад, и с тоской глядел на выискивающих что-то в проталинах воробьев. Да и видеть мамины слезы Федору не хотелось, насмотрелся на них в дороге.
Мама сказала, что отцу пришлось надолго уехать и им пока лучше побыть подальше от Москвы, и Федор не понимал причину таких сильных переживаний. "Бабы!"- вздохнул он, припомнив реакцию одного из конюхов отца на плач дворовой девки.
Услышав его вздох Соломония невольно улыбнулась. Глядя на мальчика она вспоминала собственного сына с которым была разлучена судьбой и не могла не испытывать к Федору поистине материнскую нежность.
-А что, Федя, не хочешь ли в саду погулять? - спросила она.
Мальчик радостно закивал.
Анна приподнялась на локтях испуганно взглянула на Соломонию, впервые с момента приезда показав интерес к чему то, помимо своего горя.
-Не волнуйся, за ним присмотрят!- заверила ее Соломония и кликнула одну из послушниц, прислуживающих ей.
-Может и ты в сад хочешь? - ласково спросила она девочку, сползшую с ее колен и доковылявшую до матери.
Настасьюшка вцепилась в руку Анны и Соломония спрашивать больше не стала.
-Ну говори теперь, что стряслось? - спросила инокиня у Анны.
Анна рассказала.
В тот день, когда Ивана и Аграфену взяли под стражу, а самой Анне велено было в Кремль более не являться и ожидать дома своей участи, она поплелась домой на ватных ногах. В виденное собственными глазами верилось с трудом. Весь мир для нее рассыпался на мелкие осколки. Перед глазами стояло лицо Ивана уже принявшего уготованное, а фоном звучал звонкий плач князя Ивана, требовавшего отпустить Овчину и не понимавшего, почему его никто не слушает.
Служанки очень удивились, увидев хозяйку дома во внеурочное время, но спросить отчего она вернулась так рано ни одна не решилась. Было в лице Анны нечто страшное, удержавшее их от расспросов. В доме все притихло в тревожном предчувствии. Анна даже к детям не пошла, не могла видеть их нежные, невинные лица.
Она просидела в одиночестве до темноты, и продолжала бы сидеть так еще долго, если бы ей не доложили, что с черного хода пришел человек и хочет ее видеть.
-Говорит от хозяина весть принес...
Эти слова подбросили Анну с места.
-Зови, скорее!- велела она.
Через короткое мгновение к ней уже вводили смущенного мужчину в казенной одежде, уже лоснившейся на локтях.
-Ты моего мужа видел?-кинулась к нему Анна.
-Видел... Он меня к тебе и послал, да посулил, что в долгу не останешься!
Анна кинулась к сундучку, где хранила деньги, выдаваемые ей мужем на хозяйство, да собственные сбережения за службу при княжичах. Достав несколько золотых монет, она протянула их человеку.
-Говори, не тяни! Опосля еще дам!
Человек поклонился ей и заговорил.
-Значится я писарем в остроге служу, видел, как мужа твоего привели туда. Его поспрошали малость, а когда из пыточной притащили...
Человек запнулся. По глазам Анны, округлившимся от ужаса, понял, что сболтнул лишнего.
-Его пытали?!
- Да что-ты! Так поспрошали только для порядку! Ну вот привели его, значит, а я возле его камеры-то как раз стол имею, записи делаю. Так вот слышу зовет он меня, ну я и подошел, слушаю. Говорит мне муж твой, мол поди до жены моей Анны и скажи, пусть не мешкая волю мою исполнит, что при последней встрече ей велел сделает, а она тебя за это отблагодарит щедро...
Анна отдала оставшиеся монеты незнакомцу и даже не заметила, как он испарился в полутьме дома.
"Бери детей и уезжай!" - вспомнила слова Ивана Анна. Сомнений больше не было, Анна начала действовать. Быстро собрала самое необходимое, деньги и драгоценности, что имела, и подняв успевших уснуть детей, велела запрягать повозку. Кучеру велено было поспешать. Чудилась Анне позади погоня. За себя не боялась. Была бы ее воля, так сама в камеру к Ивану попросилась бы. Но вот дети! Не могла осиротить их полностью, бросить на произвол судьбы.
-Ох, Анна! - сказала Соломония, выслушав рассказ, - Вина моя перед тобой! Коли не послала бы тебя тогда в Москву, так и не горевала бы ты сейчас. Злоба мне тогда глаза застила, мести хотела...
- По своей воле я туда отправилась! По своей воле и замуж за Ивана пошла! Не в чем тебе себя корить, инокиня София! - отвечала Анна и скоро уже обе женщины плакали, сокрушаясь о своих поломанных жизнях.
Анна жила надеждой, что скоро Ивана отпустят. Не простят конечно, это-то она понимала, но раз сразу не казнили, то может просто вышлют из Москвы, и пусть! Анне даже хотелось, чтобы все случилось именно так. Она представляла, как купят они себе небольшой домик и заживут спокойной жизнью без подковерных игр и подлых интриг.
Прошло несколько месяцев. Лето вступило в ту свою пору, когда зной не отступает ни днем, ни ночью, и вечно недовольная натура человеческая начинает жаждать прохлады, хотя совсем недавно молили дожди прекратиться и дать немного тепла...
Анна сидела на скамье монастырского сада в тени раскидистого дуба, глядя как Феденька размахивает прутиком, словно мечом, сшибая головки перезревших одуванчиков, а Настасьюшка, сидя на травке, разглядывает между былинками что-то приглянувшееся ей.
К Анне подбежала запыхавшаяся послушница, у которой из-под платка выбились несколько рыжих прядей волос.
-Барыня! Там до тебя гонец прибыл по делу... -девушка примолкла, вспоминая нужное слово, - государевой важности, во как!
Анна мгновенно побледнела, по спине, не смотря на жару, побежали капли холодного пота. Всего один раз, еще когда Анна только бежала из Москвы в Суздальский монастырь, являлся к ней гонец с грамотой, к которой была приложена печать Великого князя московского Ивана. По той грамоте Анне было велено при монастыре оставаться, а буде снова тронется она в путь без особого на то дозволения, быть ей в заточении, подобно мужу.
И вот снова гонец! Радость или горе принес он ей?
Оказалось горе. Услышав, что муж ее в заточении испустил дух, Анна лишилась чувств.
10 лет спустя.
- Скорее Гриша, скорее! Отходит! - поповская дочка, не дававшая Георгию прохода и к особому возмущению отца Фотия, служившего в их деревне, не скрывавшая своей привязанности, зыркала на юношу большими голубыми глазами, в которых плескалась любовь.
Не обращая на поповну внимания, Георгий отбросил в сторону косу, которую точил, и поспешил в сторону дома. С тех пор, как отца задрал на охоте медведь, мать слегла. Из многочисленных детей Кудеяров, волею судьбы с состарившимися родителями остался лишь приемыш Гюрге, как звала его мать. То, что он приемный, Гриша знал всегда, и часто просил отца и мать сказать, чей же он сын на самом деле. Они в ответ пожимали плечами, мол не ведаем, а потом Гриша перестал приставать к ним, смирившись со своей судьбой и глубоко уважая приемных родителей.
Теперь умирала и мать. Чувствуя близкий конец она все повторяла: "На кого тебя оставляю! Как жить станешь? Жениться бы тебе!" Мать принималась плакать и Гриша спешил уйти, лишь бы не видеть ее слез.
Теперь видно пришел ее последний час. У дверей их небольшого домика, Георгий остановился в нерешительности. Его, по молодости лет, страшила встреча лицом к лицу со смертью, но он пересилил себя. Ведь женщина, стоявшая сейчас на пороге бездны вырастила его, была единственной матерью, которую Георгий знал. Помочь ей перешагнуть последнюю черту было его долгом.
Тяжело вздохнув он толкнул дверь, пригнулся, чтобы не удариться лбом о низкий дверной косяк, и шагнул в полутемное нутро жилища. Рядом с топчаном, служившим матери постелью, стоял размахивая кадилом поп, устало читающий отходную молитву, из которой нельзя было понять ни слова. На вошедшего юношу, поп не обратил ни малейшего внимания и лишь рука больной, вцепившаяся в полу его рясы, отвлекла попа от его занятия.
-Гюрге... Говорить с ним хочу...
Ничего не говоря, поп вышел.
Гриша подошел к матери, опустился рядом с топчаном прямо на земляной пол.
- Гюрге... Тяжело... Хочу сказать тебе правду...
-О чем ты, мама?
- О твоих родителях...
- Ты говорила, что ничего о них не знаешь?
- Нам никто не говорил о них, это правда... Но мы с твоим отцом, хоть и простые люди, но глаза и уши имеем...
Мать закашлялась, и Георгий подал ей воды.
-Пока тебе не исполнилось семь лет, мы и подумать не могли, чей ты сын... Но когда нам было велено возить тебя на службы в Суздальский монастырь... Когда я увидела, как она смотрит на тебя, я припомнила, кто принес тебя к нам и столько лет навещал... Все стало на свои места...
-Я ничего не понимаю, мама!- Георгий начинал терять терпение.
-Старица Агафья... Она принесла тебя... Она про монастырь велела... Она инокине Софии служила... София и есть твоя мать...
Голос матери становился все слабее.
-Значит я сын монахини!? - воскликнул Георгий, внезапно почувствовав себя грязным.
Быть плодом греха женщины, нарушившей обеты? И зачем только мать рассказала ему об этом?!
Его мысли прервал предсмертный хрип матери. Она вцепилась в руку Георгия, как тонущий в первую попавшуюся корягу.
- София, это... - мать недоговорила, вздрогнула всем телом и затихла.
Соседи помогли с похоронами, отпели как положено, помянули. Собрались и родные дети покойной. Когда соседи разошлись по своим домам, старший названный брат Георгия, прокашлялся, да и заявил, мол родители обещание выполнили, его, Георгия вырастили, и раз нет их в живых, то все долги выплачены. Дом родительский по праву к старшему сыну отойти должен и не место тут больше подкидышу Грише.
Не теряя времени, и пряча от бывших братьев и сестер злые слезы обиды, Георгий собрал свои скудные пожитки и ушел в ночь, куда глаза глядят...
Дорогие подписчики! Если вам нравится канал, расскажите о нем друзьям и знакомым! Это поможет каналу развиваться и держаться на плаву! Подписывайтесь на мой Телеграмм канал, что бы быть не пропустить новые публикации и не потерять канал, так как Дзен часто принудительно отписывает подписчиков.
Поддержать автора (если есть желание и возможность) можно переводом на карту:
Сбербанк: 2202 2067 5653 0312