Когда Сергей позвонил и попросил приехать, я сразу почувствовала неладное. Голос у него был какой-то виноватый, будто он заранее извинялся за то, что ещё не произошло.
Мы с ним познакомились на работе три года назад. Он пришёл в отдел продаж, я работала бухгалтером. Сначала просто здоровались в коридоре, потом он стал заходить с какими-то вопросами по документам. Чаще, чем было нужно. Я это заметила, но виду не подала. А потом он пригласил меня в кафе после работы, и как-то само собой получилось, что мы начали встречаться.
Сергей был хорошим. Спокойным, надёжным. Не кричал, не пил, всегда помогал по хозяйству. Мог в выходные встать пораньше и приготовить завтрак, чтобы я поспала подольше. Дарил цветы без повода. Только вот мать у него была непростая. Галина Петровна. Когда он впервые привёл меня к себе домой, она открыла дверь и окинула меня взглядом с ног до головы так, будто я пришла красть фамильное серебро.
— А-а, это ты, значит, — сказала она вместо приветствия. — Ну проходи, раз уж пришла.
Я тогда промолчала. Подумала, что со временем наладится. Сергей говорил, что она всегда такая, со всеми девушками была одинаково холодна. Мол, не бери в голову.
Но время шло, а лучше не становилось. Галина Петровна придиралась ко всему. К тому, как я готовлю, как одеваюсь, как разговариваю. Она могла среди разговора вдруг спросить, сколько у меня было мужчин до Сергея. Или заметить, что я слишком накрасилась для приличной женщины. Сергей обычно просил мать помягче, та фыркала и умолкала, но я-то видела, как она на меня смотрит.
А потом Галине Петровне стало плохо. Инсульт случился прямо дома, когда она одна была. Хорошо ещё, что соседка зашла и скорую вызвала. Увезли в больницу, полежала там месяц. Когда выписывали, врач сказал Сергею, что матери нужен уход. Постоянный. Она не могла толком ходить, левая рука почти не работала, речь была нарушена.
— Вера, я понимаю, что прошу многого, — говорил мне Сергей вечером на кухне. — Но я не могу её в дом престарелых отдать. Она меня одна растила, отец рано умер. Она для меня всё сделала.
Я молчала, мешала чай ложечкой. Понимала, куда он клонит.
— Давай она к нам переедет? — наконец выдохнул он. — Ненадолго. Пока не встанет на ноги. У тебя работа гибкая, ты из дома можешь. Я наймём приходящую помощницу на пару часов в день, чтобы тебе легче было. А я буду помогать по вечерам и в выходные.
Я знала, что скажу да. Потому что любила его и не хотела выглядеть бессердечной. Но в душе уже тогда что-то сжалось в тугой комок.
Галина Петровна въехала к нам через неделю. Сергей оборудовал ей комнату, поставил специальную кровать, купил кресло-каталку. Нашёл женщину, Людмилу, которая приходила с десяти до двух помогать с уходом. Я думала, что этого будет достаточно. Что болезнь свекровь смягчит, что она хоть немного станет благодарной.
Как же я ошибалась.
Первые дни она действительно молчала. Лежала, смотрела в потолок. Я приносила ей еду, помогала умыться, меняла постель. Людмила приходила, делала массаж, помогала с гигиеной, кормила обедом. Сергей приходил с работы и сидел с матерью, разговаривал. А потом Галина Петровна начала восстанавливаться. Речь вернулась. И с речью вернулся её характер.
— Суп какой-то жидкий, — сказала она в первый раз, когда я принесла обед. — У меня язык ещё не отказал совсем, чувствую.
Я стиснула зубы и забрала тарелку. Добавила крупы, сварила погуще. Принесла.
— Теперь густой, ложка стоит, — покачала головой Галина Петровна. — Сергей, сынок, скажи ей, как нормальный суп варить.
Сергей виноватым взглядом посмотрел на меня.
— Мам, ну всё же нормально.
— Нормально! Ты просто голодный, а я привыкла к другому.
С каждым днём становилось хуже. Через три недели Людмила перестала приходить. Галина Петровна пожаловалась Сергею, что помощница грубая, что делает больно при массаже, что у неё от неё голова болит.
— Найдём другую, — пообещал Сергей.
Но другая проработала всего четыре дня. Третью он даже искать не стал.
— Мама говорит, что чужие люди её нервируют, — сказал он мне. — Давай ты сама пока? Ей с тобой комфортнее.
Я хотела возразить, но он так смотрел. Уставший, измученный. И я согласилась. Подумала, что это временно. Что ещё немного, и Галина Петровна встанет на ноги.
Но она не спешила вставать. Требовала внимания постоянно. То ей жарко, то холодно. То подушку поправить, то водички принести. То по телевизору не тот канал, то свет режет глаза. Я вставала к ней по ночам, когда она звала. Днём я пыталась работать, но каждые полчаса приходилось бежать к ней в комнату.
Моя работа начала сыпаться. Я пропускала созвоны, не успевала отчёты делать. В бухгалтерии шутки плохи, там сроки жёсткие. Начальник позвонил и сказал, что так дальше нельзя. Что ему нужен сотрудник, а не призрак. Я попросила ещё немного времени, пообещала исправиться. А сама вечером плакала в ванной, зажав полотенце в зубы, чтобы не было слышно.
— Вера, я вижу, как тебе тяжело, — говорил Сергей. — Потерпи ещё чуть-чуть. Мама идёт на поправку, скоро ей легче станет.
— Сергей, мне нужна помощь. Давай опять кого-то наймём. Я правда не справляюсь.
— Ты же видела, мама с чужими не может. Давай я выходные полностью буду с ней, а ты отдохнёшь.
Он старался. Правда старался. По субботам и воскресеньям был с матерью, я могла выйти к подругам, просто погулять. Но этого было мало. Катастрофически мало.
Однажды утром я проспала. Будильник не услышала. Проснулась от того, что Галина Петровна орала из своей комнаты. Я вскочила, побежала к ней.
— Где тебя носит?! — кричала она. — Я тут полчаса зову! Мне в туалет надо!
Я помогла ей добраться до санузла, потом вернула в кровать. Руки тряслись от усталости и злости.
— Извините, — выдавила я. — Не услышала будильник.
— Не услышала! А если бы мне совсем плохо стало? Я бы тут лежала, а ты спишь себе преспокойно!
— Галина Петровна, я же не специально.
— Специально, не специально. Ты вообще на меня смотришь как на обузу. Думаешь, я не вижу?
— Что вы говорите...
— То и говорю! Думаешь, легко старой женщине беспомощной быть? Я всю жизнь сама всё делала, никого не просила.
В её голосе мелькнуло что-то настоящее. Боль. Обида. И мне вдруг стало её жаль. Правда жаль. Она ведь и правда всю жизнь была сильной, а теперь вот не может даже в туалет без помощи дойти.
— Галина Петровна, я понимаю, как вам тяжело, — сказала я мягче. — Но мне тоже нелегко. Давайте попробуем друг друга услышать.
Она отвернулась к стене.
— Иди уже. Устала я от тебя.
Я вышла из комнаты. Села на диван, уткнулась лицом в ладони. Внутри всё кипело.
Прошло ещё две недели. Я стала замечать странное. Галина Петровна уже могла сама многое делать. Я видела однажды, как она сама встала с кровати и дошла до окна, когда думала, что я в магазине. Но стоило мне зайти в комнату, как она снова ложилась и превращалась в беспомощную.
— Принеси мне плед, — говорила она, хотя плед лежал рядом на кресле.
— Включи телевизор, — просила она, хотя пульт был у неё в руке.
Я ничего не сказала Сергею. Он бы всё равно не поверил. Сказал бы, что мне показалось. Что мать не стала бы специально.
В тот день я работала за компьютером, доделывала квартальный отчёт. До сдачи оставалось два часа. Галина Петровна позвала.
— Вера! Иди сюда!
Я встала, пошла к ней.
— Что случилось?
— Мне скучно. Поговори со мной.
— Галина Петровна, я работаю. Через два часа освобожусь, тогда поговорим. У меня очень срочный отчёт.
— Мне сейчас надо. Что, тебе трудно пять минут уделить больному человеку?
Я села на край кровати. Она начала рассказывать что-то про соседку, которая когда-то давно что-то сказала про кого-то. Я слушала вполуха, думая о том, что отчёт не успею.
— Ты меня совсем не слушаешь! — вдруг возмутилась Галина Петровна.
— Слушаю.
— Нет, не слушаешь. У тебя лицо такое... отсутствующее. Я для тебя что, пустое место?
— Галина Петровна, мне правда нужно доделать отчёт. Меня могут уволить.
— Твой отчёт! Всё у тебя этот отчёт! А я тут лежу одна целыми днями.
— Вы не одна. Я рядом.
— Рядом! Как стена рядом. Холодная, равнодушная.
Я встала.
— Извините, мне правда нужно работать.
Вечером Сергей пришёл поздно. Усталый, помятый. Мать сразу начала ему жаловаться.
— Сынок, я целый день одна сидела. Вера то работает, то ещё что-то. Мне даже поговорить не с кем.
Сергей посмотрел на меня. Я молчала.
— Вер, может, правда можешь больше времени с мамой проводить?
Что-то внутри меня дёрнулось.
— Сергей, я теряю работу. Понимаешь? Меня уже предупредили последний раз. Ещё один сорванный срок, и меня уволят.
— Ну... — он замялся. — Работу найдёшь. А мама у меня одна.
Я смотрела на него и не узнавала. Это говорил мой Сергей? Тот самый, который полгода назад вставал в шесть утра, чтобы приготовить мне завтрак?
— Работу найду, — медленно повторила я. — Понятно.
— Вера, ну не злись. Я же не это имел в виду. Просто мама сейчас нуждается в поддержке, а ты молодая, сильная.
— А я, значит, не нуждаюсь?
Он растерянно замолчал. Галина Петровна лежала на кровати и молчала тоже, но я видела в её глазах что-то похожее на удовлетворение.
На следующий день меня всё-таки уволили. Отчёт я не успела доделать вовремя. Начальник был вежлив, но тверд. Сказал, что понимает мою ситуацию, но компании нужны результаты.
Я пришла домой и просто легла на кровать. Смотрела в потолок. Сергея не было, он на работе. Галина Петровна звала меня, но я не откликалась. Не могла встать. Просто лежала.
Когда Сергей вернулся, я сказала ему про увольнение. Он побледнел.
— Вера... я не думал, что так выйдет. Прости. Ты же понимаешь, я не хотел.
— Не хотел. Но вышло.
Он сел рядом, обнял меня. Я чувствовала себя деревянной.
— Отдохни немного. Найдём тебе новую работу. Может, даже лучше будет.
— Сергей, мне нужно что-то менять. Я так больше не могу.
— Я понимаю. Давай... давай я возьму отпуск за свой счёт на пару недель. Посижу с мамой, а ты придёшь в себя, поищешь работу спокойно.
— А на что мы будем жить без твоей зарплаты? У нас же и так денег в обрез.
Он задумался.
— Ну... как-нибудь. Можем у моего брата попросить взаймы.
Я вдруг поняла, что он готов на что угодно, только бы не нанимать постоянную сиделку для матери. Что он предпочтёт влезть в долги, но только не отдать мать в чужие руки.
— Сиделкой при твоей маме я работать не нанималась, вызывай специалиста, — не выдержала я.
Сказала и встала. Прошла на кухню. Руки дрожали. Через минуту услышала, как Галина Петровна что-то кричит из своей комнаты, но не разбирала слов. Мне было всё равно.
Сергей вошёл на кухню.
— Вера, о чём ты? Какую сиделку? У нас нет на это денег.
— Тогда продай машину. Или займи у брата. Или найди какой-то выход. Но я больше не могу. Я потеряла работу из-за этого. Я не сплю нормально уже два месяца. Я загоняюсь в могилу, а твоя мать всё равно недовольна.
— Мама больна, ей тяжело.
— Твоя мать уже давно может многое делать сама. Я видела, как она ходит по комнате, когда думает, что её никто не видит. Она нарочно прикидывается беспомощной.
— Как ты можешь так говорить? Она после инсульта!
— Я говорю то, что вижу. И я устала притворяться, что всё нормально.
Мы смотрели друг на друга. Он был искренне потрясён. Не верил мне.
— Давай успокоимся, — сказал он наконец. — Ты устала, нервы на пределе. Давай выспимся, завтра спокойно обсудим.
— Нет. Я хочу обсудить сейчас. Либо ты находишь сиделку, либо я ухожу.
Он побледнел.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— Вера... ну как же так? Мы же вместе столько времени. Я люблю тебя.
— Если любишь, найди выход. Я устала быть бесплатной сиделкой в собственном доме.
Я прошла в спальню, начала собирать вещи. Сергей стоял в дверях, смотрел.
— Вера, не надо. Прошу тебя. Давай я правда возьму отпуск, посижу с мамой сам.
— На две недели? А потом что? Я опять потеряю следующую работу?
— Ну что мне делать? Я не могу её бросить!
— А меня можешь, — сказала я тихо.
Застегнула сумку, надела куртку.
— Позвони мне, когда решишь, что для тебя важнее.
Вышла за дверь. Он не остановил меня. Спустилась по лестнице, вышла на улицу. На дворе стоял ноябрь, моросил холодный дождь. Я шла по мокрому тротуару и плакала, не вытирая слёз.
Уехала к подруге Ольге. Она жила одна в двушке, сразу согласилась пустить пожить. Первую неделю я просто лежала. Спала по двенадцать часов в сутки, будто отсыпалась за все эти месяцы. Ольга готовила мне еду, заваривала чай с ромашкой, сидела рядом молча, когда мне хотелось плакать.
Сергей звонил каждый день. Сначала просил вернуться, говорил, что мы всё решим. Потом начал злиться, говорить, что я бросила его в трудную минуту. Потом снова просил. Я не отвечала на звонки. Только читала сообщения.
На десятый день он написал:
«Вера, прости меня. Я был не прав. Ты была права во всём. Мама действительно могла многое делать сама. Я наконец это увидел. Вчера она упала в ванной, я прибежал, а она сама встала и пошла. Даже не пошатнулась. Я спросил, зачем она притворялась. Она сказала, что хотела внимания. Что после инсульта боялась остаться одна. Я не знаю, что сказать. Я виноват, что не слушал тебя. Но я не могу отдать мать чужим людям. Это моя мама. Я найду выход. Только вернись, пожалуйста».
Я прочитала сообщение несколько раз. Села у окна, смотрела на серое небо за стеклом. Ольга принесла чай, села рядом.
— Что будешь делать? — спросила она.
— Не знаю.
— Любишь его?
— Люблю. Но боюсь возвращаться.
— Тогда не возвращайся, — просто сказала Ольга. — Любовь — это хорошо. Но ты чуть не сломалась. Ты три месяца жила не своей жизнью. И даже если он что-то изменит, шрам останется. Ты будешь помнить, как он выбрал мать, а не тебя.
Она была права. Я понимала это. Но всё равно хотелось вернуться. Потому что, несмотря на всё, я любила Сергея. И мне казалось, что если я уйду сейчас, то предам наши три года вместе.
Я позвонила ему вечером.
— Я вернусь, — сказала я. — Но только если ты наймёшь сиделку. Профессиональную. На полный день.
— Хорошо, — быстро ответил он. — Я уже нашёл. Людмила Семёновна, ей шестьдесят лет, она всю жизнь в медицине работала. Приходит с восьми утра, уходит в восемь вечера. Мама с ней нормально общается. Говорит, что она строгая, но справедливая.
— Откуда у тебя деньги на сиделку?
— Взял кредит. Небольшой. Справимся.
Я молчала. Значит, деньги можно было найти. Просто раньше он не хотел.
— Хорошо, — сказала я. — Я подумаю.
Думала я три дня. А потом поняла, что не хочу возвращаться. Что-то внутри меня переломилось окончательно. Я представляла, как снова захожу в ту квартиру, где провела худшие месяцы своей жизни. Как вижу Галину Петровну. Как снова начинаю жить в этом треугольнике. И понимала, что не смогу. Даже со сиделкой. Даже если Сергей будет делать всё правильно.
Я написала ему сообщение:
«Сергей, прости. Я не вернусь. Я поняла, что мы с тобой хотим разного. Ты хочешь семью, где мать на первом месте. А я хочу семью, где мы с тобой на первом месте. Это не плохо и не хорошо. Просто мы разные. Спасибо за эти три года. Береги себя».
Он звонил, писал, просил встретиться. Я отказалась. Знала, что если увижу его, то сдамся. А сдаваться было нельзя. Я боролась за себя. За свою жизнь. За право быть счастливой.
Я осталась жить у Ольги ещё месяц. Нашла новую работу, опять бухгалтером, но теперь в небольшой компании, где была дружная атмосфера. Начальница оказалась понимающей женщиной, сама мать двоих детей. Сняла однокомнатную квартиру на окраине. Маленькую, но свою.
Жизнь постепенно наладилась. Я стала высыпаться. Перестала вздрагивать от каждого звука. Начала снова встречаться с подругами, ходить в кино, читать книги. Поняла, как сильно скучала по обычной, спокойной жизни.
Недавно встретила Сергея в супермаркете. Случайно. Он стоял в отделе молочных продуктов, выбирал кефир. Постарел, осунулся. На висках появилась седина. Я хотела пройти мимо, но он увидел меня.
— Вера, — сказал он. — Привет.
— Привет.
Мы стояли молча. Мимо нас проходили люди с тележками, играла тихая музыка, кто-то объявлял по громкой связи об акции на фрукты.
— Как ты? — спросил он.
— Нормально. Работаю, живу.
— Я рад. Правда рад.
Ещё одна пауза.
— Мама умерла, — сказал он вдруг. — Три недели назад. Ещё один инсульт. Врачи ничего не смогли сделать.
— Сочувствую, — сказала я.
И правда сочувствовала. Не Галине Петровне. Ему. Потому что, несмотря на всё, она была его матерью. И он любил её.
— Я много думал, — продолжил Сергей. — О нас. О том, что произошло. Ты была права. Я повёл себя эгоистично. Я требовал от тебя жертв, но сам ничем не жертвовал. Мне очень жаль.
— Всё нормально, — сказала я. — Всё уже прошло.
— Может, встретимся как-нибудь? Поговорим?
Я посмотрела на него. На этого уставшего, постаревшего мужчину, который когда-то был моей любовью. И поняла, что не хочу встречаться. Не хочу возвращаться в то время. Даже мысленно.
— Нет, Сергей. Не нужно. У нас была хорошая история, но она закончилась. Давай оставим всё как есть.
Он кивнул. Глаза были грустные, но он улыбнулся.
— Ты стала сильнее, — сказал он. — Это видно. Береги себя, Вера.
— И ты береги.
Я пошла дальше по супермаркету. Взяла продуктов, расплатилась, вышла на улицу. Был тёплый майский вечер, светило солнце, на деревьях распускались листья. Я шла по улице и вдруг поняла, что впервые за долгое время чувствую себя по-настоящему свободной. Не злилась на Сергея, не жалела о прошлом, не винила себя.
Иногда нужно уходить, чтобы спасти себя. Даже если любишь. Даже если больно. Потому что любовь к себе важнее любой другой любви.