Вера стояла у окна и смотрела, как дождь полосует серое небо. В чашке на столе остывал кофе, к которому она так и не притронулась. В голове крутилась одна и та же мысль: «Куда нам идти?»
Всё рухнуло неделю назад. Муж Андрей вернулся с работы сам не свой, сел за стол и, не поднимая глаз, выдавил:
— Мама продает квартиру. Нашу квартиру.
Они прожили здесь семь лет. Сюда принесли из роддома Машу, здесь клеили обои по ночам и радовались каждой купленной мелочи. Но юридически жилье принадлежало Тамаре Ивановне. Тогда, в самом начале, свекровь настояла: «Оформляем на меня, чтобы налоги не платить при дарении, да и мало ли что... Живите, никто вас не тронет».
— Почему сейчас? — спросила Вера, чувствуя, как холодеют руки.
— У мамы нашли опухоль, — тихо сказал Андрей. — Нужна срочная операция в Израиле, квоту ждать долго. Цена вопроса — около двух миллионов. Плюс реабилитация. Она хочет продать эту квартиру, взять деньги на лечение, а остаток положить на вклад «на старость».
— А мы?
— А нам она предлагает пожить у неё, в проходной комнате. Или снимать.
Вера попыталась поговорить со свекровью на следующий день.
— Тамара Ивановна, мы понимаем, здоровье — это главное. Но может, есть другие варианты? Кредит? Мы с Андреем возьмем на себя выплаты. Зачем продавать жилье, в которое столько вложено?
Голос свекрови в трубке звучал жестко, с металлическими нотками страха и раздражения:
— Вера, ты не понимаешь. У меня, может, полгода осталось. Я не хочу оставлять долги. Я хочу пролечиться и, если повезет, пожить для себя. Квартира моя. Я пустила вас пожить, но я вам ничем не обязана. Готовьте квартиру к показам.
Неделя прошла как в аду. Приходили риелторы, чужие люди бесцеремонно заглядывали в шкафы, обсуждали, где поставят свой диван. Андрей ходил как тень. Он любил мать и панически боялся её болезни, но при этом предавал свою жену и дочь.
Вера сходила к юристу. Тот, посмотрев чеки на ремонт, покачал головой:
— Попробовать взыскать деньги за ремонт можно, но шансы 50 на 50. Согласия письменного на ремонт не было. Но мы можем припугнуть её иском, чтобы затянуть продажу. Суды с обременением отпугнут покупателей.
Когда Вера сказала об этом Андрею, тот впервые закричал:
— Ты хочешь судиться с умирающей матерью?! Ты совсем совесть потеряла?
— А ты потерял инстинкт самосохранения! — кричала она в ответ. — Она выкидывает нас на улицу!
Наступил день сделки. Покупатели — молодая пара — уже внесли аванс. Тамара Ивановна приехала к ним сама, чтобы забрать ключи и последние документы. Она выглядела плохо: осунувшаяся, серая, руки дрожали.
В прихожей стояли коробки. Пятилетняя Маша сидела на одной из них, обнимая плюшевого медведя.
— Бабушка, а почему мы уезжаем? — спросила она тихо. — Папа сказал, что ты болеешь. Это чтобы тебя вылечить?
Тамара Ивановна замерла. Посмотрела на внучку, на собранные вещи, на обои, которые Вера выбирала с такой любовью.
— Да, Машенька. Чтобы вылечить.
— Тогда ладно, — вздохнула девочка и протянула ей своего медведя. — Возьми. Он волшебный, он мне помогает, когда животик болит. И тебе поможет.
Свекровь взяла игрушку трясущейся рукой. Губы её дрогнули, она резко развернулась и ушла на кухню. Вера пошла за ней, собираясь отдать ключи.
Тамара Ивановна сидела на табурете, сжимая медведя, и смотрела в одну точку. Вдруг у неё зазвонил телефон. Она ответила, долго слушала, и выражение её лица начало меняться. Из маски страдания оно превратилось в маску шока.
— Как... ошибка? — прошептала она. — Вы уверены? Пересмотрели стёкла? Доброкачественная?
Она выронила телефон. Он с грохотом упал на пол.
— Мама? — в кухню зашел Андрей.
Тамара Ивановна подняла на сына глаза, полные слез.
— Андрей... Звонили из клиники. Пришел пересмотр биопсии из федерального центра. Это не рак. Это воспаление, которое маскировалось под опухоль. Операция нужна, но простая, рядовая, по полису.
Андрей с шумом выдохнул и бросился обнимать мать.
— Господи, мама! Это же чудо!
Вера стояла в дверях, чувствуя невероятное облегчение, но вместе с ним — и горечь. Значит, продажа отменяется? Или теперь свекровь продаст квартиру просто «для себя», раз уж начала?
Тамара Ивановна отстранилась от сына. Она посмотрела на Веру, потом на коробки в коридоре, потом на плюшевого медведя в своих руках. Страх смерти, который гнал её последние недели, отступил, и на его место пришло осознание того, что она чуть не натворила. Она увидела себя со стороны: старуха, которая ради денег готова была растоптать семью сына, единственных людей, которые её любят.
— Сделки не будет, — твердо сказала она.
— Конечно, мам! — радостно подхватил Андрей. — Тебе же не нужны теперь такие деньги срочно!
— Дело не в деньгах, — перебила она. — Я сейчас поняла... пока думала, что умираю... Я ведь боялась не боли. Я боялась, что умру в одиночестве, и вы меня даже не вспомните добрым словом. А я ведь всё для этого сделала.
Она встала, подошла к Вере и, к изумлению невестки, взяла её за руку.
— Вера, прости меня. Я смотрела на квартиру как на актив, а это ваш дом. Я не буду его продавать. Никогда.
— Спасибо, Тамара Ивановна, — тихо сказала Вера.
Прошло два месяца. Тамаре Ивановне сделали плановую операцию, она быстро шла на поправку.
В субботу Андрей и Вера приехали к ней в гости.
— Вот, держите, — свекровь протянула им папку с документами. — Это дарственная.
— Мам, зачем? — удивился Андрей. — Мы же и так живем...
— Берите. Я не хочу больше иметь власть испортить вам жизнь. В тот день, когда я думала, что у меня рак, я поняла: на тот свет квартиру не заберешь. А вот совесть должна быть чиста.
Вера открыла папку. Там действительно был договор дарения на имя Андрея и Веры — в равных долях.
— И еще, — Тамара Ивановна улыбнулась, глядя на Машу, играющую на ковре. — Я хочу, чтобы вы знали: когда мне было страшно, только мысль о том, что у меня есть вы, держала меня на плаву. А этот медведь... — она кивнула на игрушку, которая теперь сидела на почетном месте в серванте. — Он и правда волшебный.
Вера посмотрела на мужа, на свекровь и впервые за семь лет почувствовала, что они не просто «родственники по мужу», а семья. Иногда нужно заглянуть в бездну, чтобы научиться ценить тех, кто стоит рядом.
Рекомендую почитать: