Глава 1. Трещина
Все началось с запаха. Не с помады на воротнике и не с загадочных пропавших часов. С запаха дорогого, чуждого мне табака в ее волосах. Мы не курили. Никогда.
— Ты пахнешь дымом, — сказал я как-то вечером, когда Алена, моя жена, наклонялась, чтобы поцеловать меня в щеку.
Она замерла на полуслове, ее улыбка, яркая и привычная, дрогнула на миллиметр.
— Ой, наверное, в лифте с кем-то ехала. Или в кафе. Противно, да?
Ее ответ был слишком быстрым, слишком гладким, как отрепетированная реплика.
Я кивнул, делая вид, что верю. Но внутри что-то съежилось, превратилось в холодный, острый камешек. Я наблюдал. Стал замечать мелочи: новый оттенок помады, который она якобы «попробовала в магазине», частые «задержки на работе» в ее дизайн-студии, более тщательный макияж по утрам. Алена всегда была ухоженной, но теперь это был боевой раскрас.
Однажды ночью, когда она спала, я взял ее телефон. Пароль сменился. Старый, наш общий – дата нашей свадьбы – не подошел. Руки похолодели. Я сидел в темноте кухни, глядя на черный экран, и этот камешек в груди начал обрастать ледяной коркой.
Конфронтация вышла нервной и бесплодной.
— Ты мне не доверяешь? После десяти лет? — голос Алены дрожал от возмущения, но глаза, ее прекрасные карие глаза, бегали. — У меня сложный проект, клиент придирчивый, я вся на нервах! А ты вместо поддержки устраиваешь слежку!
— Я не слежу, я просто вижу! — кричал я, чувствуя себя идиотом. — Ты стала чужой, Алена!
— Это ты становишься чужим! Подозрительным и злым!
Мы помирились. Слезами, страстным примирением, которое было больше похоже на отчаянную попытку пробить нарастающую стену. Но трещина осталась. И я решил узнать, что скрывается за ней.
Следующей ступенькой стал GPS-трекер, крошечный магнитный бокс, который я прикрепил под крылом ее автомобиля. Подло? Да. Унизительно? Еще как. Но я тонул, а она, казалось, даже не замечала, что я захлебываюсь.
Первые дни ничего. Дом – студия – дом. А потом, в пятницу, маршрут изменился. Не в сторону предполагаемого «кафе с коллегой». Машина двинулась в старый, тихий район города, к дому-особняку за высоким забором. Она провела там три часа.
Сердце билось так, словно хотело вырваться и в одиночку отправиться на разборки. Я припарковался в двух кварталах, курил, хотя бросил пять лет назад. В голове крутились кадры: она смеется, обнимает незнакомца, целует его… Я чуть не вырвал ручку сцепления.
Когда ее хэтчбек вырулил из-за ворот, за ним, через несколько минут, выкатился дорогой черный внедорожник. За рулем я разглядел мужчину. Лет пятидесяти, седина у висков, уверенное, спокойное лицо. Он выглядел не как любовник-плейбой. Он выглядел как хозяин положения.
Я последовал за ним. Он приехал в солидный бизнес-центр в центре города. Название компании на вывеске заставило меня онеметь: «Волхов-Холдинг». Крупный игрок в сфере госзакупок и строительства. О нем писали в новостях, в основном в контексте громких выигранных тендеров. Его главу, Артема Волкова, я видел на фото в деловых журналах. Это был он.
Моя жена изменяла мне с олигархом. Мысль была настолько абсурдной, что вместо ярости я почувствовал пустоту. Что он мог дать ей? Деньги? У нас их было достаточно. Связи? Зачем? Я, простой архитектор, вдруг ощутил себя нищим и ничтожным. Этот мужчина мог купить и продать сотни таких, как я.
Я не спал всю ночь. В голове зрела месть. Примитивная, звериная. Разбить его машину? Написать анонимку? Устроить сцену? Все это казалось детским лепетом на фоне его возможностей. Я чувствовал себя загнанным в угол хомяком, который рычит на тигра.
Утром Алена собиралась на работу, напевая. На ней было то самое новое платье.
— Задержишься? — спросил я голосом, в котором не дрогнул ни один мускул.
— Не думаю, — она улыбнулась, но не посмотрела в глаза. — А что?
— Так, просто. Соскучился.
После ее ухода я поехал к тому особняку. Долго смотрел на высокий забор, на камеры. Это была не любовная берлога. Это была крепость. И моя жена была теперь за стенами, которые я не мог штурмовать.
Я вернулся домой и начал рыться в ее вещах, уже не скрывая этого. В шкатулке с бижутерией, под бархатной подкладкой, я нашел флешку. Простую, синюю. Мое сердце заколотилось с новой силой.
Вставив ее в ноутбук, я обнаружил не фото и не любовные письма. Там были сканы документов. Договоры, финансовые отчеты с пометками, сканы паспортов (в том числе и мой!), выписки из банка. Моей банковской карты, к которой у нее был доступ. И чертежи. Мои чертежи последнего проекта — реконструкции старого цеха под культурный центр. Проекта, который я делал с душой, который должен был стать моей визитной карточкой.
Я сидел и смотрел на экран, пытаясь сложить пазл. Измена? Да. Но это было что-то большее. Гораздо большее. И в этот момент на флешке я нашел текстовый файл с единственной строкой: «Смета по объекту «Ковчег». Ковчег – это было рабочее название моего проекта.
Ко мне начало медленно приходить понимание, леденящее и невероятное. Это была не просто измена. Это было предательство другого порядка. Но зачем? Зачем ей мои чертежи и наши с ней документы?
Ответ пришел сам, в виде вечерних новостей. Диктор с каменным лицом зачитывал: «Возбуждено уголовное дело по факту крупных хищений бюджетных средств в рамках проекта реконструкции исторических зданий. По данным следствия, средства, выделенные на реставрацию, выводились через фирмы-однодневки. Одним из ключевых подрядчиков по проекту «Ковчег» значится архитектор Денис Сомов…»
На экране мелькнуло мое фото. Я онемел. Голова зазвенела. «Ковчег»… Фирмы-однодневки… Мои чертежи на флешке у жены…
Дверь открылась. Вошла Алена. Она увидела мое лицо, открытый ноутбук с документами на экране, и ее собственная маска сползла, обнажив смертельную усталость и страх.
— Денис… — прошептала она.
— Что ты наделала? — мой голос прозвучал чужим, тихим и страшным. — Что ты наделала, Алена?
Она закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала. А я понял, что тайна была не в постели. Она была гораздо, гораздо страшнее.
Глава 2. Сделка с дьяволом
Она не отрицала. Сидела напротив, сжав в руках чашку с остывшим чаем, и говорила ровным, механическим голосом, будто зачитывала приговор.
— Полгода назад ко мне в студию пришел его человек. Сказал, что Артем Волков заинтересован в моих работах. Что у него частный заказ — дизайн интерьера яхты. Сумма была… нереальной. В десять раз больше моих обычных гонораров.
Она подняла на меня глаза, полные мольбы и ужаса.
— Ты же помнишь, тогда у нас были проблемы? Ипотека, мамина операция… Я обрадовалась. Думала, спасение.
— Продолжай, — сказал я, и собственное спокойствие пугало меня.
— Первая встреча была в ресторане. Он был обаятелен, говорил комплименты, восхищался моим вкусом. Потом предложил поехать посмотреть саму яхту. Я согласилась. На борту он… сделал предложение. Но не то, о котором я думала.
Она содрогнулась.
— Он сказал, что знает про твой проект «Ковчег». Что проект выиграет тендер, но для «безопасности и ускорения процессов» нужна небольшая схема. Фирма-посредник. Через нее будут проходить деньги для «оплаты услуг субподрядчиков». Все легально, все в рамках закона, просто бухгалтерские нюансы.
— И ты согласилась? — не мог поверить я. — Ты, которая не разбирается в бухгалтерии и ненавидит аферы?
— Я отказалась! — выкрикнула она. — Клянусь! Но он… Он улыбнулся и сказал, что уже поздно. Что я, сама того не зная, подписала кое-какие документы на той встрече в ресторане. Документы, которые делали меня директором той самой фирмы-однодневки. А еще он показал мне фото. Фото, где я выхожу из его внедорожника возле его дома. И… видео со скрытой камеры в каюте яхты. Меня в одном полотенце. Контекст был такой, что любой бы сделал выводы.
Она снова заплакала.
— Он сказал: «Или ты играешь по моим правилам, и твой муж получает самый престижный проект в своей карьере, а потом все документы сгорят, либо… Либо эти фото и видео получат все его конкуренты, а Следственный комитет узнает о твоей фирмочке, через которую уже начался откат. Твой муж сядет за мошенничество, а ты — как соучастница. И еще я позабочусь, чтобы твоя мама не получила квоту на операцию. Выбор за тобой».
В комнате повисла тяжелая тишина. Я смотрел на эту женщину, которую любил десять лет, и не мог соединить ее с той, что сидела передо мной.
— И ты выбрала? Молча, все это время, ты выбрала быть его пешкой? Воровать у меня чертежи, подписывать какие-то бумаги моей картой?!
— Я пыталась тебя защитить! — закричала она. — Он сказал, что это формальность! Что тебя втягивать опасно, что ты честный и не сможешь играть в эту игру! Что если я все сделаю правильно, то мы получим деньги, ты — славу, а он — свой откат, и все разойдутся! А эти чертежи… Он сказал, нужны для «согласования». Я не знала, что он подставит тебя!
Ее история была полна дыр, отговорок и детской наивности. Но в ее страхе не было фальши. Она была загнана в угол.
— А наши отношения? Эти… встречи у него в доме? Это тоже была «формальность»? — спросил я, и каждый давился горечью.
Алена побледнела еще больше.
— Он требовал отчеты. Лично. И… проверял лояльность. Я должна была приходить, рассказывать, что ты делаешь, о чем говоришь… А потом… Потом он сказал, что физическая близость — лучшая гарантия молчания. Что это страховой полис. Что если я откажусь, игра закончится. И ты…
Она не договорила. Не нужно было. Картина сложилась в чудовищный, идеально продуманный пазл. Волков использовал ее как инструмент. И как развлечение. Моя честность, мой талант, наша любовь — все это стало уязвимостью, за которую он зацепился.
Я встал и подошел к окну. Город горел огнями, красивыми и равнодушными.
— Что теперь? — спросила она жалобно.
— Теперь, — сказал я, оборачиваясь, — меня обвиняют в хищении бюджетных средств. Мне грозит до десяти лет. Моя репутация уничтожена. Наши счета, наверняка, уже арестованы.
— Но мы можем все объяснить! — вскочила она. — Мы пойдем в полицию, расскажем про Волкова!
— С какими доказательствами? С твоей флешкой? Так она уличает в первую очередь тебя и меня. Твои слова против его слов? У него купленные судьи и следователи. Мы выйдем из кабинета, и нас собьет грузовик. Или мама твоя действительно не получит свою операцию.
Она снова опустилась на стул, сломленная. Я видел в ней не предательницу, а испуганного, затравленного зверька. И часть меня, та самая, что любила ее все эти годы, сжималась от боли. Но другая часть, холодная и расчетливая, уже начинала работать.
— Он звонил тебе сегодня? — спросил я.
— Нет… Я ждала. Думала, он…
— Он выждет. Чтобы ты приползла к нему в панике, умоляя спасти. И он «спасет». За новую цену.
Я подошел, взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя.
— Ты будешь делать то, что я скажу. Поняла? Ты уже предала меня один раз. Теперь у тебя есть шанс это исправить. Единственный.
В ее глазах мелькнула искра — не надежды, а отчаянной решимости загнанного в угол существа.
— Что делать?
— Нам нужно поймать его на том, в чем он уверен, что мы никогда не посмеем. На его территории. Играть в его игру. Но по нашим правилам.
План, который начал вырисовываться в моей голове, был безумным и смертельно опасным. Он строился на двух китах: на жадности Волкова и на том, что он считал Алену сломленной, а меня — глупым и побежденным мужем.
— Завтра ты позвонишь ему. Скажешь, что я все узнал. Что я в ярости, что хочу все раскрыть. Но… что ты меня уговорила. Скажешь, что я согласен на сделку.
— Какую сделку? — прошептала она.
— Я хочу встретиться с ним. Лично. Чтобы обсудить… мое молчание. И мое дальнейшее участие в его схемах. За большие деньги. Я архитектор, я могу быть полезен. Скажи, что я не идеалист, я просто хочу свою долю.
Алена смотрела на меня, как на незнакомца.
— Денис, он тебя раздавит.
— Возможно. Но у нас нет другого выхода. Либо мы попробуем поймать волка, либо он сожрет нас поодиночке.
Той ночью мы не спали. Лежали рядом, не касаясь друг друга, каждый в своем аду. Предательство все еще висело между нами черной, дышащей массой. Но теперь к нему добавился союз. Странный, хрупкий, построенный на страхе и необходимости выжить. Любовь… О любви сейчас думать было нельзя. Это чувство было тяжелораненым и истекало кровью где-то в темном углу души.
Глава 3. В логове волка
Встреча была назначена в том самом особняке. Через два дня. За это время ко мне уже приходили с обыском. Выглядели вежливо, но глаза были пустые, ледяные. Забрали ноутбук, документы. Я вел себя как растерянный, ничего не понимающий человек, попавший под колеса системы. Это было недалеко от истины.
Перед выходом я долго смотрел на себя в зеркало. Мне нужен был образ: обиженного, жадного, мелкого человека, которого можно купить. Я надел чуть помятый пиджак, не самую новую рубашку. Должен был выглядеть как тот, кто уже сломлен, но еще пытается выторговать себе копейку.
Алена ехала со мной. Она была бледна как полотно, но держалась с пугающим спокойствием. Мы не разговаривали. Что тут можно было сказать?
Нас встретил не сам Волков, а его человек — крепкий, молчаливый тип в дорогом костюме, который провел через сад с видеокамерами на каждом углу к тяжелой дубовой двери. Внутри пахло деньгами и стариной: темное дерево, кожа, бронза. Не дизайн, а демонстрация власти.
Артем Волков ждал нас в кабинете, похожем на музей. Он сидел за массивным столом, на стене за ним висела карта города с цветными флажками — его империя.
— Денис. Алена. Проходите, — его голос был бархатным, спокойным. Он не встал.
Мы сели. Я почувствовал, как Алена рядом со мной напряглась в струну.
— Ну что, — начал Волков, сложив руки на столе. — Понимаю, ситуация неприятная. Но, как я люблю говорить, нет таких проблем, которые нельзя было бы решить. Особенно если подойти к вопросу с умом.
Он смотрел на меня оценивающе, как на лошадь на аукционе.
— Алена передала ваше… предложение. Вы хотите поговорить о вашей роли. Интересно. Я думал, вы придете с кулаками или с диктофоном.
— Кулаками — вас не победить. Диктофон — доказательство, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал надтреснуто. — Мне нужны гарантии. И компенсация. Вы уничтожили мою репутацию.
Волков усмехнулся.
— Репутация — товар восстановимый. А вот свобода — нет. Вам грозит статья 159 часть 4. Крупное мошенничество. Это серьезно.
— Но я ничего не делал! — вырвалось у меня с искренней горячностью.
— А кто поверит? — Волков развел руками. — Документы, подписанные вашей женой (с вашего одобрения, как будет выглядеть в суде), переводы, чертежи… Все чисто. Вам повезло, что я человек сентиментальный и не хочу калечить судьбы. Особенно таких талантливых людей.
Он встал, подошел к бару, налил себе коньяк. Не предложил нам.
— Вот мое предложение. Вы берете вину на себя в «упрощенном» порядке. Признаете, что по неопытности и жадности позволили своей супруге оформить фирму, но о сумме ущерба ничего не знали. Максимум — условный срок и штраф. Который, разумеется, я оплачу. А после всего этого… у меня для вас есть интересная работа. За границей. С чистым именем новой компании и очень хорошим окладом. Алена, конечно, поедет с вами.
Это была идеальная ловушка. Признать вину — значит дать ему в руки пожизненную петицию. Уехать за границу — стать его вечным заложником.
— А если я откажусь? — спросил я, глядя ему в глаза.
— Тогда, — Волков сделал глоток коньяка, — вам дадут реальный срок. Алена, как соучастница, тоже сядет. Вашу квартиру, машины — все конфискуют в счет ущерба. А вашей теще… Ну, вы поняли. Жизнь — это выбор, Денис.
В комнате повисла тишина. Я смотрел на его самодовольное лицо и понимал, что он абсолютно уверен в победе. Он играл в шахматы, думая, что перед ним шашки.
— Мне нужно время подумать, — выдавил я.
— Конечно. Два дня. Не больше. Послезавтра вечером я жду ваш ответ здесь. И, Денис… — он положил руку мне на плечо, и я едва сдержал порыв стряхнуть ее. — Не делайте глупостей. Вы входите в большую игру. Здесь нужно хладнокровие.
На обратном пути в машине Алена разрыдалась.
— Он сожрет нас… Я не хочу в тюрьму, Денис…
— Заткнись, — сказал я резко. Не потому что злился на нее. А потому что нужна была тишина, чтобы думать. Его предложение было предсказуемым. И в этой предсказуемости была наша единственная надежда.
Дома я заперся в кабинете. У меня было меньше сорока восьми часов, чтобы подготовить контрудар. Он ждал моего ответа послезавтра. Он был уверен, что я сломлен. Значит, surveillance (наблюдение) за мной, скорее всего, будет стандартным — просмотр звонков, может, слежка. Но не на уровне паранойи. Зато он будет готовиться к встрече. К той встрече, где он примет мою капитуляцию.
У меня была одна карта. Одна-единственная. Волков любил все контролировать. И он обожал записывать. Это было его «страховым полисом» против всех. Против конкурентов, против чиновников, против таких, как Алена. В его кабинете, в его доме, наверняка, стояла аппаратура. Он записал ее признания, ее унижения. Наверняка, записывал и все важные разговоры. Хранил их как козыри.
Мне нужно было заставить его достать эти записи. Или создать новую. Такую, которая будет ему дорого стоить.
План был безумным. Он строился на том, что Волков, как и многие сильные мира сего, презирал тех, кого считал слабыми. И на том, что у меня не было другого выхода.
На следующий день я поехал в гараж к старому другу, Кириллу, с которым вместе занимался кардингом в студенчестве. Он теперь был честным автомехаником, но кое-какие старые навыки, как он иногда шутил, не забыл.
— Кирилл, мне нужна маленькая, незаметная, но очень качественная петличка. С хорошей памятью и передатчиком. И еще кое-что…
Он посмотрел на меня серьезно.
— Денис, ты вляпался во что-то?
— Можно и так сказать. Вытаскиваю себя. Поможешь?
Он вздохнул, но кивнул.
Пока Кирилл копался в своих ящиках, я позвонил Алене.
— Слушай внимательно. Завтра вечером, когда мы придем к нему, тебе нужно будет сделать одну вещь…
Я отдавал ей самый опасный приказ. Но и самый важный. Если она сорвется, нас ждет провал. Если справится — у нас будет шанс.
— Поняла? — спросил я в конце.
— Поняла, — ее голос был тихим, но твердым. В нем слышалось то же отчаяние, что и у меня. Мы были в одной лодке, разбитой ее же руками, но плыть теперь приходилось вместе.
Ночь перед встречей я провел, проверяя оборудование, вчитываясь в закон о частной детективной деятельности и о допустимости доказательств, полученных с провокацией. Все было на грани. Скорее, за гранью. Но игра стоила свеч. Ставка — наша жизнь.
Наступил вечер. Мы снова ехали к особняку. На мне был тот же пиджак, в подкладке которого у сердца была зашита петличка от Кирилла. В кармане — старый кнопочный телефон, который должен был работать как ретранслятор и записывать все на сим-карту, спрятанную в машине Кирилла, припаркованной в полукилометре. Примитивно, но действенно.
Волков встретил нас в более расслабленной обстановке — в малом гостиной с камином. На столе уже стоял коньяк и три бокала. Он был в хорошем настроении.
— Ну что, архитектор, определились?
Я сделал вид, что мне тяжело говорить. Опустил глаза.
— Да. Мы принимаем ваше предложение.
— Умное решение, — Волков улыбнулся, налил коньяк. — Выпьем за новое сотрудничество.
Мы выпили. Жидкость обжигала горло.
— Но у меня есть условие, — сказал я, ставя бокал.
Волков нахмурился.
— Какое еще условие?
— Я хочу гарантии, что после моего «признания» вы не бросите нас. И что эти… компрометирующие материалы на Алену будут уничтожены. Все. Я хочу это видеть.
Волков рассмеялся.
— Денис, дорогой, вы не в том положении, чтобы ставить условия.
— Я в том положении, что могу пойти на сделку со следствием, — сказал я, повысив голос, играя роль отчаявшегося человека. — Да, меня посадят. Но я потяну за собой всех! У меня есть кое-какие догадки, я изучал документы! Я расскажу все про ваши схемы с другими объектами!
Я блефовал. Но блефовал отчаянно. Волков перестал смеяться. Его глаза сузились.
— Вы угрожаете мне? В моем доме?
— Я требую гарантий! — закричал я, вскакивая. — Вы думаете, я поверю на слово? Нет! Покажите мне эти записи! Удалите их при мне! Или никакой сделки! Лучше уж тюрьма, чем вечная петля на шее!
Я видел, как он колеблется. Мой истеричный тон, моя «слабость» работали. Он презирал меня в этот момент, был уверен, что контролирует ситуацию. И это сыграло нам на руку.
— Хорошо, — процедил он наконец. — Вы хотите доказательств? Получите.
Он подошел к книжному шкафу, нажал скрытую кнопку. Часть полки отъехала, обнажив сейф. Он быстро набрал код. Внутри лежали стопки документов, несколько внешних жестких дисков и маленький диктофон.
— Вот, — он взял диктофон. — Здесь, например, очень трогательный монолог вашей супруги о том, как она боялась за вас и согласилась на все мои условия. Хотите послушать?
— Удалите! — прошептала Алена. Она встала, подошла к нему. Ее руки дрожали. — Пожалуйста, Артем. Вы получили, что хотели. Оставьте нас.
Она посмотрела на него так, как смотрела, наверное, все эти месяцы — с мольбой, со страхом, с отвращением. И в этот момент, как мы и договаривались, она «споткнулась» о ковер и упала прямо на него, обхватив его ноги.
— Удалите, умоляю вас!
Волков брезгливо попытался оттолкнуть ее, но она вцепилась. В этот момент хаоса, пока его внимание было приковано к ней, я сунул руку в карман пиджака и нажал кнопку на втором, крошечном устройстве от Кирилла — глушителе сигналов. На несколько секунд все беспроводные устройства в комнате, включая системы безопасности и, что важнее, возможные «жучки» самого Волкова, должны были заглохнуть. Окно.
— Отстань, дура! — рявкнул Волков, отпихивая Алену. Она отпустила его, рыдая, отползла к дивану.
Волков, фыркнув, повернулся к сейфу, чтобы положить диктофон обратно. Его спина была ко мне. Всего на три секунды.
Этого хватило. Я шагнул к столу, к его бокалу с коньяком, и быстрым, отработанным дома движением капнул в него из маленького флакончика, спрятанного в рукаве. Прозрачную, почти невидимую жидкость. Сильнодействующее снотворное, которое я раздобыл через знакомого врача «для бессонницы». Доза, которая должна была подействовать через двадцать-тридцать минут и вырубить человека на несколько часов.
Я отошел назад, сердце колотилось так, что, казалось, его услышат.
— Ладно, — сказал Волков, закрывая сейф. — Вы получили свое доказательство. Завтра мой юрист привезет вам документы для подписания. А сейчас — убирайтесь. Вы мне надоели.
Мы вышли. На улице я глубоко вдохнул холодный воздух. Первая часть плана сработала. Запись нашей ссоры, его признания в наличии компромата и шантаже, были в кармане Кирилла. Но этого было мало. Нужно было главное — доступ к сейфу. И для этого Волков должен был крепко уснуть.
Мы сели в машину. Алена смотрела прямо перед собой.
— Ты справилась, — сказал я.
— Я чувствую себя грязной, — ответила она. — Еще грязнее, чем раньше.
Мы ждали. Через двадцать пять минут я отправил Кириллу условное смс. Еще через десять он позвонил.
— Из гаража выехал его внедорожник. Один. Похоже, едет в сторону центра. В доме, судя по тепловизору (дорогая игрушка Кирилла), остался один тепловой контур. На втором этаже. Не двигается.
Волков поехал встречаться с юристом или по другим делам. А дома, в гостевой или спальне, спал его «гость» под действием снотворного. Или охрана. Но скорее первое. Он не стал бы оставлять там посторонних.
— Едем, — сказал я.
Мы вернулись к дому, но не к парадному входу. Я знал от Алены про старый служебный ход со стороны котельной, который иногда забывали закрывать на тяжелый замок. Волков был уверен в своей безопасности.
Мы прокрались через темный сад. Алена дрожала, я вел ее за руку — впервые за много недель прикосновение было не враждебным, а необходимым. Дверь, как на нашу удачу, была прикрыта. Мы вошли в полуподвальное помещение, пахнущее маслом и пылью.
Дальше был самый опасный момент. Нужно было подняться в кабинет, вскрыть сейф, сфотографировать все, что внутри, и исчезнуть. У нас был час, максимум два.
Сердце бешено колотилось, когда мы крались по темному коридору к кабинету. Дверь была заперта. Но у Кирилла был для меня и сюрприз — универсальный отмыкатель для простых замков. Щелчок показался нам оглушительным.
Мы вошли. Луна освещала комнату. Сейф манил к себе. Я подошел, надел перчатки. Комбинация… Алена видела, как он набирал ее сегодня. Но не полностью. Только первые и последние две цифры. Остальное — между ними. Вариантов было много.
Я начал пробовать. Время текло неумолимо. Секунды казались минутами. Лоб покрылся холодным потом.
— Денис, быстрее… — прошептала Алена, стоя на стреме у двери.
И тут я услышал звук. Снаружи. Шаги по гравию. И голоса. Не один, а несколько. И они приближались к дому.
Волков вернулся. И не один.
Глава 4. Расплата
Мы замерли. Свет фонариков мелькнул в окна сада.
— В столовую, через кухню, — прошептал я, хватая Алену за руку.
Мы выскочили из кабинета и бросились вглубь дома, прочь от главного входа. Наш план рушился на глазах. Вместо тихого вскрытия сейфа нас ждала ловушка.
Спускаясь по задней лестнице в полуподвал, я услышал, как открывается парадная дверь. Голос Волкова, громкий и раздраженный:
— …глупость! Он не посмеет. Он уже сломлен. Завтра все подпишет.
Другой голос, низкий, незнакомый:
— Артем Викторович, лучше перестраховаться. Мы все проверим.
Они были в холле. Мы — в темном лабиринте подсобок. Нам нужно было к тому самому служебному выходу. Но путь к нему лежал через котельную, дверь в которую, как я теперь с ужасом вспоминал, скрипела.
— Осторожно, — прошептал я, приоткрывая дверь.
Скрип разнесся по тишине, как выстрел.
— Что это? — донесся снизу голос Волкова. — Там кто-то есть?
Шаги зазвучали быстрее. Они поднимались. Нас было двое против… Сколько их? Трое? Четверо? У них наверняка было оружие.
Мы ворвались в котельную, захлопнули за собой дверь. Я огляделся в полумраке, освещенном только аварийной лампочкой. Выход был в другом конце помещения. Но между нами и ним стояли котлы, трубы, станки.
Дверь в котельную дрогнула от удара.
— Открывай! — прогремел чужой голос.
Я схватил Алену и потянул за собой, ныряя в лабиринт труб. Мы прижались к стене за массивным цилиндром котла. Дверь с треском выломали. В проеме silhouetted две фигуры. Одна — Волков, другая — его крепкий охранник.
— Освети! — скомандовал Волков.
Охранник включил мощный фонарь. Луч заскользил по стенам, по трубам. Он двигался к нашему укрытию. Алена прижалась ко мне, ее дыхание было частым и горячим. Я искал глазами что угодно, хоть какой-то шанс.
Мой взгляд упал на старый, ржавый вентиль на трубе прямо над головой охранника. Большой, маховичный. Если…
Я поднял с пола обломок кирпича и швырнул его через все помещение, в дальний угол. Кирпич с грохотом ударился о металл.
— Там! — крикнул охранник и развернулся, направляя луч фонаря.
В этот момент я резко встал и изо всех сил дернул за маховик вентиля. Он поддался с сухим, резким скрипом. Из стыка труб рядом с охранником с шипением вырвался клуб белого пара — горячего конденсата или просто старого воздуха под давлением.
Охранник вскрикнул, отпрянул, уронив фонарь. На секунду все погрузилось в полутьму и хаос.
— Бежим! — крикнул я Алене.
Мы выскочили из-за укрытия и помчались к выходу. Сзади раздался выстрел — глухой, негромкий, с глушителем. Пуля со звоном ударила в трубу рядом с моей головой. Я толкнул Алену вперед, к железной двери, и сам бросился за ней.
Мы выскочили в холодную ночь, в сад. Бежали, не разбирая дороги, через кусты, спотыкаясь о корни. Сзади слышались крики, еще один приглушенный выстрел. Мы достигли забора в дальнем конце сада. Высокого, с колючей проволокой наверху.
— Быстрее! — я подсадил Алену, она ухватилась за верх, порвала пальцы о колючку, но перевалилась. Я последовал за ней, чувствуя, как острые шипы рвут кожу на руках и спине.
Мы рухнули на землю по ту сторону забора, в темной, безлюдной аллее. Машина Кирилла была в двух кварталах. Мы побежали, задыхаясь, прижимаясь к стенам домов.
Доехали до гаража Кирилла в состоянии, близком к шоку. Одежда порвана, руки в крови, лица исцарапаны. Кирилл, увидев нас, замер.
— Боже… Вы живы?
— Еле, — хрипло ответил я. — Забрал?
Он молча кивнул и протянул мне маленький диктофон. — Все, что было в эфире, тут. Качество так себе, но разобрать можно.
Я взял его, как святыню. Это была наша жизнь. Наша свобода.
— Алена, — обернулся я к жене. Она сидела на старом стуле, трясясь, глядя в одну точку. — Алена!
Она медленно подняла на меня глаза. В них не было слез. Только пустота и ужас.
— Он убьет нас. Теперь он точно убьет.
— Не успеет, — сказал я, и в моем голосе прозвучала сталь, которой не было раньше. — Мы идем в полицию. Сейчас. Не в местный отдел, а прямиком в УЭБиПК. С этой записью и с историей.
— Они ему принадлежат! — выкрикнула она.
— Не все. И у них есть конкуренты. И пресса. Он силен, но не всесилен. Особенно когда против него — живые свидетели с аудиодоказательством шантажа и попытки убийства.
Это был отчаянный шаг. Но другого не оставалось. Бежать? У него были связи везде. Прятаться? Всю жизнь? Нет. Нужно было бить первым. Публично и громко.
Мы поехали. Ночь в отделе экономической безопасности была долгой и мучительной. Нас допрашивали по отдельности. Мой рассказ, подкрепленный записью (где Волков прямо говорил о шантаже, о подставной фирме, о своих схемах), заставил следователей сменить снисходительные ухмылки на сосредоточенную серьезность. Особенно когда я упомянул фамилии других возможных фигурантов из документов, мельком увиденных в сейфе.
Алена, сломленная и искренняя в своем раскаянии, стала идеальным свидетелем. Ее история о давлении, угрозах, сексуальном принуждении добавляла делу совсем другие, очень тяжелые краски.
К утру нас не арестовали. Нам дали статус свидетелей. Наших адвокатов (дешевых, найденных Кириллом) сменили на других, от государства. Это был знак. Дело против меня начало разваливаться, как карточный домик. А против Артема Волкова — только начинало строиться.
Через три дня его задержали. Ненадолго. Его адвокаты вытащили его под залог почти сразу. Но семя было брошено. В прессу, через анонимные каналы, просочились обрывки информации. Не про меня, а про него. Про «бизнесмена, использующего семьи подрядчиков в своих схемах».
Мы с Аленой жили на съемной квартире, предоставленной следствием. Мы были вместе, но между нами лежала пропасть, шире, чем когда-либо. Мы пережили ад, бок о бок. Но ад этот начался с ее предательства. И это знание висело между нами, невысказанное, но ощутимое.
Однажды вечером, когда она мыла посуду, я сказал:
— Когда это все закончится… что будем делать?
Она не обернулась. Плечи ее напряглись.
— Не знаю, Денис. Я не имею права ничего решать. И не имею права просить тебя остаться.
— А хочешь? — спросил я, и сам удивился, зачем.
Она наконец повернулась. Лицо ее было мокрым от слез, смешанных с мыльной пеной.
— Больше всего на свете. Но я понимаю, что это невозможно. Я сломала нас. Я сломала тебя. Я предала тебя не тогда, когда пошла к нему. А тогда, когда не пришла к тебе и не рассказала все в первый же день. Я была трусом. И трусость — это самое страшное предательство.
В ее словах была горькая правда. Она не оправдывалась. И в этом была ее искупительная жертва.
Дело длилось месяцы. Волков боролся, как раненый зверь. Но против него уже работала система, которую он же и кормил, но которая, увидев опасность, решила от него избавиться. Мое «признание» отозвали как данное под давлением и шантажом. Обвинения с меня сняли. Репутация… Ну, что репутация. Я стал тем самым архитектором, который чуть не сел, но помог раскрыть крупное дело. Это давало неоднозначную славу, но хотя бы не клеймо вора.
Волкова осудили. Не за все, конечно. Но за вымогательство, подлог, незаконное предпринимательство и еще за кучу статей. Он получил семь лет строгого режима. Его империя рухнула.
В день приговора мы с Аленой сидели в кафе. Первый раз за много месяцев просто так. Без адвокатов, без следователей.
— Я уезжаю, — сказала она, не смотря на меня. — В другой город. Маме там лучше климат. Начну заново.
— Одна? — спросил я.
— Да. Это правильно.
Я смотрел на нее. На эту женщину, которая была моей любовью, моей болью, моим сообщником в борьбе за выживание. Я ненавидел ее за слабость. Но в этой же слабости я увидел и силу — признать свою вину и уйти. Не тянуть, не выпрашивать прощение, которое невозможно дать сразу. А просто уйти, оставив мне шанс когда-нибудь собрать свою жизнь из осколков.
— Я не могу простить тебя сейчас, — сказал я честно. — Может быть, никогда не смогу.
— Я знаю, — она кивнула. — И не проси. Просто… Будь счастлив, Денис. Когда-нибудь.
Она встала и вышла из кафе, не оглядываясь. Я смотрел, как ее фигура растворяется в толпе. Не было ни ярости, ни боли. Только огромная, всепоглощающая усталость и пустота.
Предательство жены мужу. Оно пришло не в образе любовника, а в образе страха, слабости и молчания. Оно сломало одну жизнь. Но, парадоксальным образом, спасло другую — от тюрьмы. И дало шанс на третью — на жизнь после всего этого. Какой она будет — я не знал. Но теперь это была только моя жизнь. И только мне решать, что с ней делать.