Дарья Десса. "Игра на повышение". Роман
Глава 147
Стоило мне вернуться на работу в офис, и Леднёв сделал вид, что ничего особенного не случилось. Это было одновременно и облегчением, и каким-то странным разочарованием. Я ожидала если не бури, то хотя бы намёка на неё, а получила лишь ледяное спокойствие. Может, он действительно поверил в мою наспех придуманную теорию про женатого мужчину, с которым у меня бурный роман, и решил, что это не его дело. Или, что более вероятно, ему на это просто наплевать, и Владимир Кириллович пожелал не обращать внимания на мои личные дела.
В самом деле: какая ему разница, с кем встречаюсь? Будь я его родная дочь – совсем другое дело; тогда бы он, возможно, устроил мне допрос с пристрастием, но так… Он всего лишь позвонил, когда ему доложили о моём прибытии, сухо поинтересовался самочувствием и тут же повесил трубку, но к себе не вызывал. Да и зачем? Согласно официальной легенде, которую Леднёв поддерживает, я взрослая дочь, существование которой он тщательно скрывает от всех, чтобы не усложнять отношения в коллективе. Просто же так тягать к себе на ковёр подчинённую – формальных поводов к тому не имелось, а лишний раз привлекать внимание к нашей «родственной» связи он не хотел.
Вместо Владимира Кирилловича первым, кто ко мне заявился, был Орловский. Он вошёл негромко, с привычной для него смесью официальной вежливости и личной озабоченности. Присмотрелся, чтобы убедиться в моём благополучии, и в его глазах читалось искреннее, хотя и скрываемое, беспокойство. Поинтересовался, как себя чувствую, и я постаралась ответить максимально буднично, чтобы не выдать своего внутреннего напряжения.
Сказала, что всё хорошо, у гриппа бывают остаточные явления в виде слабости, но меня они, к счастью, миновали. После этого Роман собрался было уйти, уже повернулся к двери, но неожиданно обернулся, словно важное вспомнив, снова подошёл, достал смартфон и что-то быстро написал. Его движения были неестественно резкими, а взгляд – напряжённым. Потом украдкой, по-другому и не скажешь, показал мне экран. Я с удивлением, которое тут же постаралась скрыть, прочла: «У тебя в кабинете прослушка».
– Вы уверены, Роман? – спросила я официальным тоном, стараясь говорить обычно и даже равнодушно, словно мы с ним обсуждали какой-то малозначимый проект и, надеюсь, достаточно убедительно для любого невидимого слушателя.
– Безусловно, Алина Дмитриевна, – кивнул Орловский, мгновенно подхватив игру. – Эта информация относительно контракта точна и требует немедленного обсуждения. Предлагаю это сделать за чашечкой кофе у меня в кабинете. Как вы на это смотрите?
– Положительно, – ответила я, и вскоре мы уже сидели у Романа. Дверь он предусмотрительно закрыл на ключ, а помощницу отправил на другой этаж за какими-то документами, чтобы, если вдруг окажется любопытной Варварой, не грела уши около двери. Мы оба понимали, что даже в его кабинете нужно соблюдать осторожность, но это было лучше, чем говорить в моём.
– Ты уверен в том, что написал? – спросила я, понизив голос до шёпота.
– Да, – подтвердил он, его лицо было серьёзным и сосредоточенным.
– А здесь? – я сделала пальцем круг в воздухе, указывая на пространство вокруг нас.
– Нет, никто не приходил. Я проверял.
– Или в твоё отсутствие был, а ты не заметил, – предположила я, чувствуя, как нарастает волна тревоги.
– Я «контрольки» оставлял, – ответил Роман, и в его голосе прозвучала нотка профессиональной гордости.
– Не поняла? – я нахмурилась, пытаясь понять его терминологию.
– Такие маленькие штучки, вроде пылинок или тончайших волосков, которые, если сдвинуть, сразу станет ясно: тут кто-то был. Это элементарная мера предосторожности.
– Ну просто Штирлиц, – усмехнулась я, хотя самой было совсем не весело, а скорее жутко от осознания того, насколько серьёзно он ко всему этому относится. – Так что ты знаешь о прослушке в моём кабинете?
– Вчера приходил электрик. Возился там около получаса, якобы проверял проводку. Я специально зашёл, вроде как поинтересоваться, на месте ли ты, и заодно присмотреться. Он как-то занервничал сразу, начал суетиться. Ответил, мол, ничего не знаю, мне приказали проводку проверить и систему противопожарной сигнализации, подключена ли.
– Ну, и что тут странного? – я пыталась найти рациональное объяснение, отмахнуться от дурных предчувствий. – Орловский, ты становишься параноиком. Может, он просто не любит, когда ему мешают заниматься своим делом?
– Нет, Алина. Я сфотографировал этого гражданина за работой, незаметно конечно, с помощью камеры на телефоне, а потом не поленился спуститься в хозслужбу и спросил, что за тип такой. Показал его фото. Они там глаза расширили. Мол, не знаем, такого сотрудника у нас нет. Может, из пожарной службы? Только пожарные проводами, сама понимаешь, не занимаются, у них другие специалисты. Отсюда я сделал однозначный вывод: хитрец ставил прослушку. И понятно, что не сам это придумал.
– Но кому это надо и зачем? – спросила я вслух, хотя уже и сама догадалась, что ответ, скорее всего, лежит в плоскости наших с Леднёвым сложных отношений.
– Алина, «я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся», – с интонациями Рубика Хачикяна из «Мимино» сказал Орловский, заметив тревожность на моём лице и решив ее как-то сгладить. Его попытка разрядить обстановку была неуклюжей, но трогательной. И всё равно актёрские задатки собеседника я не оценила – не до них сейчас, когда речь идёт о тотальной слежке. Да он и сам это понял, сразу сделав серьёзное лицо. – Короче, я снова приношу тебе свои глубочайшие извинения по поводу сказанного в отношении Владимира Кирилловича, – сказал, одновременно намекнув на заказчика установки «жучков».
– То есть ты не отказываешься от своих слов о том, что он занимается криминальными делами? – в упор спросила я, не отводя взгляда. Мой голос был ровным, но внутри всё кипело от напряжения.
Роман смутился, стиснул челюсти так, что желваки заходили под кожей, отвёл глаза, уставившись куда-то в сторону окна, словно ища там спасения. Он медлил, тщательно подбирая слова, и эта затяжная пауза только усиливала мои подозрения. Пока собеседник думал, что ответить, у меня вдруг мелькнула яркая, обжигающая мысль: «А ведь Орловский – единственный человек, который никак не связан с Леднёвым. Вернее, у меня на этот счёт нет никаких очевидных доказательств. Да, та история с женой Владимира Кирилловича, возможно, и выдумка, и мой мнимый «папаша» действительно направил Орловского в «Проспект», чтобы следить за мной. Но зачем? Ведь уже тогда рядом была Снежана, которая, казалось, справлялась с этой ролью идеально. Разве для того, чтобы уложить кого-то ко мне в постель и таким образом приблизить еще сильнее, сделав максимально уязвимой? Или он – часть более сложной, многоходовой комбинации, где каждый игрок выполняет свою, неведомую мне функцию? Боже, я никогда в этом не разберусь. Это не просто паранойя, а ощущение, что застряла в чужом, безумном сценарии. Что же мне делать? Как вырваться из этой паутины?»
– Я считаю, что мне не стоило высказываться на эту тему в твоём присутствии, тем более с такой формулировкой, – наконец придумал Роман ответ, который звучал как тщательно отрепетированное извинение, и бросил на меня вопросительный взгляд. В нём читалось: «Мол, что скажешь, подходит? Примешь эту жалкую попытку отступить?»
Я выдержала паузу, давая понять, что эти слова меня не убедили, но и не вызвали желания продолжать бессмысленную перепалку.
– Хорошо, принимается, – ответила я, и вдруг неожиданно для самой себя, повинуясь какому-то болезненному импульсу, спросила: – Скажи, у тебя правда была связь с женой Леднёва?
Роман вздрогнул, словно от удара током.
– Почему ты об этом… Это не имеет никакого отношения к…
– Да или нет? Только честно. Мне нужна правда, а не твои дипломатические увёртки.
– Да, – выдохнул он, и это односложное признание прозвучало как приговор.
– Не верю, – тут же отрезала я, хотя внутри всё сжалось.
– Тебе нужны доказательства? Факты фото- и видеофиксации, что ли? – немного насмешливо, с ноткой цинизма, спросил Орловский, пытаясь перевести всё в шутку.
– Да, – ответила я, не моргнув.
– Не знал, что ты такая… – он запнулся, ища подходящее слово.
– Какая? – с вызовом спросила я, готовая услышать любое оскорбление.
– Любопытная, – нашёлся он что сказать, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на восхищение, смешанное с недоумением.
– Какая есть. И не пытайся сменить тему.
– Но зачем тебе это? Зачем ворошить прошлое?
– Хочу сравнить. Мне нужно понять, что за женщина смогла заинтересовать тебя настолько, чтобы ты пошёл на такой риск.
– Себя с ней? – его голос стал тише, в нём проскользнула осторожность.
– Да. Хочу понять, что у неё было такого, чего нет у меня.
– Вы непохожи. Совсем. И потом, Алина. Ты прости… – он снова начал выкручиваться, и это меня раздражало.
– Много извиняешься. Входит в привычку.
– Тебе не кажется, что это как-то… не совсем нормально?
– Глупо? По-бабски? – я сама подсказала ему слова, которые, как мне казалось, вертелись у него на языке.
– Нет, нелогично. Ты – дочь Леднёва, а хочешь узнать подробности личной жизни своей… потенциальной мачехи. Это же абсурд.
– Владимир Кириллович мне сказал, что подал на развод. Так что она уже не его жена.
– И ты ему поверила? Ты веришь хоть одному его слову после всего, что произошло?
– Не уходи от темы, Роман, – потребовала я, повышая голос. – Мне нужны доказательства. Или хотя бы подробности.
– Знаешь, я наши с ней… экзерсисы обсуждать не собираюсь. Это неэтично.
– Настоящий джентльмен, – усмехнулась я, ирония в моём голосе была острой, как лезвие. – Ты таким же был рыцарем без страха и упрёка, когда соблазнял госпожу Леднёву? Или тогда о джентльменстве ты не вспоминал?
– Я не знал, что она его жена. Клянусь.
– Надо же, удивил. То есть ты весь такой из себя принц на белом коне подкатил к симпатичной даме, потом увёл ее в свой альков… ну или где вы там забавлялись, при этом даже понятия не имея, что она – жена очень богатого и влиятельного человека, твоего непосредственного начальника? Хочешь сказать, что, работая в «Проспекте» на такой высокой должности, ни разу не присутствовал на корпоративных мероприятиях, куда топ-менеджмент, к которому ты имел самое непосредственное отношение, приходит, как правило, с жёнами? Ты не видел её ни на одном новогоднем приёме, ни на одном юбилее компании? Это просто смешно, Роман.
Орловский, насколько было заметно по его лицу, очень бы хотел на меня конкретно обидеться, вскочить и уйти, хлопнув дверью, хотя бы и даже из своего кабинета. Но понимал: это глупо. Он только что с таким трудом пытался восстановить моё доверие, просил прощения, а теперь после всего нескольких пусть и болезненных уколов сразу вставать на дыбы и рушить то хрупкое перемирие, которое ему удалось склеить? Роман стиснул зубы и остался сидеть, его глаза метали молнии, но молчал, принимая удар.
– Я присутствовал, разумеется, на корпоративных праздниках, – наконец заговорил он. – Но дело в том, что господин Леднёв никогда не показывался там со своей супругой. Причины этого мне неизвестны, однако никто из сотрудников компании напрямую его о таком, разумеется, не спрашивал.
– И ее фамилия тебе ни о чём не сказала, да?
– Нет, конечно. У нее же другая.
– Просвети?
– Звенигородская.
Услышанное меня ударило, словно обухом по голове. Даже дыхание на несколько секунд перехватило.
– Как ты сказал? Звенигородская? – уточнила я, решив, что, возможно, ослышалась.
– Да, всё верно. Эмма Андреевна Звенигородская. Они женаты, кстати, не так давно, всего лет пять.
– Постой. А сколько же ей лет?
– Около тридцати, как тебе.
Я молчала, как громом поражённая. И фамилия, и отчество, – всё совпадало. Получается, Леднёв, этот старый… мерзкий тип женился на дочери своего бывшего партнёра, которого самого же и в могилу свёл?!
– А ты не знаешь, то есть… Эмма не говорила тебе, кто её отец?
– Мы о таких вещах с ней не разговаривали, – ответил Орловский. – Почему тебя это так интересует?
– Да просто… Показалось, – я надела дежурную улыбку, потом встала. – Прости, Роман, но мне нужно возвращаться к работе.
Он проводил меня до двери.
– Так у нас с тобой теперь мир? – спросил с надеждой.
– Да, мир, – ответила я и поспешила к себе. Надо было подумать.