Коробки стояли прямо посреди комнаты, когда мы вернулись из свадебного путешествия. Я замерла на пороге с чемоданом в руках, а Димка прошёл вперёд и начал их рассматривать.
— Это что такое? — спросил он, поднимая крышку одной из коробок.
Там лежали мои вещи. Аккуратно сложенные, но явно кем-то перебранные. Моя любимая кофточка с вышивкой, которую мама мне на день рождения подарила, валялась скомканной сверху. У меня сердце ухнуло куда-то вниз.
— Дима, что происходит? — я подошла ближе и заглянула в другую коробку. Там были мои книги, фотографии, косметика.
Входная дверь хлопнула, и в квартиру вошла Валентина Петровна, моя свекровь. Она была при полном параде, причёсанная, в нарядной кофте, но лицо было какое-то напряжённое.
— А, вернулись, — сказала она и села на диван, сложив руки на коленях. — Димочка, сынок, мне очень неловко об этом говорить, но надо. Понимаешь, после развода мне совсем тяжело стало. Одной в пустой квартире, отец там с этой особой обосновался, выгнать меня пытается. Я к сестре неделю назад переехала временно, пока вы отдыхали. Она мне ключи дала, попросила вещи кое-какие забрать, чтобы место освободить. Вот я и подумала...
Она замолчала и посмотрела на Диму так, будто ждала, что он сам всё поймёт. Я стояла с чемоданом и чувствовала, как внутри всё холодеет.
— Мам, о чём ты? — Дима опустил коробку на пол.
— Ну, я думала, может, мне у вас пожить какое-то время? Пока не встану на ноги. Квартира-то у вас просторная, вам ещё детей рожать не скоро. А я много места не займу, я же мать, не чужая. И по хозяйству помогу, готовить буду.
Валентина Петровна говорила спокойно, даже с какой-то печальной улыбкой, и если бы не коробки с моими вещами, я бы, наверное, подумала, что она правда просит помощи.
— Мама, а коробки зачем? — Дима показал на вещи.
— Ой, ну я думала, вы же молодые, вам теперь вдвоём тесно будет. Леночка, ты не обижайся, милая, но я подумала, что вам лучше пока отдельно пожить. Вы снимите себе квартирку, поживёте в своё удовольствие, без старухи под боком. А я тут посижу временно, пока свою ситуацию не решу. Мой сын достоин лучшего, чем в тесноте жить, освободи жилплощадь, дорогая, это же во благо вашей семьи.
Я посмотрела на Диму. Он стоял бледный и растерянный.
— Мам, ты серьёзно? Это наша квартира. Мы только поженились.
— Вот именно что поженились, — Валентина Петровна встала и начала расхаживать по комнате. — Значит, теперь вы взрослые люди, семья. А семья должна помогать. Я тридцать лет с твоим отцом прожила, всё ему отдала, три года на двух работах вкалывала, когда ты квартиру покупал. И что? Он меня выставил ради какой-то Людки из бухгалтерии. Мне теперь что, на улице жить? Ты же не бросишь мать в беде?
— Мама, мы тебе помогали. Я в суд с тобой ходил, адвоката нанял. Отец обязан выплатить тебе долю или алименты, решение же есть.
— Ага, решение, — она махнула рукой. — А денег когда дождусь? Через год? Через два? Мне сейчас негде жить. У Веры стыдно дольше недели сидеть, у неё своя семья. А ты мой сын, и это твоя обязанность.
Я поставила чемодан и тихо спросила:
— Валентина Петровна, а почему именно я должна съезжать?
Она посмотрела на меня с таким удивлением, будто я сказала что-то совершенно нелепое.
— Ну как же, милая? Я же мать. Я его родила, вырастила, всю жизнь положила. А ты пока ещё никто, по сути. Неделю назад чужой человек была. Поживёте пока отдельно, зато не будет свекровь под боком мозолить глаза. Многие девушки мечтают от свекрови подальше. Вот я и думаю о вас.
— Мама, прекрати, — голос Димы дрожал. — Лена моя жена. Мы живём здесь вместе.
— Димочка, солнышко, я же не навсегда. Месяц, два, пока ситуация не разрешится. Ты же не хочешь, чтобы твоя мать на улице оказалась? Я ведь из-за твоего отца, из-за семьи всё потеряла. Неужели ты откажешь мне в помощи?
В её голосе появились слёзы. Она достала платочек, промокнула глаза. Дима смотрел на неё, и я видела, как у него внутри всё рвётся.
Я развернулась и вышла в подъезд. Слёзы душили, но плакать при ней я не хотела. Села на подоконник между этажами и закрыла лицо руками. Как так получилось? Неделю назад у меня была свадьба, я была счастлива, верила, что впереди совсем другая жизнь.
Дима вышел минут через десять. Сел рядом и попытался обнять меня, но я отстранилась.
— Лен, ну ты же понимаешь. У неё правда сложная ситуация. Отец повёл себя по-свински, она осталась ни с чем. Мне её жалко.
— А меня тебе не жалко?
— При чём тут это? Я же не прогоняю тебя. Просто давай поможем маме. Ну, снимем квартиру на пару месяцев, подождём, пока она на ноги встанет.
— То есть ты считаешь нормальным, что мы будем платить за съёмное жильё, имея свою квартиру?
— Ну, это временно...
— Дима, ты понимаешь, что будет дальше? Два месяца превратятся в полгода. Потом в год. Она войдёт во вкус, освоится, и выселить её будет невозможно. А мы будем годами снимать углы и платить чужим людям деньги.
— Ты преувеличиваешь. Мама обещала, что это ненадолго.
— А у неё есть другие варианты? Она их ищет?
Он замялся.
— Ну, квартиру от отца она получит не скоро. Суды эти все...
— У неё есть сестра, у которой она сейчас живёт. Пусть договаривается об аренде комнаты, снимает что-то недорогое. Мы можем ей помочь деньгами, если надо. Но не отдавать нашу квартиру.
— Она моя мать, Лен! Я не могу её на съёмную квартиру отправить, а сам в своей жить!
— А я твоя жена. И ты можешь меня на съёмную квартиру отправить?
Он молчал. Я встала и пошла вниз по лестнице. Дима окликнул меня, но я не обернулась.
Позвонила маме. Рассказала всё как есть. Мама слушала молча, только тяжело дышала в трубку.
— Приезжай домой, — сказала она наконец. — Пока разберёшься, что к чему.
— Мам, но это же мой дом. Мы с Димой там должны жить.
— Леночка, дочка. Если мужчина в первую же неделю брака не может поставить границы с матерью, что будет дальше? Ты подумай хорошенько. Это только начало.
Я села на лавочку в соседнем дворе и сидела там до вечера. Думала, мёрзла, смотрела, как стемнело. Мимо проходили люди, кто-то выгуливал собак, играли дети. Обычная жизнь, а у меня всё рушится.
Домой вернулась, когда стемнело совсем. Валентина Петровна сидела перед телевизором с вязанием. Дима на кухне резал хлеб для бутербродов. Увидел меня и кинулся навстречу.
— Где ты была? Я извелся весь! Телефон не берёшь!
— Думала, — я прошла в комнату и начала вытаскивать вещи из коробок.
— Ты чего делаешь?
— Раскладываю свои вещи. Это моя квартира тоже.
— Лена, ну давай без конфликтов...
— Я не конфликтую. Я просто живу в своём доме.
Валентина Петровна появилась в дверях. Улыбка исчезла с лица, губы поджались.
— Димочка, поговори с ней. Я ведь не требую ничего страшного. Просто временно пожить, пока не встану на ноги. Неужели она такая жестокая, что даже матери твоей в беде не поможет?
— Мама, пожалуйста, не надо...
— Нет, пусть скажет, — она шагнула в комнату. — Я всю жизнь тебе отдала, всё для тебя. А теперь какая-то девчонка, неделю как в семье, уже командует. Ты подумай, сынок, что дальше будет. Она тебя от матери оторвёт, и не заметишь, как останешься один.
Дима смотрел то на меня, то на мать. Лицо красное, руки дрожат.
— Мама, хватит. Лена не командует.
— Ах, не командует? А это что? Вещи раскладывает, меня игнорирует. Скажи ей, пусть уважает старших.
Я сложила последнюю вещь в шкаф и повернулась к ним.
— Валентина Петровна, давайте начистоту. Вы хотите здесь жить постоянно, правда?
Она дёрнула плечом.
— Ну... пока ситуация не разрешится...
— А когда она разрешится? Через год? Два? Пять? У вас конкретный план есть?
— Какой план? Я не экстрасенс, не знаю, когда суд закончится.
— Значит, вы хотите, чтобы мы с Димой съехали на неопределённый срок. Снимали квартиру, платили за неё, хотя у нас есть своя. А вы тут жили бесплатно.
— Ты говоришь так, будто я чужая! Я его мать!
— Именно поэтому я и не понимаю. Какая мать попросит сына платить и за ипотеку, и за съёмное жильё одновременно? Это же разорение.
Валентина Петровна растерялась. Открыла рот, закрыла.
— Ну... у него хорошая зарплата...
— У него ипотека ещё пять лет выплачивать. Прибавьте аренду квартиры. Как мы будем жить?
— Справитесь как-нибудь. Молодые, здоровые.
— А вы? Вы здоровая? Вам шестьдесят лет, не восемьдесят. Вы можете работать, можете снимать комнату, можете жить у сестры.
— Ты выгоняешь мать мужа на улицу!
— Я прошу вас найти другой вариант. Мы поможем деньгами, если надо. Но жить здесь будем мы с Димой.
Она резко развернулась и ушла в зал. Громко хлопнула дверь. Дима стоял посреди комнаты, бледный как мел.
— Зачем ты так? — тихо спросил он.
— А как надо было? Мило улыбнуться и собрать чемоданы?
— Ты могла бы пойти навстречу. Она правда в тяжёлом положении.
— Дим, открой глаза. Твоя мать манипулирует тобой. Она не ищет выход, она хочет жить здесь и всё. И будет жить, пока ты ей это позволяешь.
— Она моя мать...
— А я твоя жена. И я не собираюсь половину жизни ждать, пока твоя мама соизволит освободить место в твоей жизни для меня.
Я взяла сумку и начала складывать самое необходимое. Дима схватил меня за руку.
— Ты уходишь?
— Ухожу. Позвони мне, когда решишь, кто для тебя важнее.
— Лена, не ставь меня перед выбором!
— Это не я ставлю. Это жизнь. Ты либо муж, либо маменькин сынок. Третьего не дано.
Я вышла из квартиры. Дима не пошёл за мной. В подъезде я остановилась, подождала. Надеялась, что он выбежит, скажет, что я права. Но дверь так и не открылась.
Мама встретила меня на пороге. Обняла, усадила на кухню, налила чаю. Не спрашивала ничего, просто сидела рядом и гладила меня по руке. Я плакала и рассказывала. Про свадьбу, про Сочи, про счастье, которое продлилось ровно неделю. Про коробки с вещами и про Валентину Петровну, которая так мастерски давит на жалость.
— Эх, доченька, — вздохнула мама. — Слабый он, твой Дима. Добрый, наверное, но слабый.
— Он хороший человек, мам. Просто не может матери отказать.
— А тебе отказать может. Вот в чём беда.
Следующие дни были как в тумане. Дима звонил, писал, просил встретиться. Я не отвечала. Мне нужно было подумать, понять, что я чувствую. Злость? Обиду? Разочарование? Всё вместе.
Через неделю он приехал. Стоял под окнами, звонил в дверь. Мама хотела выгнать его, но я спустилась сама.
Он выглядел ужасно. Не бритый, помятый, с красными глазами.
— Лен, прости. Я всё понял.
— Что именно?
— Что ты права. Мама... она не собирается съезжать. Я с ней говорил, намекал про квартиры, про аренду. Она каждый раз тему меняет. Говорит, что ей удобно с нами, что мы же семья, должны вместе жить.
— И что ты сделал?
Он помолчал.
— Пока ничего. Я не знаю, как ей сказать.
— То есть она всё ещё у тебя живёт?
— Да.
Я развернулась к подъезду.
— Лена, подожди! Я скажу ей, честно. Просто мне нужно время собраться с духом.
— Сколько времени? Неделя? Месяц? Год?
— Не знаю. Но я скажу, обещаю.
— Когда скажешь, тогда и приходи.
Я ушла. Он звал меня, но я не обернулась. Поднялась домой и снова расплакалась. Мама обняла меня и ничего не сказала. Просто держала, пока я не успокоилась.
Прошло две недели. Дима молчал. Я уже подумывала подавать на развод, когда он позвонил.
— Приезжай, — только и сказал.
Я приехала. Квартира была почти пустая. Остались только кухонный стол со стульями и наша кровать. Больше ничего.
— Что случилось?
Дима сидел на полу, прислонившись спиной к стене.
— Мама уехала. Забрала всю свою мебель. Диван, шкаф, комод, кресло. Оказывается, почти всё было её. Когда я квартиру покупал, она отдала мне старую мебель, говорила, всё равно новую купит. А теперь забрала обратно.
— И где она?
— У тёти Веры. Договорились, что мама будет платить за коммуналку и продуктами помогать, а взамен там поживёт, пока свою жилплощадь не получит.
Я села рядом с ним.
— Это было сложно?
— Очень, — он закрыл лицо руками. — Она плакала. Говорила, что я её предал, что выбрал чужую бабу вместо родной матери. Что я неблагодарный, что она всю жизнь мне отдала, а я её выгнал на улицу. Я чувствовал себя последним ублюдком.
— Дим...
— Но я понял одно. Если бы я её не остановил сейчас, она бы осталась навсегда. А потом начала бы командовать. Как нам жить, когда детей рожать, как их воспитывать. Я видел такие семьи. Там мужья не мужья, а так, мальчики на побегушках.
Он поднял голову и посмотрел на меня.
— Прости меня. Я повёл себя как трус. Должен был сразу поставить её на место.
Я взяла его за руку.
— Главное, что ты это сделал.
Мы сидели на полу посреди пустой квартиры и планировали, какую мебель купим, какие обои поклеим. Начинали всё заново, и это было страшно, но правильно.
Валентина Петровна не разговаривала с Димой почти полгода. Не брала трубку, на сообщения не отвечала. Дима переживал, но я видела, что стал спокойнее. Будто груз с плеч свалился.
Потом она постепенно оттаяла. Сначала ответила на поздравление с днём рождения. Потом согласилась встретиться в кафе. Мы пришли вместе. Разговор был натянутый, она со мной почти не разговаривала, только с Димой. Но хотя бы без скандалов.
Через год она уже приходила к нам в гости на праздники. Вела себя подчёркнуто вежливо, но холодно. Приносила пироги, дарила подарки, но домой уходила быстро. Я не обижалась. Понимала, что для неё это тоже тяжело, принять, что сын теперь не её.
А недавно узнала, что беременна. Сначала боялась рассказывать. Думала, вдруг она снова попросится к нам, под предлогом помощи с ребёнком. Но Дима успокоил.
— Не попросится. Она уже поняла, что так не работает.
Мы сидели на кухне, пили чай, и я смотрела на него. На своего мужа, который прошёл через всё это и стал сильнее. Который научился говорить нет даже самому близкому человеку, когда это было необходимо.
Позвонила Валентина Петровна. Дима включил громкую связь.
— Димочка, я слышала новость! Поздравляю! Я так рада стану бабушкой! Слушай, я тут подумала, вам же помощь нужна будет. Может, мне к вам переехать? Я с детьми умею, опыт большой...
Дима посмотрел на меня. Я покачала головой. Он глубоко вздохнул.
— Мам, спасибо за предложение. Но мы справимся сами. Приходи в гости, помогай, когда попросим. Но жить будем только втроём, я, Лена и малыш.
Повисла долгая пауза. Я почти физически чувствовала, как она там, на другом конце провода, сжимает зубы и борется с желанием начать скандал.
— Ну хорошо, — наконец сказала она. — Как знаете. Я просто хотела помочь.
— Мы знаем, мам. И ценим это. Но у нас всё под контролем.
Когда он положил трубку, я обняла его.
— Горжусь тобой.
— Я тоже. Год назад я бы не смог так сказать.
Мы сидели, держась за руки, и я думала, что всё-таки не зря прошла через это. Мы стали крепче. Научились защищать свою семью. И это дорогого стоит.