О, это была музыка, это было благословение. Виктор, чуть не плача от счастья, повалился на диван и провалился в сон, сладкий, как мед. Он спал не два часа, а ровно тридцать минут, как и было велено. Проснулся сам, бодрый и посвежевший.
С этого момента в его жизнь вернулся законный сон, но уже в новом, цивилизованном качестве, как дозированное, приятное лекарство. Маша даже сама иногда говорила:
- Витя, ты вчера поздно лег, отдохни.
И он ложился, чувствуя себя обласканным и понятым.
Так и жили они душа в душу. Он — уважаемый инженер, она — серьезный педагог. Вечером читали книжки, смотрели телевизор. Виктор потихоньку возвращался к своим любимым восьми часам ночного сна, но уже без былых эксцессов. Все было чинно, благородно и, главное, по режиму. Он был счастлив, казалось, так будет всегда.
Но жизнь — дама непредсказуемая, любит подкидывать сюрпризы, особенно когда все устроилось и наладилось.
Маша, как вы помните, была женщина деловая и правильная. Работала она педагогом, а душу свою, вернее, ее излишки, которые у обычного человека уходят на пустые разговоры и сон, отдавала благотворительности, волонтерствовала.
Виктор к этому относился с прохладцей, но одобрительно. Сидит себе Машенька вечером за компьютером, пишет какие-то бумаги, созванивается с людьми по мессенджерам всяким. А он в это время может на диване расположиться, книжку какую-нибудь сонную полистать, да под ее деловой говорок незаметно и подремать. Гармония.
Но иногда гармония нарушалась, когда Маша возвращалась с какого-нибудь семинара или «рабочей поездки» (она ездила в соседние области с группой таких же энтузиастов), ее было не остановить. Ее прямо распирало от важности происходящего.
Вот сидят они как-то вечером. Виктор, довольный, только что вернулся с того светлого рубежа, что зовется «послеобеденный отдых», настроение прекрасное. И тут Маша, с огоньком в глазах, начинает рассказывать:
— Знаешь, Витя, какая новость? Прямо дух захватывает от масштабов!
— Что новенького и грандиозного у нас? — вежливо осведомился Виктор, наливая чай.
— В Краснодонском доме-интернате открыли новый корпус: современный, светлый. Я фото видела – прямо дворец.
— Это хорошо, — одобрил Виктор. — Значит, спать там удобно.
— Ну, Витя, не только спать! — всплеснула руками Маша. — Это же целое событие! Поздравить с новосельем ребят приезжала сама Мария Львова-Белова – Уполномоченный при Президенте РФ по правам ребёнка, понимаешь? С мужем, Константином Малофеевым, они детям сюрприз устроили, подарки им подарили. А ещё передали дому-интернату дополнительную мебель, коврики и игрушки. А сам интернат теперь в пилотный проект вошел по работе с подростками групп риска.
— Пилотный? — с легкой тревогой переспросил Виктор. — Это они, что же, летать будут? На самолетах?
— Ну, Витя, что за чудак, — засмеялась Маша. — Какое летать! Это значит, передовые методики, внимание к сложным ребятам! Она, Мария Львова-Белова, даже главу Луганской Народной Республики, Леонида Пасечника, поблагодарила за то, что поддержал рекомендации нашей команды ВИСП, которая полгода назад регион посещала. Мы же, — с гордостью сказала Маша, — давали рекомендации по профилактике социального сиротства.
— Кто мы? — пугливо спросил Виктор, опасаясь, что его сейчас тоже куда-нибудь позовут.
— Ну, специалисты, волонтеры, эксперты, — нетерпеливо пояснила Маша. — И ведь результаты уже есть! Благодаря помощи родителям в кризисе почти двести детей, представляешь, двести, вернулись в семьи! И семнадцать мам и пап восстановились в правах.
— В правах восстановились… — задумчиво повторил Виктор. — Почетно.
— И учреждения перепрофилируют! — продолжала Маша, словно зачитывая победную реляцию. — За год триста пятьдесят девять коек сократили. Освободившиеся мощности – на внестационарную работу с семьями. В Славяносербске, например, кризисное отделение «Мать и дитя» открыли на шестнадцать мест. А в Стаханове в семейном МФЦ центр дневного пребывания для детей с инвалидностью готовят. Я там, кстати, анкеты для отбора персонала помогала составлять…
Виктор слушал, кивал, голос Маши был таким бодрым, энергичным, что действовал на него, как колыбельная на младенца.
— …и мы с группой предлагаем развивать эту линейку помощи на базе нового корпуса в Краснодоне! — гремел где-то вдалеке голос. — Там можно и группы кратковременного пребывания сделать, и родительскую гостиную, и реабилитацию. Мы это на совещании со специалистами профилактики будем обсуждать.
— Совещание… — с любовью прошептал Виктор.
— Виктор! Ты меня слушаешь? — голос Маши прорезал его грёзы.
— Слушаю, родная! — вздрогнул он. — Все для ребят, максимально полные условия, понял.
— И договорились с Леонидом Ивановичем, — продолжала Маша, слегка понизив тон, как о важном государственном деле, — о новом пилотном проекте по комплексной работе с подростками групп риска: с трудным поведением, с инвалидностью, тех, кто в опасном положении. Будем методички готовить, специалистов обучать, подростковые пространства открывать, уличные службы, социальный театр развивать…
— Социальный театр? — оживился Виктор. — А там, бывает, что актеры на сцене засыпают? От социальной усталости?
— Виктор, ты несерьезный! — покачала головой Маша, но была слишком увлечена, чтобы сердиться. — А знаешь, что Львова-Белова сказала, когда в новый корпус приехала? «Теперь это самое красивое здание в городе». Прямо так и сказали ей на месте! Там теперь дети и молодые взрослые с тяжелыми формами инвалидности будут в современных условиях жить. А раньше-то, во время первых ее визитов, сто тридцать воспитанников в здании 1932 года ютились! Представляешь? 1932 года!
— Еще бы, — с чувством сказал Виктор, для которого все, что было до его рождения, казалось эпохой былинных героев. — Фундаментальная постройка.
— Именно! И вот часть детей перевели в паллиативное отделение дома ребенка, тридцать ребят постарше – в новый корпус. А летом, — Маша понизила голос до конспиративного шепота, — планируют строительство основного здания начать! Ситуацию сама министр труда и социальной политики ЛНР Елена Макаренко на контроле держит.
— Молодец министр, — искренне произнес Виктор, ибо сам он контролировать что-либо, кроме собственного одеяла, был не в силах.
— И мебель им передали, и коврики, и игрушки. А для ребят сюрприз устроили! Мария Львова-Белова с супругом Константином Малофеевым – он, кстати, учреждению благотворительную помощь оказывает – поздравили всех с наступающим Новым годом, в образах Деда Мороза и Снегурочки!
Тут Маша замолчала, умиленно глядя в пространство, словно видела эту картину: новый корпус, счастливых детей и важных гостей в смешных шапках.
Виктор смотрел на нее. Смотрел на это одухотворенное лицо, на блестящие глаза. И чувствовал себя каким-то сибаритом: как будто он возлежит на шелковых подушках, предаваясь лени, а Маша – на передовой, в гуще битвы за справедливость, спасение и правильный социальный баланс. Ее энергия была столь плотной и активной, что физически давила на его сонную природу, как атмосферное давление перед грозой.
— Знаешь, Машенька, — осторожно сказал он, отодвигая чашку. — Это все, конечно, замечательно, героически, но ты не устаешь? Может, тебе отдохнуть? Прилечь?
— Устаю? — переспросила Маша, и в ее глазах снова вспыхнули знакомые огоньки. — Витя, когда видишь такие результаты, усталость – это ерунда! Это же настоящее дело! Жизнь!
«Вот именно, жизнь», — подумал Виктор, уныло глядя на свой пустой чайник. А ему, знаете ли, для жизни требовалось как минимум на два часа сна больше, чем он получал в последнее время, ибо расписание Маши, насыщенное подвигами на ниве волонтерства, все чаще конфликтовало с его внутренними, биологическими часами.
Именно в этот период, между прочим, у Маши и зародилась мысль светлая, правильная и, как выяснилось впоследствии, сильно влияющая на сон мужа. Мысль о том, что их благополучной, устроенной семье не хватает маленького человечка, о котором тоже можно было бы заботиться, растить его правильным и социально ответственным.
Но об этом, а также о том, как грянул гром и грянул он, разумеется, среди, казалось бы, ясного неба и тихого семейного сна, мы поговорим в следующий раз. А сейчас, граждане, разрешите откланяться, ибо и автору требуется небольшой перерыв для сосредоточения и легкой, творческой дремоты.
***
Итак, мы остановились на том, что в голове у Маши, под влиянием всех этих высоких дел, родительских гостиных и социальных театров, созрела мысль, естественная и прекрасная, а именно – произвести на свет собственный, так сказать, пилотный проект, маленького человечка для личного пользования.
Виктор, надо сказать, отнесся к этой идее с некоторой прохладцей. Не то чтобы был против, но он, как человек практический, сразу прикинул, что ребенок – это: во-первых, шум, во-вторых, нарушение режима и, в-третьих, как он смутно догадывался, прямой и беспощадный удар по священному праву на сон.
— Машенька, — говорил он осторожно, — а мы, может, сперва как следует окрепнем? Материально? Вот диван новый купим, чтобы спать удобней было.
— Что ты, Витя, — восклицала Маша с горящими глазами. — Ребенок – это главное богатство, смысл жизни. И потом, я же педагог, у меня целая методика развития готова, прямо с пеленок.
И вот, несмотря на все сомнения Виктора, проект был запущен, и через положенное время в их уютную, отлаженную жизнь, как снаряд, влетело маленькое, крикливое существо по имени Костя.
Что тут началось! Все мои предыдущие описания недосыпа Виктора – это так, легкая разминка, утренняя зарядка. Теперь наступила настоящая, суровая действительность.
Режим Виктора Пупочкина был не просто нарушен, он был растоптан, разорван в клочья и выброшен на помойку истории. Ночью Костя орал. Не просто плакал, а именно орал, требуя то еды, то смены обстановки, то, как казалось Виктору, просто из солидарности со всеми невыспавшимися пролетариями мира. Маша превратилась в тень, снующую по квартире с младенцем на руках. А Виктор чувствовал себя так, будто его месяц подряд везли в товарном вагоне на Крайний Север: постоянная, звенящая усталость. Глаза слипались в самый неподходящий момент – за обедом, в транспорте, однажды даже стоя у ксерокса.
— Маша, — хрипел он на третью бессонную ночь, — а может, он просто спать хочет? Дать ему, что ли, валерьянки?
— Виктор, — шипела Маша, качая орущий сверток. — Он же младенец, у него режим только формируется.
— А у меня ломается, — стонал Виктор, сползая по стенке.
Днем, если Костя чудом засыпал, в квартире воцарялась мертвая, напряженная тишина. Ходить надо было на цыпочках, дышать – по схеме, кашлянуть – смертельная дерзость. Виктор, мечтавший в эти минуты только об одном – рухнуть лицом в подушку, сидел, затаив дыхание, боясь пошевелиться, потому что стоило ему только с довольным стоном протянуться на диване, как из спальни раздавался тонкий, пронзительный писк, и все начиналось по новой.