Ноль рублей ноль копеек.
Наталья смотрела на экран телефона и не могла вдохнуть. Перезагрузила приложение. Ноль. Вышла, зашла снова. Ноль. В висках застучало, пальцы онемели, телефон едва не выскользнул из рук.
Три миллиона пятьсот тысяч. Пятнадцать лет её жизни. Исчезли.
Она открыла этот счёт, когда Кате исполнилось пять. Тогда ещё не было Виктора, не было второго брака — только она и дочь в съёмной однушке на окраине. Наталья тогда твёрдо решила: у Кати будет своё жильё. Чтобы никогда не зависела от мужчин, от арендодателей, от чужой милости.
Первый взнос на тот счёт — восемь тысяч рублей с премии за квартал. Смешная сумма. Но Наталья знала: капля за каплей — будет река.
Через полгода она вышла замуж за Виктора. Он казался надёжным. Спокойный, работящий, без вредных привычек. Наталья рассказала ему про счёт сразу — зачем скрывать от человека, которому доверяешь.
— Правильно делаешь, — кивал он тогда. — Катюшке своё жильё нужно, это святое.
Счёт был открыт до брака. Наталья пополняла его только со своих денег: зарплата, премии, подработки. Виктор не вложил туда ни копейки — да она и не просила. Это были её накопления. Для её дочери.
Годы шли. Коллеги летали в отпуск — Наталья оставалась. Подруги покупали новые вещи — она перешивала старые. В магазине знала наизусть дни скидок и акций.
— Наташ, ну что ты себя изводишь, — говорила мать. — Катя вырастет, сама заработает.
— Мам, ты видела цены на квартиры? Я в её возрасте могла хоть на что-то рассчитывать. А сейчас? Если не я, то кто ей поможет.
По вечерам, уложив Катю, она открывала банковское приложение. Сто тысяч. Триста. Пятьсот. Миллион. Цифры росли медленно, но росли. Каждая — это её отказ от чего-то. Каждая — её выбор.
Она брала дополнительные смены. Репетиторствовала по математике — образование позволяло. По субботам помогала знакомой в цветочном магазине. Всё — на счёт.
— Мам, купи себе нормальное пальто, — говорила повзрослевшая Катя. — Этому уже сто лет.
— Это пальто ещё походит. А деньги пусть лежат.
Катя знала про накопления. Не точную сумму, но понимала — мама откладывает на её квартиру. И старалась соответствовать: училась хорошо, лишнего не просила.
Денис, сын Виктора от первого брака, появлялся у них редко. На праздниках, иногда в выходные. Двадцать восемь лет, работал где придётся, ничего постоянного. Наталья относилась к нему ровно — не тепло, но и без неприязни. Чужой взрослый человек. Не её ответственность.
Кате исполнилось двадцать. Колледж позади, первая работа в небольшой компании. Наталья смотрела на дочь и чувствовала: всё было не зря.
— Доченька, я посчитала. Ещё полгода-год, и хватит на хороший первоначальный взнос. Дальше оформишь ипотеку, я буду помогать с платежами.
Катя обняла её так, что перехватило дыхание.
— Мам. Пятнадцать лет. Я даже не знаю, как тебя благодарить.
— Не надо благодарить. Ты моя дочь.
Они начали смотреть объявления. Однокомнатная в спальном районе. Небольшая, тридцать метров, но своя. Катя мечтала вслух: вот тут поставлю диван-кровать, у окна — рабочий стол, кухню сделаю светлой.
Виктор в эти разговоры не встревал. Сидел хмурый, утыкался в телефон. Наталья замечала, но списывала на усталость.
А потом наступил тот четверг.
Она позвонила в банк — голос не слушался.
— Проверьте счёт. Там должно быть три с половиной миллиона. Показывает ноль.
Оператор долго молчала. Потом заговорила официальным тоном:
— Вижу операцию снятия наличных двенадцать дней назад. Полная сумма. Операция проведена через лицо, имеющее доверенность.
— Какое лицо?
— Громов Виктор Сергеевич. Доверенность оформлена в две тысячи четырнадцатом году.
Две тысячи четырнадцатый. Через год после свадьбы. Она тогда оформила доверенность на всякий случай — вдруг что-то случится с ней, вдруг понадобится срочно. Доверяла ему как себе.
Одиннадцать лет эта бумажка лежала мёртвым грузом. А потом пригодилась.
Виктор вернулся как обычно. Снял куртку, прошёл на кухню. Наталья стояла у окна.
— Где деньги?
Он замер спиной к ней. Не обернулся.
— Какие деньги?
— Виктор. Три с половиной миллиона. Со счёта.
Он медленно повернулся. На лице — не раскаяние. Досада. Досада, что не успел подготовить почву.
— Я собирался тебе сказать.
— Где они?
— Денису нужна была машина. Для работы. Хороший минивэн, он будет работать в такси, зарабатывать. Это вложение, понимаешь? Он вернёт со временем.
У Натальи потемнело в глазах. Она схватилась за край стола.
— Ты снял деньги, которые я копила пятнадцать лет на квартиру моей дочери. И купил машину своему сыну.
— Наташ, мы семья. Общие финансы. Денису двадцать восемь, ему нужно встать на ноги. Катя молодая, у неё всё впереди.
— Это мой счёт. Открыт до брака. Мои деньги.
— Ты моя жена. Значит, общие.
Наталья почувствовала, как что-то оборвалось внутри. Не с треском — тихо, окончательно.
— Нет, — сказала она. — Не общие. Никогда не были.
Она позвонила Денису в тот же вечер.
— Ты знал, откуда деньги?
Пауза. Покашливание.
— Отец сказал — семейные накопления.
— Я копила их пятнадцать лет на квартиру Кате. Твой отец снял всё. Ты это понимал?
Когда он заговорил снова, голос изменился. Неловкость исчезла, появилась жёсткость.
— Слушай, вы в браке. Значит, общее имущество. Отец имел право распоряжаться. А Катя молодая, сама накопит. Мне сейчас нужнее.
— Ты забрал у сводной сестры квартиру.
— Она мне не сестра. И я ничего не забирал. Машина на мне, всё законно. Хватит драму разводить.
Он сбросил вызов.
Катя пришла вечером. Увидела мать — и сразу всё поняла по лицу.
— Мам, что случилось?
Как сказать? Какими словами?
— Сядь, доченька.
Катя села. Побледнела ещё до того, как Наталья начала говорить.
— Виктор снял деньги со счёта. Все. Купил машину Денису.
Тишина. Потом — тихое, убитое:
— Что?..
— Три с половиной миллиона. Которые на твою квартиру.
Катя не заплакала сразу. Сидела неподвижно, будто не могла осмыслить.
— Мы ведь уже объявления смотрели. Через полгода планировали...
— Я знаю.
— Пятнадцать лет, мам. Пятнадцать лет.
И тогда она заплакала — молча, только слёзы текли по щекам.
Наталья обняла её, прижала к себе.
— Я верну эти деньги.
— Как? Он же не отдаст.
— Через суд.
Виктор вернулся за полночь. От него пахло сигаретами.
— Наташ, давай спокойно поговорим. Как взрослые люди.
— Я подаю в суд.
Он осёкся на полушаге.
— Ты серьёзно? На собственного мужа?
— На человека, который украл деньги у моей дочери.
— Да хватит уже! Ничего я не крал. Общие семейные средства. Я глава семьи, я принял решение.
— Счёт открыт до брака. Пополнялся только моими деньгами. Ты не внёс ни рубля за пятнадцать лет.
— И что? Мы женаты. Всё равно общее.
— Посмотрим, что скажет суд.
Виктор шагнул к ней, глаза сузились.
— Я тебе запрещаю. Слышишь? Ты нас опозоришь.
Наталья смотрела на него спокойно. Этот человек больше не имел над ней власти.
— Ты мне ничего не можешь запретить. Уже нет.
На следующий день Денис выложил в социальных сетях пост. Про жадную мачеху и её дочь, которые хотят отобрать у него машину и лишить заработка. Выставлял себя жертвой, собирал сочувствие.
Катя ответила публично: «Это мои деньги. Моя мама копила их пятнадцать лет. На мою квартиру. Твой отец снял всё без спроса и купил тебе машину. Ты знал, откуда деньги. Ты согласился».
Комментарии разделились. Кто-то поддерживал Дениса — мол, раз в браке, значит, общее. Кто-то писал, что он вор и наглец. Наталья в эти споры не вступала. У неё было дело поважнее.
Юриста ей посоветовала коллега. Ирина Владимировна, лет сорока пяти, с цепким взглядом и репутацией человека, который не берёт безнадёжных дел.
Выслушала молча. Потом сказала:
— Ситуация непростая, но шансы есть. Расскажите подробнее про счёт.
— Открыла его до брака. В две тысячи девятом году. За Виктора вышла в две тысячи тринадцатом.
— Пополняли только вы?
— Только я. Со своей зарплаты, премий, подработок. У меня все выписки.
— Муж когда-нибудь вносил деньги на этот счёт?
— Ни разу.
Ирина Владимировна кивнула.
— Это важно. Имущество, приобретённое до брака, остаётся личной собственностью. Ваш счёт открыт до брака и пополнялся исключительно вашими личными средствами. Формально — это не совместно нажитое имущество. Доверенность давала мужу право распоряжаться деньгами, но не делала его собственником.
— То есть я могу вернуть?
— Нам нужно доказать три вещи. Первое: что счёт был открыт до брака и пополнялся только вами. Это несложно — есть выписки. Второе: что муж знал о целевом назначении накоплений и действовал против вашей воли. Третье: что деньги были потрачены не на семейные нужды, а на личные нужды третьего лица — его сына от первого брака. Будем подавать иск о взыскании неосновательного обогащения.
— Сколько это займёт времени?
— В лучшем случае — полгода. В худшем, с апелляцией — год-полтора.
Наталья сглотнула. Полтора года.
— Я готова.
Сбор доказательств занял месяц. Выписки со счёта за все пятнадцать лет. Переписки с подругами, с матерью, с Катей — везде Наталья упоминала, что копит на квартиру дочери. Справки о её доходах. Показания свидетелей: мать подтвердила, две коллеги, соседка по старой квартире.
Виктор пытался давить.
— Наташа, одумайся. Ты понимаешь, что делаешь? Мужа — в суд. Это же позор.
— Позор — это украсть у ребёнка.
— Я не крал! Сколько можно повторять? Семейные деньги.
— Суд решит.
Он уходил, хлопал дверью. Возвращался. Снова начинал уговаривать. Иногда срывался на крик. Наталья отвечала односложно и ждала, когда он выдохнется.
Катя переживала тяжелее всех. Похудела, осунулась. Война с Денисом продолжалась — он писал ей гадости в личные сообщения, она не оставалась в долгу.
— Мам, а если суд откажет?
— Не откажет.
— Но если...
Наталья помолчала. Этот страх не давал ей спать по ночам. Что, если ничего не получится? Пятнадцать лет — коту под хвост?
— Тогда будем думать дальше. Но я не сдамся.
Первое заседание прошло в марте. Виктор пришёл с адвокатом — пожилой мужчина, уверенный в себе. Напирал на то, что супруги ведут общее хозяйство, что доверенность была оформлена добровольно, что никакого хищения не было.
Ирина Владимировна разбила его аргументы методично. Счёт открыт за четыре года до брака. Все пополнения — только от истицы. Ответчик не внёс на счёт ни копейки за пятнадцать лет. Деньги потрачены не на семью, а на покупку автомобиля взрослому сыну ответчика от первого брака.
— Ваша честь, — говорила она, — речь идёт о личных накоплениях истицы, которые она формировала на протяжении пятнадцати лет с конкретной целью — приобретение жилья для дочери. Ответчик был осведомлён об этой цели. Несмотря на это, он воспользовался доверенностью и распорядился средствами вопреки воле истицы.
Наталья давала показания ровным голосом. Рассказывала про годы экономии, про планы на квартиру, про тот вечер, когда увидела ноль на счёте.
— Вы доверяли мужу?
— Полностью.
— Почему оформили доверенность?
— На случай, если со мной что-то случится. Чтобы он мог снять деньги для Кати, если понадобится.
— Вы когда-нибудь давали согласие на покупку автомобиля для его сына?
— Никогда. Он даже не спросил.
Виктор на своих показаниях выглядел загнанным. Повторял про семейные деньги, общее хозяйство, про то, что Денису нужна была машина для работы.
— Вы вносили средства на этот счёт? — спросила судья.
— Нет, но...
— Вы согласовывали с супругой покупку автомобиля?
— Это было срочное решение. Денису...
— Да или нет?
— Нет.
Суд тянулся восемь месяцев. Четыре заседания, бесконечные документы, нервы. Виктор подал встречный иск — пытался доказать, что часть накоплений была от его доходов. Судья запросила дополнительные выписки. Ирина Владимировна представила полный отчёт: каждое пополнение счёта совпадало с датой поступления зарплаты или премии на счёт Натальи. Встречный иск отклонили.
Катя приходила на каждое заседание. Сидела бледная, сжимала руки. Наталья чувствовала её присутствие как опору — молчаливую, но ощутимую.
Решение огласили в ноябре.
Суд постановил: взыскать с Громова Виктора Сергеевича в пользу Громовой Натальи Петровны три миллиона пятьсот тысяч рублей.
Наталья сидела неподвижно. В ушах шумело. Рядом тихо заплакала Катя.
Виктор вскочил, лицо красное.
— Я подам апелляцию!
— Ваше право, — ответила судья.
Апелляцию он подал. Рассмотрение заняло ещё три месяца. Те же аргументы, те же доказательства. В феврале апелляционный суд оставил решение в силе.
Теперь Виктору дали два месяца на добровольное исполнение.
Денег у него не было. Единственный способ выплатить — продать машину Дениса.
Наталья узнала об этом от юриста. Денис звонил отцу, орал в трубку. Виктор пытался занять — но три с половиной миллиона никто не ссудил.
В итоге минивэн выставили на продажу. Срочно, ниже рынка. Покупатель нашёлся быстро — три миллиона сто тысяч. Остаток Виктор выплачивал частями.
Денис позвонил ей один раз.
— Ты отняла у меня всё.
— Ты взял чужое. Я вернула своё.
— Я этого не забуду.
— Мне не нужно твоё прощение.
Он бросил трубку.
Последнюю часть денег Виктор перевёл в апреле. Три миллиона четыреста семьдесят тысяч — минус судебные издержки и оценка. Меньше, чем было, но достаточно.
Развод оформили в мае. Виктор не сопротивлялся, только смотрел исподлобья.
— Ты разрушила мою жизнь.
— Нет. Это ты разрушил. Пятнадцать лет назад я тебе поверила. Это была моя ошибка.
Он ушёл не оглядываясь. Наталья смотрела ему вслед и не чувствовала ничего — ни злости, ни сожаления. Пустота, а за ней — странное, незнакомое облегчение.
Квартиру нашли за месяц. Однокомнатная в новостройке на окраине. Тридцать два метра, светлая кухня, балкон с видом на парк. Первоначальный взнос — два с половиной миллиона, остаток Катя оформила в ипотеку на десять лет.
Ключи получили в июне.
Катя стояла посреди пустой комнаты — голые стены, пыльные окна — и плакала. Но это были другие слёзы.
— Мам. Это моя квартира. Моя.
— Твоя, доченька. Только твоя.
— Я до сих пор не верю.
— Верь. Ты заслужила.
Наталья обняла её. За окном шумел город, где-то внизу смеялись дети. Обычный июньский день. Но для них — особенный.
Ремонт делали всё лето. Наталья приезжала помогать: красили стены, выбирали обои, собирали мебель. Катя сама ездила по магазинам, сравнивала цены, торговалась — научилась у матери.
В сентябре квартира была готова. Светлые стены, большое окно, угловой диван, который раскладывался в кровать. Рабочий стол у окна, книжные полки над ним. Маленькая, но уютная.
Наталья приехала на новоселье с тортом. Они сидели на новом диване, пили чай из новых кружек. За окном темнело, зажигались фонари.
— Мам.
— Да?
— Спасибо. За всё. За пятнадцать лет. За суд. За то, что не сдалась.
Наталья погладила дочь по голове — как маленькую.
— Я всегда буду тебя защищать. Ты моя дочь. Это не обсуждается.
Катя положила голову ей на плечо. Они сидели так долго, в тишине.
Наталья думала о том, что прошло. О пятнадцати годах экономии, которые чуть не пошли прахом. О предательстве человека, которому верила. О месяцах судебных заседаний. О том, сколько всего она потеряла — и сколько смогла вернуть.
Она выбрала дочь. Выбрала справедливость. Выбрала не сдаваться.
И это было правильно.
За окном начинался мелкий осенний дождь.