Десять лет Людмила возила отцу продукты, лекарства, убирала квартиру, сидела с ним в больницах. А брат появлялся раз в три месяца — попросить денег. И знаете, кому отец оставил квартиру?
О завещании Людмила узнала от соседки. Не от отца, не от брата — от тёти Зины, которая всю жизнь знала всё обо всех.
— Людочка, а Витя-то твой уже к нотариусу бегал, документы какие-то оформлял, — сообщила она, когда Людмила забежала к отцу занести продукты. — Сама видела, за справкой ходила.
Людмила тогда не придала значения. Мало ли какие дела у брата.
Отцу было семьдесят восемь, жил один после смерти мамы уже девятый год. Вся забота о нём лежала на Людмиле. Витя младше на четыре года, но вёл себя так, будто ему все должны просто по факту рождения.
— Папа, а что за документы Витя у нотариуса оформлял? — спросила она через пару дней.
Отец замялся, отвёл взгляд.
— Да ерунда, не бери в голову.
— Пап, я же вижу, что ты что-то скрываешь.
Он тяжело вздохнул.
— Я завещание написал. Давно ещё. На Витю квартиру оформил.
Людмила не сразу поняла. Слова слышала, а смысл не доходил.
— В каком смысле — на Витю?
— В прямом. Квартира после меня ему достанется.
— А мне?
— А тебе, Люда, ничего. Ты сама справишься. Ты у меня молодец.
Вот так. Ты молодец — поэтому тебе ничего.
Людмиле было пятьдесят три года. Она снимала однокомнатную квартиру на окраине города. Свою собственную — хорошую двушку в спальном районе — три года назад переписала на дочь Настю, когда та выходила замуж. Хотела, чтобы у молодой семьи было своё жильё, чтобы внук рос в нормальных условиях. Отдала и не жалела. Но рассчитывала, что когда-нибудь и ей что-то достанется от родителей.
Всю жизнь работала бухгалтером, зарплата шестьдесят тысяч — стабильная, но не та, с которой быстро накопишь на новую квартиру. Особенно когда половина уходит на аренду.
А Витя, который дважды сидел, который пил запоями, который ни на одной работе дольше полугода не продержался, который у всех родственников занимал и не отдавал — получит отцовскую двушку в центре города.
— Папа, ты серьёзно? — Людмила всё ещё надеялась на дурацкую шутку.
— Серьёзно, Люда. Витя без этой квартиры пропадёт совсем. Ты устроенная, у тебя работа, голова на плечах. А он... сама знаешь. Без жилья совсем на дно пойдёт.
— Я свою квартиру Насте отдала. Сама теперь снимаю. Это называется «устроенная»?
— Ну так это твой выбор был. Ты сама решила. А Витя...
— А Витя ничего никому не отдавал. Только брал.
Отец развёл руками. Людмила встала и молча вышла.
Вечером позвонила Настя.
— Мам, что случилось? Ты какая-то расстроенная была, когда заезжала.
Людмила рассказала. Дочка сначала не поверила, потом разозлилась.
— Мам, это несправедливо. Ты к деду каждую неделю ездишь, а дядя Витя вообще неизвестно где и чем занимается. И ты ещё свою квартиру мне отдала, себя без жилья оставила...
— Я не жалею, что отдала. Вы с Димой и Ванечкой должны жить нормально. Просто обидно, что отец этого не ценит.
— И что, ты так просто это оставишь?
— А что я могу сделать? Завещание написано, всё законно.
На следующий день позвонила тётя Валя, сестра отца.
— Люда, я слышала про завещание. Коля мне сам рассказал. Говорит, ты обиделась.
— А не должна была?
— Пойми его. Он за Витю всю жизнь переживает. Чувство вины. Считает, что недодал чего-то в детстве, вот сын и пошёл по кривой дорожке.
— Тётя Валя, какое детство? Витя пить начал в двадцать пять, первый раз сел в тридцать два, второй срок получил в сорок один. При чём тут детство?
— Не знаю, Люда. Просто передаю, что он говорит.
Через неделю позвонил сам Витя. Голос довольный.
— Люда, привет. Слышал, ты на отца обиделась из-за завещания.
— Я не обиделась. Я ушла.
— Зря. Отец правильно решил. Мне эта квартира нужнее.
— Почему тебе нужнее?
— Потому что ты женщина самостоятельная, всегда сама справлялась. А мне в жизни ничего легко не даётся.
Людмила едва трубку не выронила.
— Витя, ты серьёзно? Ты дважды в тюрьме сидел, потому что тебе «не даётся»?
— Ну и что? Я своё отсидел. А тебе всегда всё доставалось.
— Что мне доставалось? Назови хоть что-нибудь.
— Квартира у тебя была. Ты её дочке отдала — твоё дело. А у меня никогда своего угла не было.
— Квартиру я сама заработала. Пятнадцать лет копила на первый взнос. А тебе отец тоже деньги давал — ты их куда дел?
— Не твоё дело. Короче, не переживай. Квартира моя, и точка.
Он повесил трубку.
Отец звонил несколько раз — Людмила не брала. Настя считала, что мать неправа.
— Мам, деду много лет. Вдруг что случится, а вы в ссоре.
— Мы не в ссоре. Просто мне нечего ему сказать.
— Может, он передумает?
— Настя, он это завещание два года назад написал. Два года молчал, потому что боялся конфликта. Значит, прекрасно понимал, что поступает нечестно.
Родственники давили со всех сторон. Тётя Валя звонила регулярно. Двоюродная сестра Ира вдруг объявилась с советами:
— Люда, отец же из лучших побуждений. Витя правда без квартиры пропадёт.
— А я не пропаду?
— Ты сильная. Справишься. Ты же справилась, когда свою квартиру дочке отдала.
— Ира, я за эту квартиру пятнадцать лет платила. И отдала её своему ребёнку сама, по своей воле. А отец мне даже выбора не оставил.
— Ну так он тоже своему ребёнку отдаёт. Витя ведь тоже его сын.
Людмила повесила трубку. Объяснять было бесполезно.
Прошло два месяца. Людмила продолжала работать, жить обычной жизнью. По выходным ездила к Насте, возилась с внуком. К отцу не ездила. Продукты заказывала с доставкой, оплачивала сама, но приезжать отказывалась.
Витя теперь навещал отца каждую неделю — тётя Валя с гордостью докладывала.
— Видишь, Люда, Витя исправляется.
— Конечно. Квартиру надо заслужить.
Людмила в перемены не верила. Витя всю жизнь появлялся, только когда ему что-то было нужно. Отец умрёт — он эту квартиру продаст, деньги пропьёт за год, и всё вернётся на круги своя.
В марте отец попал в больницу. Сердце. Людмиле позвонила соседка тётя Зина:
— Людочка, отца твоего увезли. Витя сказал, что тебе не звонил.
Людмила бросила всё и поехала. Отец лежал в палате бледный, похудевший. Увидел её — заплакал.
— Люда, доченька, прости меня.
— За что, пап?
— За всё. Я старый дурак.
Она села рядом, взяла его за руку.
— Как себя чувствуешь?
— Нормально уже. Врачи говорят, отлежусь.
— А Витя приходил?
— Был один раз. Спросил, не собираюсь ли я умирать в ближайшее время.
Людмила не удивилась. Это было в его стиле.
Отца выписали через две недели. Людмила забрала его, привезла домой, убрала квартиру, приготовила еды. Сидела рядом и думала, как странно всё устроено. Она его по-прежнему любила. Но обида никуда не делась.
— Люда, я хочу тебе кое-что сказать, — начал он.
— Пап, тебе нельзя волноваться.
— Это важно. Я в больнице много думал. Про тебя, про Витю, про завещание. Я неправильно поступил. Мне всегда казалось, что тебе ничего от меня не нужно. Ты такая самостоятельная — сама квартиру заработала, сама дочку вырастила, ещё и ей жильё отдала. А Витя — как ребёнок. Вечно влипает, вечно ему помощь нужна.
— Пап, Вите сорок девять лет.
— Знаю. Но я его отец.
— А мой отец ты разве не тот же самый?
Он замолчал. Людмила встала, начала мыть посуду.
— Я не просила любить меня больше. Просила относиться одинаково.
Через месяц отец снова попал в больницу. На этот раз всё было серьёзнее. Врачи сказали — прогнозы плохие.
Витя примчался как ошпаренный.
— Люда, нам надо поговорить.
— О чём?
— Отец совсем плох. Надо решать вопрос с квартирой.
— Какой вопрос? Завещание написано.
— Ну мало ли. Вдруг он передумал. Надо убедиться.
Людмила посмотрела на него как на чужого человека.
— Витя, уйди.
— Чего?
— Уйди. Отец в реанимации, а ты о квартире думаешь.
Он надулся и ушёл. Больше в больнице не появлялся.
Отец умер в начале мая. Тихо, во сне. Людмила была рядом, держала его за руку.
На похоронах Витя стоял в первом ряду, изображал скорбь. К сестре не подходил.
После поминок Людмила осталась одна в отцовской квартире. Разбирала вещи и понимала — скоро придётся отдать ключи.
Через три недели нотариус назначил встречу. Людмила знала, что услышит, но пошла.
В кабинете уже сидел Витя. Рядом — незнакомая женщина.
— Это Наташа, — представил он. — Мы вместе будем жить. В этой квартире.
Нотариус зачитал завещание. Всё было так, как говорил отец. Квартира — Вите.
— Есть вопросы к документу?
— Нет, — ответил Витя. — Всё ясно.
Людмила молчала. Смотрела на бумагу с отцовской подписью и думала: сотни визитов за эти годы. Продукты, лекарства, уборка, больницы. А Витя появлялся только за деньгами.
— Гражданка Степанова, у вас есть что сказать?
Людмила посмотрела на брата, на его подругу, на нотариуса. И поняла — да, есть.
— Запишите в протокол. Мой отец всю жизнь говорил, что любит нас с братом одинаково. Каждый праздник это повторял. Я верила. А потом он написал это завещание и два года молчал — потому что знал, что поступает нечестно.
— Хватит уже, — перебил Витя.
— Нет. Я десять лет за ним ухаживала. Десять лет. А ты появлялся раз в три месяца попросить денег. И он отдал всё тебе. Не поровну. Всё. Мне, которая ни разу его не подвела, — ничего. Потому что я «сама справлюсь». А ты, который всю жизнь только брал, — получишь квартиру.
— Это его решение, — огрызнулся Витя.
— Да. И я его приняла. Но хочу, чтобы ты знал: ты не заслужил эту квартиру. Ты её получил, потому что отец всю жизнь чувствовал вину за твои неудачи. Он откупился от этой вины — мной.
Ты её пропьёшь за год, как пропивал всё, что тебе давали.
— Ты сама свою квартиру дочке отдала, — усмехнулся Витя. — Теперь плачешь.
— Да, отдала. По своей воле. Потому что хотела, чтобы внук жил в нормальных условиях. Я так решила сама. А отец за меня решил, что мне ничего не положено. Чувствуешь разницу?
Витя промолчал.
— Живи в этой квартире. Продай её. Делай что хочешь. Но меня ты больше не увидишь.
Людмила встала и вышла.
В коридоре прислонилась к стене, закрыла глаза. Легче не стало. Но и хуже — тоже. Просто вышло наружу то, что копилось годами.
Достала телефон, набрала Настю.
— Дочь, я освободилась. Можно к вам заеду? Ванечку давно не видела.
— Конечно, мам. Приезжай. Как всё прошло?
— Расскажу при встрече.
Людмила спустилась по лестнице и вышла на улицу. Весна была в разгаре. Жизнь продолжалась — без отцовской квартиры, без брата, без иллюзий.
Но зато с дочкой, зятем и внуком. С теми, кто её любит.
И это уже совсем другая история.