Марина стояла посреди гостиной и смотрела на коробки, которые свекровь уже начала таскать из кладовки. Женщина действовала быстро и решительно, словно готовилась к военной операции, а не к продаже квартиры своего покойного сына. В руках у неё была старая фотография в рамке — их семейный снимок с прошлого Нового года. Андрей обнимал Марину за плечи, маленькая Настя сидела на его коленях. Все трое улыбались.
— Галина Петровна, может, не надо так спешить? — тихо произнесла Марина, обхватив себя руками. — Прошло всего три месяца…
Свекровь быстро завернула фотографию в газету и положила в коробку, словно пряча что-то неприличное. Потом выпрямилась и посмотрела на невестку тем взглядом, который Марина научилась понимать за десять лет брака. Взглядом, не терпящим возражений.
— Времени на раздумья нет. Рынок сейчас хороший, цены растут. Если затянем, можем потерять выгодные предложения.
— Но ведь это наш дом, — голос Марины дрогнул. — Здесь вся наша жизнь с Андреем. Настя здесь родилась, сделала первые шаги…
— Ровно час на сборы! Риэлтор приедет — и точка! А переживания можешь оставить себе, — уверенно сказала свекровь. — Сентиментами сыт не будешь. Жизнь продолжается, и надо думать о практичном.
Марина опустила глаза. Спорить было бесполезно. После смерти Андрея свекровь словно окаменела. Никаких слёз, никаких разговоров о сыне. Только жёсткая деловитость и постоянные рассуждения о том, что надо двигаться дальше. Иногда Марина заставала её сидящей на кухне с отсутствующим взглядом, но стоило войти — и Галина Петровна тут же принималась за какие-то дела, пряча своё горе за маской занятости.
Квартира досталась им с Андреем от его родителей два года назад, когда те окончательно переехали на дачу. Здесь они прожили восемь счастливых лет. Здесь Андрей по вечерам читал Насте сказки, меняя голоса для каждого персонажа. Здесь они с Мариной пили чай на крошечном балконе, строя планы на будущее. Здесь он впервые пожаловался на странную тяжесть в груди, которую они оба приняли за переутомление на работе. А через неделю его сердце остановилось прямо в машине по дороге домой. Врачи сказали, что это был обширный инфаркт. Быстро и неотвратимо.
— Мам, я просто не могу так быстро, — Марина почувствовала, как к горлу подступает ком. — Тут каждая вещь напоминает о нём. Как я Насте объясню, что мы уезжаем из дома, где жил папа?
— Объяснишь просто, — свекровь начала снимать с полки книги Андрея. — Скажешь, что мы переезжаем в новое, хорошее место. Дети быстро привыкают, не то что мы. А деньги от продажи пойдут на образование внучки. Это правильно. Андрей бы этого хотел.
Марина сжала кулаки. Каждый раз, когда Галина Петровна начинала фразу со слов «Андрей бы хотел», спорить становилось невозможно. Свекровь словно выставляла перед собой щит из памяти сына, и любое возражение превращалось в неуважение к покойному.
Но внутри Марины росло странное чувство. Что-то было не так в этой спешке. Галина Петровна всегда славилась своей расчётливостью, но такая торопливость казалась избыточной даже для неё. Будто она боялась, что Марина передумает или что-то узнает. Или просто пыталась как можно быстрее закрыть эту болезненную тему, избавиться от всего, что напоминало о сыне.
— А куда мы переедем? — спросила Марина, начиная складывать детские игрушки Насти в коробку. Плюшевый мишка, которого подарил Андрей на третий день рождения дочки. Настя так его любила, что мех местами вытерся.
— Я всё продумала. У меня на даче достаточно места. Пристройка большая, светлая. Я её ещё прошлым летом отремонтировала. Настеньке понравится. Свежий воздух, лес рядом, речка. Для ребёнка это намного лучше, чем город с его загазованностью.
Марина на секунду замерла. Дача находилась в пятидесяти километрах от города, в глухом посёлке. Там не было ни школы поблизости, ни её работы в библиотеке, ни друзей Насти из детского сада. Переезд туда означал полную изоляцию от привычной жизни.
— Но как же моя работа? Детский сад Насти? Её подружки?
— Найдёшь работу в посёлке. Магазин там есть, можешь продавцом устроиться. А садик тоже имеется, я узнавала. Подружек новых заведёт. Не королевские это проблемы, право слово.
Свекровь говорила так, будто уже всё решила за них обеих. Марина вдруг поняла, что её мнение никого не интересует. Она просто должна молча согласиться и покорно следовать за Галиной Петровной, как послушная дочь. Без права голоса, без собственной воли.
Из детской донёсся голос Насти. Девочка играла со своими куклами, разговаривая сама с собой. Марина прислушалась.
— Папа скоро придёт с работы, — говорила Настя кукле. — Он принесёт мне шоколадку, как обещал. Он всегда приносит шоколадки по пятницам.
Сердце Марины сжалось. Прошло три месяца, а дочка всё ещё ждала отца. Детский психолог говорил, что это нормально, что ребёнку нужно время, чтобы осознать потерю. Но как объяснить пятилетнему ребёнку, что папа не вернётся никогда?
Звонок в дверь прервал её мысли. Свекровь оживилась и быстро пошла открывать. На пороге стоял мужчина лет сорока в деловом костюме, с кожаной папкой под мышкой.
— Добрый день, я Сергей Викторович из агентства недвижимости. Мы договаривались о просмотре квартиры.
— Проходите, проходите, — свекровь впустила его и многозначительно посмотрела на Марину. — Это моя невестка, Марина. Она сейчас как раз упаковывает вещи. Мы готовы к быстрой продаже.
Риэлтор прошёл в квартиру и начал осматривать комнаты, что-то помечая в своём планшете. Марина наблюдала за ним со стороны, чувствуя нарастающую панику. Всё происходило слишком быстро. Словно её жизнь разбирали по частям и складывали в коробки вместе с книгами и посудой. Она посмотрела на свою руку — обручальное кольцо всё ещё было на месте. Она не могла заставить себя его снять.
— Квартира в отличном состоянии, — произнёс риэлтор, вернувшись в гостиную минут через десять. — Свежий ремонт, район престижный, метраж хороший. Думаю, найдём покупателей очень быстро. У меня уже есть три заинтересованных клиента, готовых посмотреть на этой неделе.
— Превосходно, — свекровь довольно кивнула. — Я хочу продать как можно скорее. Желательно в течение месяца.
— Галина Петровна, — Марина не выдержала. — Может, не стоит так торопиться? Давайте хотя бы до конца года подождём. Мне нужно время…
Свекровь повернулась к ней, и в её глазах мелькнуло что-то жёсткое и холодное.
— О чём тут думать и ждать? Квартира оформлена на меня и Андрея. Он умер, значит, я единственный собственник и имею полное право распоряжаться имуществом как считаю нужным. Ты здесь только прописана, Марина. Это не твоя собственность.
Эти слова ударили больнее пощёчины. Марина действительно не была владелицей. Когда они с Андреем получили квартиру от его родителей, свекровь настояла оформить её на себя и сына, объяснив это какими-то налоговыми льготами и необходимостью избежать лишних расходов. Андрей обещал потом всё переоформить на них с Мариной, но руки так и не дошли. Работа, маленький ребёнок, бытовые заботы. Казалось, впереди целая жизнь, и это можно сделать когда угодно. А теперь было поздно.
— Я понимаю, — тихо сказала Марина и отвернулась, чтобы свекровь не увидела слёз.
Риэлтор явно почувствовал напряжение в воздухе и поспешил откланяться, пообещав подготовить все необходимые документы и созвониться завтра для организации просмотров. Когда дверь за ним закрылась, повисла тяжёлая, давящая тишина.
— Не надо на меня так смотреть, — свекровь начала складывать в коробку фоторамки, старательно избегая взгляда Марины. — Я не враг тебе. Просто хочу, чтобы всё было правильно и разумно. У меня на даче вы будете под присмотром, я помогу с внучкой. А то ты одна, работаешь целыми днями, ребёнок практически без присмотра.
— Я работаю пять часов в день, — возразила Марина. — И Настю забираю из садика сама. Она никогда не остаётся без присмотра.
— Сейчас да. А что будет дальше? Ты молодая, захочешь устроить личную жизнь. Мужчины пойдут. А ребёнку нужна стабильность, семья. Вот я и думаю о внучке, раз уж ты думать не хочешь.
Марина не стала спорить. Это было бессмысленно. Свекровь всегда умела перевернуть любую ситуацию так, чтобы выглядеть правой и заботливой, а все остальные — недальновидными эгоистами.
Следующие несколько часов прошли в тяжёлом молчании. Они упаковывали вещи, и с каждой коробкой Марина чувствовала, как её прежняя жизнь исчезает. Она держала в руках рубашку Андрея — ту самую, в клеточку, которую он любил носить по выходным. На воротнике ещё сохранился слабый запах его одеколона. Марина прижала ткань к лицу и закрыла глаза.
— Андрюша, — прошептала она. — Что мне делать?
Вечером, когда свекровь наконец ушла, пообещав вернуться завтра с новыми коробками, Марина села на пол посреди гостиной и заплакала. Она плакала долго и горько, как не позволяла себе все эти три месяца.
Она плакала не только по Андрею. Она плакала по своей жизни, которую у неё отбирали на глазах. По праву выбирать, где жить и как воспитывать дочь. По собственному голосу, который, казалось, никто не хотел слышать. По себе — слабой, растерянной, неспособной дать отпор.
Настя вышла из детской в пижаме, потирая глаза.
— Мама, ты плачешь?
Марина быстро вытерла слёзы и открыла руки. Девочка забралась к ней на колени и обняла за шею.
— Мамочка, не плачь. Папа не любит, когда ты грустная. Он мне говорил.
— Когда говорил, солнышко?
— Во сне. Он приходит ко мне и говорит, что любит нас. И что ты должна быть сильной. Он так сказал — сильной и смелой.
Марина крепко прижала дочку к себе. Дети иногда говорят такие вещи, от которых перехватывает дыхание.
Той ночью Марина почти не спала. Она лежала и смотрела в потолок, перебирая в голове варианты. Можно было покориться, уехать на дачу к свекрови и жить там под её контролем. Можно было попытаться снимать квартиру на свои скромные деньги из библиотеки — но хватит ли? Можно было…
Утром её разбудил звонок. Незнакомый номер. Обычно Марина не отвечала на такие звонки — боялась коллекторов или навязчивых продавцов. Но что-то заставило её взять трубку.
— Марина Сергеевна? — спросил мужской голос. — Это адвокат Павел Игоревич Соколов. Я представляю интересы вашего покойного мужа, Андрея Валерьевича. Нам необходимо срочно встретиться. У меня есть важная информация относительно наследства.
Марина села на кровати, окончательно проснувшись. Сердце забилось быстрее.
— Какое наследство? Андрей ничего не оставлял. То есть, квартира есть, но она оформлена на свекровь…
— Именно поэтому нам нужно встретиться как можно скорее. Я не могу обсуждать детали по телефону. Понимаете, я пытался связаться с вами раньше, звонил несколько раз в течение последнего месяца, но вы не отвечали на незнакомые номера. А вчера я случайно наткнулся на объявление о продаже вашей квартиры на сайте недвижимости. После этого понял, что медлить больше нельзя. Сегодня в три часа дня вас устроит?
— Да, конечно, — Марина записала адрес дрожащей рукой.
Когда она положила трубку, голова шла кругом. Наследство? Какое наследство? Андрей никогда не говорил ни о каких накоплениях или вкладах. Они жили от зарплаты до зарплаты, как большинство обычных семей.
Свекровь появилась около одиннадцати с новыми коробками и озабоченным видом.
— Риэлтор звонил. Хочет завтра привести первых покупателей. Надо всё закончить с упаковкой. Ты почему ещё не одета? Времени в обрез.
— Галина Петровна, мне нужно уйти на несколько часов, — сказала Марина, стараясь говорить спокойно. — Вернусь к вечеру.
— Куда это ты собралась? У нас столько дел!
— Личные дела. Я вернусь и помогу.
Свекровь хотела что-то возразить, но Марина уже ушла в ванную. Она не хотела объяснений и расспросов. Пока не знала сама, о чём пойдёт речь.
В половине третьего она уже сидела в приёмной небольшой юридической конторы в центре города. На стенах висели дипломы и сертификаты. Пахло кофе и бумагой. Секретарь предложила ей чай, но Марина отказалась — горло перехватило от волнения.
Павел Игоревич оказался мужчиной лет пятидесяти с проницательным взглядом серых глаз и спокойными, уверенными манерами. Он пригласил Марину в кабинет, усадил в мягкое кресло и достал из стола толстую папку с документами.
— Благодарю вас за то, что пришли, — он сложил руки на столе и посмотрел на неё внимательно. — Для начала выражаю вам свои соболезнования. Андрей Валерьевич был хорошим человеком. Порядочным и предусмотрительным.
— Спасибо, — прошептала Марина. — Но я не понимаю… Какое наследство? Андрей никогда не говорил, что обращался к адвокату.
— Он просил не говорить никому. Особенно матери. Понимаете, ваш муж обратился ко мне почти три года назад, вскоре после того, как вы получили квартиру от его родителей. Андрей Валерьевич понимал характер своей матери и хотел обезопасить вас с дочерью на случай своей преждевременной смерти.
Павел Игоревич открыл папку и выложил перед Мариной несколько документов. Она смотрела на печати, подписи, официальные бланки и не могла поверить своим глазам.
— Он составил завещание? — голос её дрогнул.
— Да. Очень подробное и юридически грамотное. Согласно этому документу, вся доля вашего мужа в квартире переходит к вам. Это пятьдесят процентов жилплощади. Также Андрей Валерьевич оставил банковский вклад, о котором вы, вероятно, не знали.
Адвокат достал ещё один документ — выписку из банка.
— Два миллиона сто тысяч рублей. Он откладывал на протяжении пяти лет, начал ещё до свадьбы. Хотел сделать вам сюрприз на десятилетие совместной жизни. Планировал купить вам машину, как вы мечтали, и съездить всей семьёй на море в хороший отель. Он очень подробно мне всё рассказывал.
Марина закрыла лицо руками. Слёзы текли сквозь пальцы. Андрей. Её Андрей. Он всё предусмотрел. Даже тогда, когда казалось, что впереди целая жизнь, он думал о них. Защищал их.
— Я не знала, — прошептала она. — Ничего не знала.
— Он очень вас любил, — тихо сказал адвокат. — И очень переживал. Говорил, что мать у него человек властный, привыкла всё контролировать. Боялся, что после его смерти она попытается забрать квартиру и навязать вам свою волю. К сожалению, оказался прав.
Марина подняла голову.
— Но свекровь так уверенно всё организовывает. Риэлтора вызвала, договоры какие-то обещала подписать. Она говорит, что квартира теперь полностью её и она имеет право продать…
— Галина Петровна либо не знает о завещании, либо надеялась, что вы не узнаете о нём, — адвокат нахмурился. — Ваш муж хранил все документы у меня в сейфе, именно как он и просил. Он очень боялся, что мать может случайно или специально найти завещание и уничтожить его. Поэтому дома не осталось никаких следов.
— И что это значит для меня?
— Это значит, что половина квартиры принадлежит вам по закону. Без вашего письменного согласия Галина Петровна не может продать квартиру целиком. Максимум, что она может — продать свою долю, но найти покупателя на долю в квартире, где живёт другой собственник, практически невозможно. Любая попытка продать квартиру без вашего согласия будет признана незаконной сделкой.
Марина молчала, переваривая информацию. Значит, у неё есть право голоса. Она не бесправная приживалка, которая должна покорно следовать за свекровью. Она собственница. У неё есть выбор.
— Что мне теперь делать?
Адвокат достал ещё несколько бумаг.
— Я подготовил для вас все необходимые документы. Вы можете предъявить завещание и официально вступить в права наследования. Можете сохранить квартиру и продолжать жить в ней. Можете продать свою половину Галине Петровне, если захотите. Или продать квартиру целиком, но только с обоюдного согласия и с честным разделом денег. Решение полностью за вами, Марина Сергеевна. Но главное — это ваше решение, и никто не имеет права давить на вас или решать за вас.
Марина взяла документы дрожащими руками. Свидетельство о праве на наследство. Выписка из банка. Справки. Всё официально, с печатями и подписями.
— А деньги… вклад… Я могу ими распоряжаться?
— Разумеется. Это ваши деньги. Андрей Валерьевич указал вас единственной наследницей вклада. Можете снять их в любой момент или оставить под процентами. Как посчитаете нужным.
Когда Марина вышла из конторы, было уже начало пятого. Она шла по улице, прижимая к груди папку с документами, и не могла до конца осознать произошедшее. У неё была квартира. У неё были деньги. У неё был выбор.
Спасибо, Андрюша, — прошептала она, глядя в небо. — Спасибо за всё.
Дома её встретила мрачная свекровь.
— Где тебя носило? Я весь день одна коробки таскала. Надо было ещё шкаф разобрать, а у меня спина болит.
Марина прошла в комнату, положила сумку на стол и достала папку с документами.
— Галина Петровна, нам нужно серьёзно поговорить.
— О чём ещё? — свекровь устало опустилась на диван. — Если опять про то, что торопимся, то я уже сто раз объяснила…
— Нет. Не про это, — Марина положила на журнальный столик документы. — Про завещание Андрея.
Свекровь замерла. Потом медленно потянулась к бумагам, взяла верхний лист и начала читать. Лицо её менялось — сначала недоумение, потом шок, потом что-то похожее на страх.
— Завещание, — прошептала она. — Он составил завещание и ничего мне не сказал.
— Половина квартиры принадлежит мне, — спокойно сказала Марина. — Вы не можете продать её без моего согласия, Галина Петровна. Любая такая сделка будет незаконной.
Свекровь продолжала сидеть неподвижно, глядя в бумаги. Потом медленно подняла голову, и Марина впервые за всё время увидела в её глазах не гнев и не холодную решимость, а боль. Настоящую, глубокую боль.
— Значит, он не доверял мне, — голос Галины Петровны дрогнул. — Собственный сын. Пошёл к адвокату, составил завещание втайне… Думал, что я обману тебя, обижу, выгоню. Так он обо мне думал.
Марина присела рядом. Она ожидала скандала, криков, обвинений. Но не этой тихой, почти детской обиды.
— Он не хотел вас обидеть. Он просто… Он хотел, чтобы мы с Настей были защищены. На всякий случай.
— Я потеряла сына, — свекровь закрыла лицо руками. — Единственного ребёнка, понимаешь? Мне было сорок два, когда он родился. Я думала, что детей вообще не будет. А потом появился он. Мой мальчик. Я одна его растила после того, как отец ушёл. Вкалывала на двух работах, чтобы ему всё было. Учила, следила, чтобы с правильными людьми общался. И вот теперь его нет.
Плечи её затряслись. Марина не знала, что делать. Она никогда не видела свекровь плачущей.
— Я просто хотела… хотела быть нужной, — продолжала Галина Петровна сквозь слёзы. — Хотела, чтобы вы были рядом, чтобы я могла помогать с внучкой, заботиться. Но ты молодая, красивая. Ты можешь устроить жизнь заново. Другого мужа найдёшь, может, детей ещё родишь. А я… я останусь одна. Совсем одна. И даже внучку редко буду видеть.
Марина вдруг всё поняла. Вся эта спешка, весь напор, все попытки увезти их на дачу — это был не контроль и не жадность. Это был страх. Страх одиночества. Страх потерять последнюю связь с сыном — его семью.
— Вы не останетесь одна, Галина Петровна, — Марина осторожно обняла свекровь за плечи. — Мы никуда не денемся. Настя — ваша внучка, и она очень вас любит. Я не собираюсь лишать её бабушки.
— Но квартира… Ты же теперь имеешь право…
— Да, имею. И я решила, что мы остаёмся здесь. Это наш дом. Здесь жил Андрей, здесь его память. Я не хочу его продавать.
Свекровь подняла заплаканное лицо.
— А как же деньги? На образование Насти? Я действительно хотела, чтобы деньги пошли на внучку…
— У Андрея был вклад, — тихо сказала Марина. — Больше двух миллионов. Этого хватит на образование. На всё хватит.
Галина Петровна вытерла слёзы.
— Он был умным мальчиком. Всегда всё продумывал на несколько шагов вперёд. Вот и теперь позаботился о вас, даже когда его нет.
Они сидели рядом в тишине. Две женщины, потерявшие самого важного человека в их жизни. Две женщины, которым нужно было учиться жить дальше.
— Галина Петровна, давайте договоримся, — Марина взяла свекровь за руку. — Мы остаёмся в квартире. Вы приезжаете к нам, когда захотите. Забираете Настю из садика, гуляете с ней, учите печь пироги, как хотели. Но решения о нашей жизни с дочкой я принимаю сама. Вы можете советовать, помогать, но не давить. Договорились?
Свекровь долго молчала. Потом медленно кивнула.
— Договорились. Прости меня. Я всё неправильно сделала, правда?
— Не всё, — Марина попыталась улыбнуться. — Вы вырастили замечательного человека. Который даже после смерти продолжает заботиться о своей семье. Это дорогого стоит.
Вечером Марина позвонила риэлтору и отменила продажу квартиры. Объяснила, что она является совладельцем и продавать не намерена. Сергей Викторович удивился, но принял информацию спокойно — для него это была просто работа, одна из многих сделок.
Следующие дни прошли в странной атмосфере перемирия. Галина Петровна приезжала, но вела себя тише, осторожнее. Помогала разбирать коробки — теперь уже не для переезда, а просто наводя порядок. Забирала Настю из садика и гуляла с ней в парке. Готовила ужины, но не навязывала свои рецепты.
Однажды вечером Марина зашла в детскую, где бабушка читала внучке сказку. Настя сидела у неё на коленях, внимательно слушая.
— А потом принцесса поняла, что самое главное — это не богатство, а семья, — читала Галина Петровна. — И что нужно беречь тех, кто рядом.
Она подняла глаза и встретилась взглядом с Мариной. Кивнула. Что-то бесконечно важное произошло между ними без слов.
Прошло несколько месяцев. Жизнь входила в новую колею. Марина продолжала работать в библиотеке. Настя ходила в детский сад и часто рассказывала, что папа приходит к ней во снах и говорит, что гордится ею. Галина Петровна приезжала три раза в неделю — по вторникам, четвергам и субботам. Это стало традицией.
Они научились жить вместе. Без Андрея, но с его любовью, которая всё ещё хранила их, направляла, защищала.
Однажды вечером, когда Настя уже спала, а Галина Петровна уехала на дачу, Марина села у окна с чашкой чая. Она смотрела на огни города и думала о муже. О том, каким он был предусмотрительным и заботливым. О том, как он умел любить — не громкими словами и жестами, а тихими поступками.
Завещание, которое защитило их права. Вклад, который обеспечил будущее. Понимание того, что мать будет пытаться взять всё под контроль, и желание дать жене возможность противостоять этому. Всё это было проявлением настоящей любви.
На полке стояла их семейная фотография — та самая, с прошлого Нового года. Марина взяла рамку в руки и провела пальцем по лицу мужа.
— Спасибо, — прошептала она. — За всё. За любовь. За защиту. За то, что дал мне право выбирать свою судьбу.
В квартире было тихо и спокойно. Часы на стене мерно отсчитывали время. Где-то за стеной играла тихая музыка. Марина допила чай, поставила фотографию обратно на полку и пошла спать.
Жизнь продолжалась. Без Андрея, но с тем, что он им оставил. Не просто квартирой или деньгами. Он оставил им самое главное — возможность быть свободными, достойными, защищёнными. Возможность жить так, как они сами захотят.
И это была его последняя, самая важная любовь.
Читайте другие истории: