Я всегда считала, что моя свекровь Валентина Петровна просто слишком любит своего сына. Ну мало ли таких матерей, которые не могут отпустить единственного ребёнка во взрослую жизнь? Я терпела её постоянные визиты без предупреждения, её замечания по поводу моей готовки, её вздохи о том, что Максим похудел и выглядит уставшим. Думала, со временем привыкнет, смирится, что у сына теперь своя семья. Но я ошибалась. Она не просто не хотела отпускать сына. Она планировала вернуть его себе полностью.
Всё началось с мелочей. Максим стал задерживаться на работе чаще обычного. Приходил домой и сразу ложился спать, даже не поужинав. На мои вопросы отвечал коротко, раздражённо. Я списывала это на усталость, на стресс на работе. Он же менеджер по продажам, у них сейчас аврал перед концом квартала. Так он объяснял, и я верила. Почему бы не поверить мужу, с которым прожила семь лет?
Потом начались странные телефонные звонки. Максим вдруг стал выходить в другую комнату, чтобы ответить. Говорил тихо, почти шёпотом. Однажды я спросила, кто звонил, а он сказал, что коллега по работе. Но я случайно увидела на экране имя звонившего. Там было написано просто «Мама». Ничего особенного, правда? Сын разговаривает с матерью. Только раньше он никогда не уходил для этого в другую комнату. Раньше Валентина Петровна названивала ему при мне и могла говорить битый час о своих соседках, о ценах в магазине, о том, что показывали по телевизору. А теперь эти разговоры стали секретными.
Я начала присматриваться. Замечать детали, которые раньше ускользали от моего внимания. Максим перестал брать меня с собой, когда ездил к матери. Говорил, что заскочит ненадолго, мол, зачем мне тратить время. А ведь раньше мы всегда ездили вместе. Я пекла пироги, мы пили чай на её кухне, и хоть атмосфера была натянутой, всё же это были семейные визиты. Теперь он уезжал один и возвращался через три, а то и четыре часа. На вопрос, что так долго, отвечал, что помогал матери с ремонтом, с компьютером, с документами. Всегда находилась причина.
Однажды я решила заехать к Валентине Петровне сама. Купила торт, думала, просто так, по-родственному. Позвонила в дверь, она открыла не сразу. Когда всё-таки впустила меня, на лице было написано явное недовольство. Мы сели на кухне, я налила чай, достала торт. Разговор не клеился. Валентина Петровна отвечала односложно, смотрела на меня как-то оценивающе.
А потом вдруг спросила, не думала ли я о том, чтобы продать квартиру. Я опешила. Какую квартиру? Нашу с Максимом? Она кивнула и сказала, что двухкомнатная квартира в центре для семьи из двух человек это перебор, можно же взять что-то поменьше и подешевле, а на разницу жить. Я ответила, что не собираюсь ничего продавать, это же наше семейное гнездо, мы столько сил вложили в ремонт. Сами обои клеили в спальне, сами ламинат укладывали. Окна выходят на старый парк, по утрам слышно, как птицы поют. Это наш дом. Она поджала губы и больше не настаивала, но осадок остался.
Квартира была оформлена на меня. Мои родители помогли с первоначальным взносом, когда мы брали ипотеку. Максим тогда только начинал работать, зарплата была небольшая, и родители сказали, что это их подарок мне, чтобы у меня было своё жильё. Оформили всё на моё имя, и я считала это правильным. Максим не возражал. Мы платили ипотеку вместе, он никогда не говорил, что его это напрягает. Закрыли кредит два года назад, и я думала, что мы наконец-то зажили спокойно. Своё жильё, стабильные доходы, можно и о детях подумать. Но Максим каждый раз уходил от этого разговора. Говорил, что ещё рано, что надо пожить для себя, накопить денег.
После того визита к свекрови я начала ловить себя на мысли, что доверие к мужу тает. Я стала проверять его телефон, когда он был в душе. Ничего особенного не находила. Переписки со свекровью были короткие, обыденные. «Приеду в субботу», «Хорошо, жду», «Купи хлеба». Но интуиция подсказывала, что что-то не так. Женская интуиция редко ошибается, хоть это и звучит банально.
В одну из суббот Максим как обычно собрался к матери. Я сказала, что поеду с ним. Он нахмурился, начал отговаривать. Мол, он быстро, только документы какие-то посмотрит, через час вернётся. Я настояла. Мне вдруг стало важно поехать именно сейчас, не откладывая. Он сдался, но всю дорогу молчал, лицо было каменное.
Когда мы приехали, Валентина Петровна явно не обрадовалась моему присутствию. Максим ушёл в комнату, сказал, что будет разбирать бумаги. Я осталась на кухне со свекровью. Мы сидели в тягостном молчании. Она пила чай, я делала вид, что смотрю в телефон. Потом она встала и тоже пошла в комнату к сыну. Закрыла дверь. Я услышала, как они начали разговаривать вполголоса. Не разобрать было слов, но тон был серьёзный.
Я встала и тихо подошла к двери. Да, это не самый красивый поступок, подслушивать. Но что мне оставалось делать? Сердце колотилось так, что я боялась, они услышат его стук. Прижала ухо к двери.
— Она подозревает что-то, — это был голос Максима.
— Ничего не подозревает. Ты слишком нервничаешь, — ответила Валентина Петровна.
— Мама, это нечестно. Я не могу так больше.
— Максим, мы же всё обсудили. Квартира должна быть продана. Иначе ты так и останешься у неё в долгу. Она же постоянно тебе напоминает, что жильё её.
— Она никогда мне этого не напоминала!
— Но ты же понимаешь, что так и есть. Ты там просто живёшь, а распоряжается всем она. Это унизительно для мужчины. Ты должен настоять на продаже. Купите что-то поменьше, а остальные деньги вложите в дело или отложите. Или вообще переедете жить сюда, ко мне. Здесь места хватит, и деньги сэкономите. Максимушка, я же одна осталась после смерти отца. Ты всё, что у меня есть. Неужели ты хочешь, чтобы я доживала свой век в одиночестве?
Вот оно что. Она боялась остаться одна. И готова была разрушить наш брак, лишь бы вернуть сына под свой контроль.
Я отшатнулась от двери. Значит, вот оно что. Муж предал меня ради мамочки! Они уже делили мою квартиру, строили планы, как от неё избавиться, а меня даже не спросили. Я стояла в коридоре и не могла поверить в происходящее. Руки задрожали. Во рту пересохло.
Я достала телефон и включила диктофон. Руки дрожали так, что чуть не уронила его. Вернулась к двери и записала всё, что они говорили дальше.
— Мама, я не хочу продавать квартиру. Мы там живём, нам там хорошо.
— Максимушка, но пойми, она тебя не уважает. Ты для неё просто жилец. А у меня трёхкомнатная квартира, после смерти твоего отца она полностью моя. Живите здесь, зачем вам платить за коммунальные услуги там, когда можно жить тут бесплатно? Я буду готовить, стирать, обо всём позабочусь. Как в старые добрые времена.
— Я не хочу жить с тобой. У нас своя семья.
— Какая семья? Детей у вас нет, и не будет, я вижу. Она тебя не хочет рожать, сколько лет прошло? Семь! А толку никакого. Может, она вообще не может иметь детей, а тебе не говорит?
— Мама, хватит. Это наше дело.
— Твоё дело. А ты мой сын, и я не хочу, чтобы ты всю жизнь прожил в чужой квартире. Убеди её продать. Скажи, что деньги нужны на бизнес, на лечение, на что угодно. А потом разведёшься, и останешься хоть с чем-то. Найдёшь нормальную женщину, которая родит тебе сына, продолжит наш род.
Я чуть не закричала. Развод? Они планируют развод? После семи лет брака?
— Я не собираюсь разводиться, — голос Максима был твёрдым, но в нём слышалась усталость.
— Пока не собираешься. Но жизнь покажет. Ты молодой мужчина, найдёшь себе получше. А сейчас ты просто боишься перемен. Но они необходимы. Доверься мне, я плохого не посоветую. Я же мать, я желаю тебе только счастья.
Я услышала, как Максим глубоко вздохнул. Потом он сказал:
— Ладно. Я подумаю. Но обещать ничего не могу.
— Думай-думай. Только не слишком долго. Годы идут, а ты так и останешься у неё на содержании.
Я выключила диктофон, сунула телефон в карман и быстро вернулась на кухню. Села на стул и уставилась в окно. Внутри всё кипело. Хотелось ворваться в комнату, высказать всё, что я думаю об этих двоих, хлопнуть дверью и уйти. Но я сдержалась. Надо было подумать, как действовать дальше.
Максим вышел через несколько минут. Лицо напряжённое, но он пытался изобразить спокойствие. Сказал, что пора ехать. Я молча встала, попрощалась с Валентиной Петровной, которая смотрела на меня с каким-то торжеством в глазах. Будто уже победила. Будто я уже лишилась квартиры и мужа.
Всю дорогу домой мы молчали. Я смотрела в окно, Максим вёл машину. Я думала о том, что делать. Можно устроить скандал прямо сейчас, в машине. Но что это даст? Он начнёт оправдываться, говорить, что мать просто беспокоится, что он никогда не собирался меня предавать. А свекровь скажет, что я всё придумала, что оговариваю её. Нет, нужны доказательства. И они у меня есть. Запись на диктофоне.
Когда приехали домой, я сказала Максиму, что устала и пойду прилягу. Он кивнул и уткнулся в телефон. Я закрылась в спальне и сохранила запись в облако, на всякий случай. Потом скопировала на флешку. Потом отправила себе на электронную почту. Слишком важное доказательство, чтобы его потерять.
Следующие несколько дней я вела себя как обычно. Готовила, убирала, ходила на работу. Максим не замечал, что что-то изменилось. Или делал вид, что не замечает. Я ждала удобного момента, чтобы поговорить. Но каждый раз что-то мешало. То он приходил поздно, то я была слишком уставшей, то просто не хватало смелости начать этот разговор. По ночам я лежала без сна, листала фотографии в телефоне. Вот мы на свадьбе, оба такие счастливые. Вот первый совместный отпуск в Крыму. Вот новогодняя ночь три года назад, когда Максим дарил мне золотые серьги. Неужели всё это было ненастоящим? Или просто мать постепенно отравила его сознание, превратила в послушного мальчика?
Однажды вечером, когда мы сидели на кухне за чаем, Максим вдруг сказал:
— Слушай, я тут подумал. Может, нам действительно стоит продать квартиру?
Я медленно поставила чашку на стол.
— Зачем?
— Ну, она большая для нас двоих. Можно взять что-то поменьше, а на разницу купить машину получше или вложить во что-то.
— Во что вложить?
— Не знаю. Может, в бизнес какой-нибудь. Или просто отложить на будущее.
Я смотрела на него и не верила своим ушам. Неужели он правда решился это сказать? После того разговора с матерью прошло меньше недели, а он уже озвучивает её план.
— Максим, эта квартира наша. Мы здесь живём, здесь наш дом. Зачем её продавать?
— Я просто предлагаю подумать об этом. Мы ведь можем обсудить, правда?
— Можем. Только я не хочу ничего продавать.
Он нахмурился.
— Ты даже не хочешь обсудить?
— Нет, не хочу. Потому что знаю, чья это идея.
— Что ты имеешь в виду?
Я встала, достала телефон и включила запись. Поставила его на стол между нами. Голоса его матери и его самого заполнили кухню. Максим побледнел. Слушал молча, даже не пытаясь остановить меня. Когда запись закончилась, воцарилась тишина. Такая тяжёлая, что можно было услышать, как тикают часы на стене.
— Ты подслушивала, — наконец произнёс он. Голос дрожал.
— Да, подслушивала. И записала. Потому что чувствовала, что меня предают.
— Это не то, что ты думаешь, — он закрыл лицо руками. — Господи, это кошмар какой-то.
— А что это, Максим? Ты с матерью обсуждаешь, как заставить меня продать квартиру. Как развестись со мной, чтобы забрать хоть что-то. Это именно то, что я думаю.
— Я никогда не соглашался с её планами! Ты же слышала, я сказал, что не собираюсь разводиться. Я сказал, что только подумаю!
— Ты сказал, что подумаешь. И вот ты подумал и пришёл ко мне с предложением продать квартиру. Ровно то, чего она хотела.
Максим резко встал, прошёлся по кухне. Вернулся к столу, оперся руками о столешницу.
— Ты не понимаешь. Она меня замучила. Каждый день звонит, каждый день одно и то же. Что я слабак, что живу за твой счёт, что это позор. Что я не мужчина, раз позволил женщине быть хозяйкой в доме. Я устал от этого, понимаешь? Просто устал.
— И вместо того чтобы поставить её на место, ты решил пойти у неё на поводу?
— Я пытался! — он почти закричал. — Ты думаешь, мне легко? Она моя мать. После смерти отца она осталась одна. Мне её жалко. Она цепляется за меня, потому что больше никого нет. Но я люблю тебя, а не её. Я хочу жить с тобой!
— Но без твоей матери это невозможно, верно?
Максим опустился на стул. По щекам текли слёзы. Я никогда не видела, чтобы он плакал.
— Я не знаю, что делать. Она всегда была такой. Властной, требовательной. Отец терпел всю жизнь, теперь она переключилась на меня. Я понимаю, что это неправильно. Понимаю, что она разрушает нас. Но я не могу просто отрезать её. Это моя мать.
— Значит, выбирай, — я говорила спокойно, хотя внутри всё разрывалось на части. — Либо я, либо она. Потому что вместе это больше не работает.
— Почему ты заставляешь меня выбирать?
— Не я заставляю. Обстоятельства. Твоя мать заставляет. Она та, кто поставил тебя перед выбором, когда начала плести интриги за моей спиной.
Максим молчал долго. Смотрел в пол, вытирал слёзы. Потом поднял на меня глаза.
— Дай мне время. Я поговорю с ней. Объясню, что так больше нельзя.
— Сколько тебе нужно времени? Неделю? Месяц? Год? Максим, нам по тридцать пять лет. Сколько ещё можно ждать, когда ты повзрослеешь и научишься говорить матери «нет»?
— Я не знаю, — прошептал он. — Просто не знаю.
И в этом «не знаю» был ответ на все мои вопросы. Он не готов был меняться. Не готов был идти против матери. Не готов был выбирать меня.
— Тогда мне нужно время, — сказала я. — Чтобы подумать, хочу ли я дальше жить вот так.
Максим кивнул. Встал и ушёл в спальню. Я осталась на кухне одна. Села к окну, смотрела на тёмный парк за стеклом. Слёзы текли сами собой, но я даже неытирала их. Семь лет. Семь лет я строила этот брак, верила, надеялась. А он рухнул из-за того, что муж оказался слабее своей матери.
Максим уехал к Валентине Петровне на следующий день. Сказал, что пока поживёт у неё, даст мне возможность всё обдумать. Я не стала его удерживать. Собрала его вещи, аккуратно сложила в сумки. Проводила до двери. Он обернулся на пороге.
— Я правда люблю тебя, — сказал он.
— Знаю, — ответила я. — Но этого мало.
Дверь закрылась. Я прислонилась к ней спиной и медленно сползла на пол. Вот теперь слёзы хлынули по-настоящему. Я рыдала, сидя в прихожей нашей квартиры, которая вдруг опустела без него. Рыдала, потому что поняла, что всё кончено. Что я не смогу простить ему эту слабость. Что доверие разрушено, и склеить его уже невозможно.
Валентина Петровна звонила мне через неделю. Голос был торжествующий, довольный.
— Максим переехал ко мне. Надеюсь, ты довольна. Разрушила семью из-за своих капризов.
— Я разрушила? — я даже усмехнулась. — Это вы, Валентина Петровна, разрушили. Вы не смогли отпустить сына во взрослую жизнь. Вы плели интриги, настраивали его против меня. И добились своего. Поздравляю.
— Я желала ему только добра! Ты эгоистка, которая думает только о себе и своей драгоценной квартире!
— Моя квартира тут ни при чём. Дело в уважении, в доверии. Но вы этого не поймёте. Вам нужен был послушный сын, который будет жить по вашим правилам. Теперь он у вас. Живите, как хотели.
— Он ещё вернётся к тебе, будет просить прощения. И ты примешь его, потому что больше никто тебя не возьмёт в твои-то годы!
— Может быть. А может, и нет. Это уже моё дело.
Я положила трубку и заблокировала её номер. Больше не хотела слышать этот голос, полный яда и злорадства.
Прошло почти два месяца. Я привыкала жить одна. Ходила на работу, встречалась с подругами, записалась на йогу. Пыталась заполнить пустоту, которая образовалась в жизни. По вечерам сидела на кухне, пила чай и думала о том, правильно ли я поступила. Может, надо было дать ему шанс? Может, он правда мог измениться?
Однажды вечером в дверь позвонили. Я открыла и увидела Максима. Он стоял с букетом роз, похудевший, с тёмными кругами под глазами. Пытался улыбнуться, но улыбка получилась жалкой.
— Привет, — сказал он. — Можно войти?
Я пропустила его внутрь. Мы прошли на кухню. Он положил цветы на стол, сел напротив меня.
— Я всё обдумал, — начал Максим. — Понял, что был неправ. Что позволил матери зайти слишком далеко. Я хочу вернуться. Хочу, чтобы мы были вместе. Начнём всё сначала, я обещаю, что изменюсь.
Я смотрела на него и пыталась нащупать внутри хоть какое-то чувство. Любовь, злость, обиду. Но там была только пустота. Странно, но я даже не испытывала удовлетворения от того, что он пришёл просить прощения.
— А что твоя мать на это скажет?
Он опустил глаза.
— Она будет против. Но это моё решение.
— Ты говорил с ней об этом?
— Нет ещё.
— Вот видишь, — я вздохнула. — Ты даже сейчас не можешь просто принять решение и всё. Тебе нужно её одобрение. Ты живёшь с ней уже два месяца, Максим. Ты привык к этому. А я привыкла жить без тебя.
— Не говори так. Мы же любим друг друга.
— Любили. Раньше. Сейчас я не знаю, что чувствую. Знаю только, что не могу тебе доверять. Что всегда буду бояться, что ты снова поддашься её влиянию. Что она снова начнёт плести свои интриги, а ты снова будешь молчать и кивать.
— Я изменюсь, клянусь!
— Поздно, Максим. Слишком поздно.
Он попытался возразить, начал что-то говорить о том, что мы столько лет вместе, что нельзя просто взять и всё бросить. Но я уже не слушала. Я подала на развод на следующей неделе. Максим не стал сопротивляться. Подписал все бумаги молча, не поднимая глаз. Квартира осталась мне. Он не претендовал на неё, хотя по закону мог попробовать отсудить долю.
Прошло ещё полгода. Я встретила его случайно в торговом центре. Он был с какой-то девушкой. Молодой, лет на десять младше меня. Они держались за руки, смеялись. Я прошла мимо, он даже не заметил меня. А вечером мне позвонила моя бывшая коллега, которая жила в одном районе с Валентиной Петровной.
— Слушай, ты знаешь, что Максим женился? — спросила она.
Я удивилась. Прошло всего полгода после развода, а он уже снова женат?
— На ком?
— На какой-то девчонке. Совсем молодая. Они живут у его матери, представляешь? И знаешь, что самое смешное? Валентина Петровна уже пилит её точно так же, как пилила тебя. Моя соседка слышала, как они ругались на лестничной площадке. Свекровь орала, что невестка не так готовит, не так убирает, вообще ни на что не годится.
Я положила трубку и вдруг рассмеялась. Громко, почти истерически. Значит, вот оно как. Валентина Петровна получила то, что хотела. Забрала сына обратно. Но счастья это никому не принесло. И никогда не принесёт, потому что проблема не в жёнах. Проблема в ней самой, в её неспособности отпустить, в её жажде контроля.
А я? Я сижу сейчас в своей двухкомнатной квартире, пью чай, смотрю на парк за окном. Скоро весна, на деревьях уже набухли почки. Я думаю о том, что в жизни бывают потери, которые оборачиваются обретением. Я потеряла мужа, но обрела себя. Свободу. Спокойствие. Уверенность в том, что никто больше не будет диктовать мне, как жить и что делать с моим домом.
На днях я встретила интересного человека. Коллегу с другого отдела. Мы разговорились за обедом, он пригласил меня в кино. Пока ничего серьёзного, просто приятное общение. Но я вижу, как он смотрит на меня. С интересом, с уважением. Без тени того потребительского отношения, которое было у Максима под конец.
Я не знаю, что будет дальше. Может, у нас что-то получится, может, нет. Но я точно знаю одно: я больше никогда не позволю кому-то диктовать мне, как жить. Не позволю превратить себя в заложника чужих манипуляций. Я записала тот разговор на диктофон и узнала правду. Горькую, обидную правду. Но она освободила меня. И я благодарна за это.
Иногда нужно потерять, чтобы найти. Иногда нужно отпустить, чтобы вздохнуть полной грудью. Я отпустила Максима. И знаете что? Мне стало легче дышать.
Читайте другие истории: