Алла Викторовна никогда не понимала, зачем люди тратят полчаса на макияж перед работой. Достаточно умыться, нанести увлажняющий крем, собрать волосы в аккуратный низкий хвост. Она делала это каждое утро уже двадцать лет, и ни разу никто не усомнился в её компетенции из-за отсутствия помады.
В шкафу висели пятнадцать одинаковых блузок: белые, кремовые, бледно-голубые. Три пиджака — чёрный, тёмно-синий, серый. Юбки-карандаши и классические брюки. Всё качественное, всё удобное, всё без единого логотипа. Она надела серые брюки, голубую блузку и тёмно-синий пиджак. Посмотрела в зеркало, одёрнула манжеты и вышла из спальни.
На кухне муж уже разливал кофе. Двадцать три года вместе, и он до сих пор вставал на пятнадцать минут раньше, чтобы сварить ей кофе. Не из обязанности — просто так повелось.
— Михаил Петрович написал. — Он кивнул на её телефон. — Авария на Кутузовском, будет минут через сорок.
Алла взяла кружку — обычную белую, купленную в ИКЕА лет восемь назад, — и сделала глоток.
— Значит, пройдусь пешком. Давно хотела.
Муж улыбнулся. Он знал эту её привычку: иногда, когда позволяло время, она отпускала машину и шла до метро через парк. Говорила, что так лучше думается. На самом деле — просто любила утренний город, ещё не задохнувшийся в пробках и суете.
— Зонт возьми. Обещали дождь после обеда.
— Возьму.
Она допила кофе, поцеловала мужа в щёку, взяла сумку — обычную кожаную, без названий и лейблов — и вышла из квартиры.
* * *
Остановка была почти пустой. Начало восьмого, ранние офисные работники уже уехали, студенты ещё спят. Алла Викторовна встала у края тротуара, не доставая телефон. Просто смотрела на просыпающийся город: дворник в оранжевом жилете сметал листья, молодая мать катила коляску, пожилой мужчина выгуливал таксу. Обычное московское утро.
Белая Лада Веста подъехала к бордюру так резко, что такса испуганно тявкнула. Машина была новой — блестящий лак, временные номера. Из-за руля выскочила женщина в ярко-красном платье и на каблуках, совершенно неуместных для будничного утра.
— Аллочка?! — голос прозвенел на всю остановку. — Это ты?!
Алла Викторовна узнала её не сразу. Двадцать лет — срок немалый. Но манера говорить, этот звенящий голос, привычка размахивать руками...
— Здравствуй, Лена.
Лена Горохова, в девичестве Симонова. Одноклассница, однокурсница, когда-то близкая подруга. Они не виделись с того дня, как Лена уволилась из их общей первой конторы — маленькой аудиторской фирмы на окраине Москвы.
— Сколько лет! — Лена подлетела к ней, обдав волной приторных духов. — Ты совсем не изменилась! Вообще! Прямо как в институте.
В её голосе не было восхищения. Скорее — удивление, смешанное с чем-то похожим на жалость.
— Спасибо, — сказала Алла Викторовна ровно. — Ты тоже хорошо выглядишь.
— Стараюсь! — Лена рассмеялась и поправила волосы — явно крашеные в медный, явно не дешёво. — Автобус ждёшь?
— Да, решила прогуляться с утра.
— Прогуляться? — Лена подняла брови. — До автобуса?
Алла Викторовна промолчала. Объяснять что-то не хотелось.
— Мы уже лет пятнадцать на своих ездим, — продолжила Лена, не дождавшись ответа. — Вот, муж на день рождения подарил. — Она махнула рукой в сторону Весты. — Максимальная комплектация, между прочим. Видишь, какая?
Алла Викторовна посмотрела на машину и кивнула.
— Красивая.
— А ты всё так же? В бухгалтерии?
— Да, в бухгалтерии.
— Ой. — Лена покачала головой с таким видом, будто услышала о тяжёлой болезни. Это движение Алла помнила ещё со школы — так Лена реагировала на чужие неудачи. — Ну, каждому своё. Я вот уже пять лет не работаю. Муж говорит — зачем тебе, ты у меня королева. Он бизнесом занимается, знаешь?
— Нет.
— Три магазина! — Лена подняла три пальца, будто Алла могла не понять. — Стройматериалы. Сейчас все строятся, ремонтируются, очень выгодное дело. Мы и сами дачу купили, сорок минут от МКАД. Двадцать соток, дом двухэтажный. Муж говорит — будем баню достраивать.
Алла Викторовна слушала, изредка кивая. Автобус должен был подойти минут через пять.
— А ты как? — Лена наконец спохватилась. — Замужем?
— Замужем. Дочь уже взрослая, в аспирантуре.
— Один ребёнок? — Лена чуть заметно поджала губы. — Мы двоих подняли. Старший в институте, младший в частной школе. Знаешь, сколько сейчас частная школа стоит? Но мы можем себе позволить. На детях не экономят, правильно?
— Правильно.
— А ты... — Лена окинула её взглядом с ног до головы, задержавшись на сумке, на туфлях, на пиджаке. — Слушай, ты прямо как двадцать лет назад одеваешься. Та же блузка, тот же фасон. Ни цвета, ни украшений. Хоть бы брошку какую приколола.
Алла Викторовна машинально тронула лацкан пиджака.
— Не люблю украшения.
— Ну да, ну да. — Лена понизила голос до сочувственного полушёпота. — На обычную зарплату особо не разгуляешься, я понимаю. Мне вот муж в прошлом году колечко подарил. С бриллиантом.
Она вытянула руку, демонстрируя кольцо. Камень был крошечный, оправа простенькая, но Лена смотрела на него так, будто это была фамильная драгоценность.
— Красивое, — сказала Алла Викторовна.
— Ага. — Лена убрала руку и снова покачала головой. — Жалко мне тебя, Аллочка, честное слово. Мы же в институте думали, ты карьеру сделаешь. Умная была, целеустремлённая. А оно вон как... Муж-то хоть нормальный?
— Нормальный.
— Ну, хоть что-то. А то бывает — и работа так себе, и дома не слава богу. — Лена хохотнула. — Вы где живёте? Снимаете?
— Нет, своя квартира.
— Однушка?
— Нет.
— Двушка? Ну, для троих нормально, наверное. Мы в четырёхкомнатной. Каждому по комнате и гостиная отдельно. Так и должно быть, я считаю.
Алла Викторовна промолчала. Их квартира была пятикомнатной, в сталинке на Фрунзенской, но какой смысл об этом говорить?
— Стоишь тут, на остановке, в семь утра... — Лена оглянулась, будто видела что-то неприличное. — Слушай, я бы так не смогла. Без машины, без... ну, ты понимаешь. Вы хоть в отпуск куда-нибудь ездите?
— Ездим.
— Куда? В Крым?
— По-разному.
— А мы в прошлом году в Турцию летали, пять звёзд, всё включено. В этом думаем в Египет. Муж говорит — надо мир посмотреть, пока есть возможность.
Алла Викторовна улыбнулась — едва заметно, одними уголками губ.
— Это правильно.
Она почувствовала лёгкую вибрацию телефона в сумке, но не стала доставать. Наверное, Михаил Петрович — пишет, что выехал или уже подъезжает.
— Слушай, а давай телефонами обменяемся? — Лена вдруг оживилась. — Посидим где-нибудь, повспоминаем молодость. Я тебя с мужем познакомлю. Он у меня, конечно, серьёзный человек, бизнесмен, но ради старой дружбы...
Она не договорила.
К тротуару бесшумно подкатил чёрный Mercedes-Maybach. Алла Викторовна услышала знакомый звук мотора раньше, чем увидела машину. Водительская дверь открылась, и Михаил Петрович — в тёмном костюме и безупречно белой рубашке — вышел и обошёл капот.
— Алла Викторовна, добрый день. Простите за задержку — на Садовом тоже пробки собрались. Я предупредил офис, что совещание начнётся на десять минут позже.
— Спасибо, Михаил Петрович. Ничего страшного, я как раз встретила старую знакомую.
Она повернулась к Лене.
Та стояла неподвижно, приоткрыв рот. Взгляд метался от машины к водителю, от водителя к Алле, снова к машине. Лицо медленно заливала краска — не румянец, а какое-то пятнистое, нездоровое покраснение.
— Это... — Лена сглотнула. — Твоя?
— Служебная. — Алла Викторовна поправила сумку на плече. — Рада была повидаться, Лена. Передавай привет мужу.
Она села в машину. Михаил Петрович закрыл за ней дверь, обошёл капот и сел за руль.
Maybach тронулся — плавно, почти неслышно.
Алла Викторовна не оглянулась. Не из гордости и не назло. Просто не было нужды.
* * *
В салоне пахло кожей и лёгкой свежестью кондиционера. Михаил Петрович включил радио — негромкий джаз, который она любила слушать по утрам.
— Всё в порядке, Алла Викторовна?
— Да, всё хорошо.
Он кивнул и больше ничего не спрашивал. Пятнадцать лет совместной работы научили их обходиться без лишних слов.
Алла Викторовна смотрела в окно на проплывающий мимо город. Странное чувство: не злорадство, нет. Скорее — усталость. И лёгкая досада на себя за то, что не прервала этот разговор раньше. Зачем слушала? Зачем кивала? Можно было сразу сказать: «Извини, Лена, тороплюсь». И уйти.
Но она стояла и слушала. Про Весту, про магазины, про колечко с бриллиантом. Почему?
Может, из любопытства. Может, из какого-то странного, почти этнографического интереса: надо же, люди действительно так живут. Встречают знакомых и первым делом начинают перечислять, что купили и куда съездили. Будто это самое важное. Будто это и есть жизнь.
А может — и Алла Викторовна не любила себе в этом признаваться — где-то глубоко внутри шевельнулось что-то мелкое, недостойное. Что-то, что хотело, чтобы Лена договорила. Чтобы контраст был максимальным.
Если так — то стыдно должно быть не только Лене.
Алла Викторовна вздохнула. Сорок семь лет, а всё ещё не научилась вовремя говорить «нет».
Машина остановилась у офисного здания — двадцатиэтажная башня из стекла и бетона, штаб-квартира инвестиционного холдинга «Континент-Групп». Михаил Петрович открыл ей дверь.
— В семь, как обычно?
— Да, спасибо.
Она вошла в холл, кивнула охраннику, поднялась на свой этаж. Секретарь уже ждала с папкой документов.
— Алла Викторовна, доброе утро. Аудиторы подъедут к десяти, в двенадцать селектор с министерством, после обеда...
Обычный день. Совещания, звонки, документы. Четыреста двадцать тысяч в месяц плюс квартальные бонусы — но дело было не в деньгах. Дело было в работе, которую она строила двадцать лет. В команде из сорока человек, которых она подобрала и обучила. В компании, которую она видела ещё стартапом с тремя сотрудниками в арендованном подвале.
Об этом знали коллеги, партнёры, семья.
А знала ли об этом Лена Горохова — не имело ровным счётом никакого значения.
* * *
Вечером того же дня Лена сидела на диване в гостиной и смотрела в телефон. Пальцы слегка дрожали.
Она искала уже второй час. «Алла Крамова бухгалтер», «Крамова бухгалтер Москва», просто «Алла Крамова». Страница во ВКонтакте нашлась быстро — почти пустая, аватарка с каким-то горным пейзажем, последняя запись трёхлетней давности. Никакой информации о работе.
Тогда она вспомнила машину. Набрала в поиске «Mercedes-Maybach служебный автомобиль кому положен».
Прочитала. Перечитала. Ещё раз перечитала.
Топ-менеджеры. Члены правления. Крупные корпорации.
Потом вспомнила: водитель сказал что-то про офис. «Предупредил офис». Значит, не маленькая фирма.
Она набрала: «Алла Крамова главный бухгалтер холдинг».
И нашла.
Сайт «Континент-Групп». Раздел «Руководство». Деловая фотография — тот самый тёмно-синий пиджак, спокойный взгляд — и подпись: «Крамова Алла Викторовна, финансовый директор, член правления».
Не главный бухгалтер. Финансовый директор.
Лена кликнула на страницу компании. Холдинг. Федеральный. Четырнадцать региональных представительств. Годовой оборот...
Она даже не поняла, сколько там нулей.
Член правления.
Служебный Maybach.
А она стояла рядом и рассказывала про Весту. Про три магазина мужа. Про колечко с камушком размером с просяное зерно.
Лена откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.
Она вспомнила каждое своё слово. «Автобус ждёшь?» «Жалко мне тебя». «На обычную зарплату не разгуляешься».
Господи.
А Алла стояла и слушала. Молча. Спокойно. Не перебила ни разу, не поправила, не усмехнулась даже. Просто слушала, как Лена распиналась про свою замечательную жизнь.
А потом села в машину, которая стоит как их дача, дом и участок вместе взятые.
«Рада была повидаться».
Лена застонала и уткнулась лицом в диванную подушку.
Из кухни донёсся голос мужа:
— Лен, ужинать будешь?
— Нет, — глухо ответила она. — Не хочу.
* * *
Три дня она не могла прийти в себя.
Разговор прокручивался в голове снова и снова, и каждый раз находились новые детали, от которых хотелось провалиться сквозь землю.
Пиджак. Она назвала его «серостью». Сказала, что Алла одевается как двадцать лет назад. А этот пиджак, скорее всего, стоил больше, чем весь её собственный гардероб — просто без страз, без лейблов, без всей этой показухи.
Сумка. Обычная кожаная сумка. Лена даже не посмотрела на неё толком, решила — дешёвка какая-нибудь. А ведь итальянская кожа выглядит именно так: просто, без логотипов, без крикливой фурнитуры.
Туфли. Часы. Всё то, на что она не обратила внимания, потому что искала блеск, а нашла — сдержанность. И приняла её за бедность.
На четвёртый день Лена решилась написать.
Открыла страницу Аллы во ВКонтакте. Долго смотрела на горный пейзаж. Набрала:
«Привет! Так рада была тебя встретить! Может, как-нибудь посидим, поболтаем по-человечески? Столько лет прошло!»
Отправила. Посмотрела на галочку «доставлено».
Через два часа появилась вторая галочка. «Прочитано».
Ответа не было.
Лена проверяла каждый час. Потом — каждые полчаса. Потом перестала считать.
Ответа не было.
Алла не заблокировала её, не удалила сообщение — просто не ответила. И это было хуже всего. Блокировка — это хоть какая-то реакция, хоть какие-то эмоции. А молчание — это ничего. Пустота. Лена для неё просто не существовала.
* * *
История выплыла через неделю.
Лена сама не поняла, как это произошло. Рассказала Маше Сорокиной — бывшей однокласснице, с которой изредка переписывалась. Вроде бы легко, вроде бы со смехом: представляешь, встретила нашу Аллу, а она, оказывается, большой человек! Кто бы мог подумать!
Маша рассказала Наташе. Наташа — Свете. Света написала в общий чат одноклассников.
«Народ, слышали? Лена встретила Аллу Крамову на остановке и давай ей рассказывать про свою новую Весту и мужнины магазины. А потом за Аллой приехал служебный Maybach с личным водителем. Она финдиректор какого-то огромного холдинга, член правления. Лена чуть в обморок не упала».
Чат взорвался за минуты.
«Серьёзно?!»
«Наша Алла?! Крамова?!»
«Я всегда знала, что она далеко пойдёт. Умная была, спокойная».
«А Лена всегда любила похвастаться, ещё в школе».
«Ну вот и дохвасталась».
«Представляю её лицо, когда Maybach подъехал».
Лена читала, и уши горели так, будто их ошпарили кипятком. Хотела написать что-то в своё оправдание, но не могла найти слов. «Я не знала» — звучало жалко. «Она сама не сказала» — ещё хуже.
Она написала: «Ну ошиблась, с кем не бывает».
Ответы посыпались мгновенно:
«Ошиблась? Ты ей полчаса про дачу рассказывала».
«Зачем вообще хвастаться? Нормальные люди спрашивают: как дела, как семья».
«Алла молодец, что промолчала. Я бы не выдержала».
«Она всегда такая была. Достойная».
Лена выключила телефон.
Три дня не заходила в чат. Когда зашла — обсуждение всё ещё тлело. Кто-то нашёл сайт холдинга, кто-то прикинул зарплату финансового директора такого уровня, кто-то вспомнил, что Алла была лучшей на курсе.
«Я тоже неплохо училась», — написала Лена.
«Лен, никто тебя не осуждает».
Но это была неправда. Осуждали. Не зло, не жестоко — но осуждали. За то, что хвасталась. За то, что жалела человека, ничего о нём не зная. За то, что так и не научилась простой вещи: достоинство не измеряется машинами и квадратными метрами.
Через неделю Лена вышла из чата.
* * *
Алла Викторовна узнала об этом случайно.
Секретарь принесла утренний кофе и между делом спросила:
— Алла Викторовна, правда, что вы встретили одноклассницу на остановке?
— Правда. А откуда знаете?
— Подруга прислала скриншот из какого-то чата. Говорит, история по всем знакомым разошлась.
Алла Викторовна поморщилась.
— Я никого никуда не ставила. Просто уехала на работу.
— Ну да, на служебной машине. После того как она вам про свою Ладу рассказывала. — Секретарь улыбнулась. — Красиво получилось.
— Ничего красивого. — Алла Викторовна отпила кофе. — Неловко получилось. Для всех.
Она не лукавила. Ей действительно было неловко — и за Лену, и за себя. Можно было сказать правду сразу. Можно было мягко остановить этот поток хвастовства. Можно было просто уйти.
Но она молчала. Почему?
Может, хотела посмотреть, как далеко это зайдёт. Может, было любопытно. А может — и Алла Викторовна не любила себе в этом признаваться — где-то глубоко внутри шевельнулось что-то мелкое, недостойное. Что-то, что хотело, чтобы Лена договорила. Чтобы контраст был максимальным.
Если так — то стыдно должно быть не только Лене.
Алла Викторовна отодвинула чашку и открыла папку с документами. Хватит об этом думать. Работы много.
* * *
Приглашение пришло через месяц.
Открытка с золотым тиснением: «Дорогие выпускники! Приглашаем вас на встречу, посвящённую двадцатипятилетию окончания института».
Алла Викторовна повертела её в руках.
Она не была на таких встречах ни разу. Не из принципа — просто не видела смысла. С теми, кто ей дорог, она и так общалась. Остальные остались в прошлом, и это было нормально. Люди расходятся, жизни текут в разные стороны — ничего страшного.
Но сейчас она задумалась.
Лена наверняка придёт. Будет сидеть где-нибудь с краю, стараться не встречаться взглядом, надеяться, что про ту историю забыли. Не забыли, конечно. Но, может, уже отшутились и успокоились.
Стоит ли пойти? Показаться, кивнуть знакомым, выпить бокал вина и уехать? Или это будет выглядеть как демонстрация — вот она я, смотрите, всё правда?
Нет.
Алла Викторовна положила открытку в ящик стола.
Не потому что боялась или обижалась. Просто — незачем. Её жизнь была здесь: в этом кабинете, в этих папках, в вечерних разговорах с мужем и воскресных звонках дочери. А не в ресторане с людьми, которых она едва помнила.
Она встала и подошла к окну.
Москва лежала внизу — огромная, шумная, равнодушная. Где-то там Лена Горохова приходила в себя после пережитого стыда. Где-то бывшие одноклассники пересылали друг другу скриншоты и обсуждали, кто чего добился. Где-то кто-то завидовал, кто-то злорадствовал, кто-то делал выводы.
А она — просто жила. Работала. Любила свою семью. Пила утренний кофе из старой кружки ИКЕА и иногда ходила пешком до метро, потому что так лучше думалось.
И ей этого было достаточно.
Дверь открылась.
— Алла Викторовна, машина у входа.
— Спасибо, Михаил Петрович. Иду.
Она выключила свет, взяла сумку и вышла из кабинета.
За окном начинался дождь — тот самый, обещанный с утра. Хорошо, что взяла зонт.