Найти в Дзене

— Забудьте про эту квартиру навсегда! Вы здесь никто, — отрезала невестка

Людмила Павловна всегда гордилась своим сыном. Ещё бы, Максим вырос таким статным, умным, образованным. Окончил институт с красным дипломом, устроился на хорошую работу в крупную компанию. Она одна его растила после того, как муж ушёл из семьи, когда мальчику было всего восемь лет. Тянула две работы, отказывала себе во всём, лишь бы сыну было хорошо. Копила на его образование, покупала всё самое лучшее, водила по врачам, когда заболевал. Жили они в двухкомнатной квартире на окраине города, которую Людмила Павловна получила ещё от родителей. Квартира была их маленькой крепостью, их тихой гаванью. Из родственников у них почти никого не осталось. Только племянница Наташа, дочь покойной сестры, изредка звонила, поздравляла с праздниками. Иногда приезжала в гости, привозила пирожки, спрашивала, не нужна ли помощь. Людмила Павловна всегда радовалась этим визитам. Наташа была тихой, скромной женщиной, работала бухгалтером в небольшой фирме, жила одна. Максим относился к ней ровно, но без осо

Людмила Павловна всегда гордилась своим сыном. Ещё бы, Максим вырос таким статным, умным, образованным. Окончил институт с красным дипломом, устроился на хорошую работу в крупную компанию. Она одна его растила после того, как муж ушёл из семьи, когда мальчику было всего восемь лет. Тянула две работы, отказывала себе во всём, лишь бы сыну было хорошо. Копила на его образование, покупала всё самое лучшее, водила по врачам, когда заболевал. Жили они в двухкомнатной квартире на окраине города, которую Людмила Павловна получила ещё от родителей. Квартира была их маленькой крепостью, их тихой гаванью.

Из родственников у них почти никого не осталось. Только племянница Наташа, дочь покойной сестры, изредка звонила, поздравляла с праздниками. Иногда приезжала в гости, привозила пирожки, спрашивала, не нужна ли помощь. Людмила Павловна всегда радовалась этим визитам. Наташа была тихой, скромной женщиной, работала бухгалтером в небольшой фирме, жила одна. Максим относился к ней ровно, но без особой теплоты.

Максиму исполнилось тридцать два года, когда он привёл домой Дарью. Высокая, стройная, с длинными тёмными волосами и острым взглядом. Работала менеджером в какой-то фирме, одевалась красиво, говорила уверенно. Людмила Павловна сразу почувствовала, что эта девушка не из их круга. Максим светился от счастья, не отрывал от неё глаз, буквально ловил каждое слово. За столом Дарья вежливо улыбалась, хвалила пирог, рассказывала о своей работе. Но Людмила Павловна заметила, как та оценивающе осматривает квартиру, как морщится от старенького дивана, как искоса смотрит на потёртые обои.

Через полгода сыграли свадьбу. Скромную, небольшую. Людмила Павловна отдала все свои сбережения на банкет, хотела, чтобы у сына всё было достойно. Родители Дарьи приехали из другого города, держались отстранённо, почти не разговаривали со свекровью. После свадьбы молодые остались жить в квартире Людмилы Павловны. Дарья объяснила, что снимать жильё невыгодно, лучше пока пожить здесь, накопить на своё.

Поначалу всё шло более-менее гладко. Людмила Павловна старалась не мешать, не лезть с советами, уходила по вечерам к себе в комнату, чтобы дать молодым побыть вдвоём. Дарья готовила простые блюда, убиралась через раз, больше времени проводила перед телевизором или в телефоне. Максим приходил с работы уставший, ужинал и тоже устраивался на диване. Людмила Павловна молчала, когда видела немытую посуду, разбросанные вещи. Не хотела портить отношения, не хотела, чтобы сын думал, что она придирается к его жене.

Но Дарья всё равно была недовольна. То ей не нравилось, что свекровь рано встаёт и шумит на кухне, то раздражало, что та смотрит свои передачи по телевизору, то казалось, что Людмила Павловна слишком часто заглядывает к ним в комнату. Максим пытался сглаживать углы, просил маму потерпеть, обещал, что скоро они накопят и съедут. Людмила Павловна кивала, соглашалась. В глубине души она понимала, что никуда они не съедут. Максим получал неплохие деньги, но Дарья любила красиво одеваться, часто покупала новую косметику, настаивала на поездках в торговые центры. Накопления таяли быстрее, чем росли.

Первый серьёзный скандал случился через год после свадьбы. Людмила Павловна пришла с работы раньше обычного, зашла на кухню и увидела, что вся её посуда сложена в коробки, а на столе стоят новые тарелки, чашки, кастрюли.

— Дашенька, это ещё что такое? — спросила она, стараясь говорить спокойно.

Дарья обернулась, вытирая руки полотенцем.

— А, Людмила Павловна, вы уже дома? Я решила обновить посуду. Та, что была, совсем старая, вся в сколах. Стыдно гостей приглашать.

— Но это же моя посуда. Я её не просила убирать.

— Ну извините, но в двадцать первом веке как-то неприлично пользоваться таким антиквариатом. Я на свои деньги всё купила, между прочим. Так что не беспокойтесь, вашего ничего не трогала.

Людмила Павловна почувствовала, как внутри всё сжалось. Эта посуда была ещё от её матери, каждая чашка хранила память. Но возражать она не стала. Молча забрала коробки и унесла к себе в комнату.

Вечером, когда Максим вернулся, она попыталась поговорить с ним. Сын вздохнул, потёр лицо руками.

— Мам, ну пойми, Даша хочет как лучше. Она же старается, обустраивает наш быт. Не принимай близко к сердцу.

— Максим, это моя квартира. Я здесь хозяйка. Почему она не спросила?

— Мама, давай без драм, хорошо? Даша чувствительная, не надо её расстраивать. Потерпи немного, мы скоро съедем.

Людмила Павловна замолчала. Она увидела в глазах сына усталость и раздражение. Не хотела становиться обузой, не хотела, чтобы он выбирал между ней и женой. Махнула рукой и ушла к себе.

После этого случая Дарья осмелела. Она начала постепенно менять обстановку в квартире. Выбросила старый коврик в прихожей, заменила шторы в гостиной, перевесила картины. Людмила Павловна каждый раз находила свои вещи где-нибудь в углу или вовсе в мусорном ведре. Когда она пыталась возражать, Дарья лишь пожимала плечами.

— Людмила Павловна, ну нельзя же жить в музее. Всё такое старое, унылое. Максим заслуживает красивого дома.

Максим всегда вставал на сторону жены. Говорил, что маме надо быть современнее, не цепляться за прошлое. Людмила Павловна чувствовала, как её сердце сжимается всё сильнее. Сын, которого она вырастила, который был её смыслом жизни, теперь смотрел на неё как на помеху.

Однажды Людмила Павловна вернулась домой после смены и застала Дарью с какой-то женщиной. Они сидели на кухне, пили кофе, разговаривали о ремонте. Незнакомка что-то записывала в блокнот, кивала, делала пометки.

— Добрый вечер, — осторожно поздоровалась Людмила Павловна.

— А, свекровь пришла, — бросила Дарья. — Это дизайнер. Мы с Максимом решили сделать ремонт. Обновим всё, будет современно и стильно.

— Какой ремонт? Максим, разве мы об этом говорили?

— Мам, не начинай, пожалуйста. Мы уже всё решили. Квартира действительно требует обновления.

Людмила Павловна опустилась на стул. В голове всё перемешалось. Её квартира. Её дом. И они даже не спросили.

— Но денег на ремонт нет. Максим, ты же говорил, что копите на своё жильё.

Дарья усмехнулась.

— Мы возьмём кредит. В конце концов, здесь живём мы все, так что можно и вложиться.

— Я не хочу никакого ремонта! Это моя квартира!

Дарья посмотрела на неё холодно.

— Формально — да. Но фактически здесь живём мы, молодая семья. И нам нужны нормальные условия, а не эта рухлядь советских времён.

Людмила Павловна почувствовала, как слёзы подступают к горлу. Она посмотрела на сына, но тот отвернулся.

— Максим, скажи ей. Скажи, что это неправильно.

— Мам, мы не выгоняем тебя. Просто сделаем красиво. Тебе же самой будет приятно.

В тот вечер Людмила Павловна не выходила из своей комнаты. Она лежала на кровати и смотрела в потолок. Как же так получилось? Когда её сын стал чужим? Когда эта женщина заняла его жизнь настолько, что для матери не осталось места?

Ремонт начался через месяц. Рабочие приходили рано утром, грохотали, сверлили, стучали. Людмила Павловна уходила на работу в пыли и грязи, возвращалась в тот же хаос. Дарья распоряжалась всем, выбирала материалы, командовала рабочими. Максим только кивал и соглашался. О мнении Людмилы Павловны никто не спрашивал.

Когда ремонт закончился, квартира действительно преобразилась. Светлые стены, новая мебель, современная техника. Но Людмила Павловна не узнавала свой дом. Здесь не осталось ничего родного, ничего, что напоминало бы о прошлом. Даже её комната была переделана. Дарья настояла, что и там нужно обновление. Людмила Павловна молча смотрела, как выносят её старый шкаф, её кровать, её комод с фотографиями. Вместо них внесли новую мебель, холодную и безликую.

Вечером того дня, когда рабочие закончили, Людмила Павловна сидела на новом диване в своей комнате и чувствовала себя гостьей. Чужой. Ненужной. Вся её жизнь, все воспоминания были стёрты с этих стен. Она смотрела на белоснежные обои, на глянцевую мебель и не могла найти ничего своего. Даже запах изменился. Раньше пахло деревом старого комода, материнскими духами, которые впитались в ткань штор. Теперь пахло краской, новым пластиком, чужим.

— Ну как, Людмила Павловна? — спросила Дарья с вызовом. — Теперь не стыдно гостей пригласить?

Людмила Павловна ничего не ответила. Она зашла в свою комнату и тихо прикрыла дверь.

Кредит за ремонт платил Максим. Денег катастрофически не хватало. Людмила Павловна видела, как сын стал нервным, раздражительным. Он задерживался на работе, пытался подработать. Дарья же продолжала требовать новую одежду, новую косметику. Ссоры стали частыми. Максим срывался на жену, та в ответ хлопала дверью и уходила к подругам. Людмила Павловна сидела в своей комнате и слушала их перепалки. Хотела помочь, но не знала как.

Однажды вечером Максим вернулся домой совсем измотанный. Дарьи не было, она уехала к родителям на выходные. Сын прошёл на кухню, сел за стол, закрыл лицо руками. Людмила Павловна заварила ему чай, поставила перед ним.

— Максим, сынок, что случилось?

Он поднял на неё глаза. В них было столько усталости, что сердце сжалось.

— Мам, я просто устал. Работа, кредиты, Дарья всё время недовольна. Я не справляюсь.

— Может, поговоришь с ней? Объяснишь, что нужно умерить расходы?

Максим горько усмехнулся.

— Она не понимает. Говорит, что я мало зарабатываю. Что её подруги живут лучше.

— Сынок, а ты подумай, может, вам не стоило делать этот ремонт? Надо было копить, а не в кредиты влезать.

Максим вздохнул, отпил чай.

— Наверное, ты права. Но я хотел, чтобы Даше было хорошо. Хотел сделать её счастливой.

— А ты сам счастлив?

Он не ответил. Допил чай, встал и ушёл к себе. Людмила Павловна осталась сидеть на кухне. В груди болело так, что хотелось закричать. Её мальчик страдал, а она ничем не могла помочь.

Дарья вернулась в понедельник. Настроение у неё было скверное. Она сразу набросилась на Максима, требуя денег на новые туфли. Тот пытался объяснить, что сейчас денег нет, что надо платить по кредиту. Дарья вспылила.

— Вечно у тебя денег нет! Другие мужья своих жён обеспечивают, а ты что? Только и знаешь, что ныть!

— Даша, будь разумнее. Мы и так в долгах.

— А может, твоя мамочка поможет? Пусть раскошелится наконец!

Людмила Павловна услышала это из своей комнаты. Вышла в коридор.

— Дарья, я помогаю, чем могу. Оплачиваю коммунальные услуги, покупаю продукты.

Дарья обернулась к ней.

— Коммунальные услуги? Вы думаете, это большой вклад? Мы тут весь ремонт сделали, вложили кучу денег, а вы со своими копейками!

— Даша, хватит! — резко оборвал её Максим.

— Что, что? Она живёт в нашей квартире, пользуется всем, что мы создали, и ещё претензии предъявляет!

— Это моя квартира! — не выдержала Людмила Павловна. — Я здесь хозяйка!

Дарья расхохоталась.

— Ваша? Вы посмотрите вокруг! Здесь всё наше! Мы делали ремонт, мы покупали мебель! Вы здесь никто!

— Дарья, прекрати немедленно! — закричал Максим.

Но невестка была в ярости. Она подошла ближе к свекрови, смотрела сверху вниз.

— Забудьте про эту квартиру навсегда! Вы здесь никто!

Людмила Павловна отшатнулась. Слова невестки ударили больнее любого удара. Она посмотрела на сына, ждала, что тот заступится, поставит жену на место. Но Максим стоял молча, опустив голову.

— Максим, — тихо позвала она.

Сын не поднял глаз.

— Максим, скажи ей. Скажи, что это моя квартира.

— Мам, не сейчас. Пожалуйста.

Людмила Павловна развернулась и ушла к себе. Закрыла дверь, села на кровать. Руки тряслись. Внутри всё горело. Как же так? Как её сын, которого она вырастила одна, которому отдала всю жизнь, позволил этой женщине так с ней разговаривать?

На следующий день Людмила Павловна пошла к юристу. Старый знакомый ещё её покойной матери принял её в своём небольшом кабинете, внимательно выслушал.

— Людмила, квартира оформлена на вас?

— Да. Она досталась мне от родителей.

— Ваш сын прописан?

— Конечно. С рождения.

— Понятно. Но собственник вы. Значит, имеете полное право распоряжаться жильём по своему усмотрению.

— То есть я могу их выселить?

Юрист вздохнул.

— Теоретически — да. Но это ваш сын. Вы уверены?

Людмила Павловна задумалась. Выселить собственного ребёнка? Да, он изменился, да, он её предал. Но это же её Максим. Её мальчик.

— Я просто хочу, чтобы они поняли. Это моя квартира. И решать здесь буду я.

— Тогда я советую вам составить завещание. Укажите, кому достанется жильё после вашей смерти. Это ваше право.

Людмила Павловна кивнула. Юрист составил документ. Она подписала, заверила у нотариуса. Квартира переходила не Максиму, а племяннице Наташе, единственной родственнице, которая всегда относилась к ней с теплотой и заботой. Пусть сын знает, что за предательство придётся платить.

Дома Людмила Павловна ничего не сказала. Жила тихо, старалась не попадаться на глаза. Дарья злорадствовала, видя, что свекровь сломлена. Максим избегал матери, уходил рано, возвращался поздно. В квартире стояла тяжёлая, гнетущая атмосфера.

Прошло несколько месяцев. Людмила Павловна начала плохо себя чувствовать. Сердце шалило, давление скакало, одышка мучила даже при подъёме по лестнице. Она не обращалась к врачам, не хотела никого беспокоить. Пила таблетки, которые покупала в аптеке по совету провизора.

Однажды утром ей стало совсем плохо. Резкая боль в груди, потемнение в глазах. Она успела нажать на кнопку вызова скорой помощи и потеряла сознание прямо в коридоре. Максим нашёл её перед уходом на работу. Приехавшие медики диагностировали инфаркт. Людмилу Павловну увезли в больницу.

Две недели она провела в реанимации. Максим приходил каждый день, сидел у её постели, держал за руку. Плакал, просил прощения. Людмила Павловна молчала. Ей было больно смотреть на него. Дарья ни разу не появилась.

Когда врачи разрешили выписку, Людмила Павловна вернулась домой. Она была слаба, передвигалась с трудом. Максим взял отпуск, ухаживал за матерью. Готовил ей еду, помогал одеваться, водил на прогулки во двор. Дарья ходила недовольная, говорила, что они и так еле концы с концами сводят, а тут ещё лекарства покупать надо.

Максим стал другим. Он не спорил с женой, когда та высказывала недовольство. Просто молча делал своё дело. Ухаживал за матерью, разговаривал с ней по вечерам, когда Дарья уходила к подругам. Однажды он сидел на краешке её кровати и долго молчал, глядя в окно.

— Мам, прости меня, — наконец сказал он. — Я был слепым. Я не видел, что творю.

Людмила Павловна гладила его руку.

— Сынок, главное, что ты понял.

— Я думал, что делаю правильно. Что забочусь о жене, создаю семью. А на деле просто предал тебя. Позволил Даше говорить с тобой так, как никто не должен был позволять.

— Любовь ослепляет, Максим. Это нормально.

— Но я же взрослый человек. Я должен был видеть. Понимать. Ты всю жизнь для меня отдала, а я...

Он замолчал. Людмила Павловна видела, что сыну тяжело. Что он и сам себя грызёт, и сам не знает, что теперь делать. Она чувствовала, что между ним и Дарьей что-то окончательно сломалось.

Однажды вечером Людмила Павловна позвала сына к себе.

— Максим, сядь. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Сын сел на край кровати, смотрел виноватым взглядом.

— Мам, я знаю, что виноват. Прости меня.

— Максим, я составила завещание. Квартира после моей смерти перейдёт не тебе.

Сын побледнел.

— Мама, что ты говоришь?

— То, что есть. Ты предал меня. Позволил своей жене унижать, оскорблять. Превратил мой дом в чужое место. Я больше не могу это терпеть.

— Мама, но я... я исправлюсь. Даша тоже изменится, я с ней поговорю.

— Поздно, Максим. Я всё решила.

Сын схватил её за руки.

— Мама, не делай этого. Пожалуйста. Я люблю тебя. Я понимаю, что был неправ. Дай мне шанс всё исправить.

Людмила Павловна посмотрела в глаза сыну. Увидела там боль, раскаяние. Может, он действительно понял? Может, ещё не всё потеряно?

— Хорошо, Максим. Но условие одно. Дарья должна извиниться. При мне. И вы съедете. Я больше не могу жить с ней под одной крышей.

Максим кивнул.

— Договорились. Я всё устрою.

Но Дарья извиняться не собиралась. Когда Максим рассказал ей о завещании, она пришла в бешенство. Кричала, обвиняла свекровь в манипуляциях, в шантаже. Грозилась подать в суд, опротестовать завещание. Максим пытался её успокоить, но Дарья была неумолима.

— Твоя мать просто старая эгоистка! Она хочет всё контролировать!

— Даша, это её квартира. Она имеет право.

— Какое право? Мы вложили сюда кучу денег! Мы делали ремонт! Это несправедливо!

— Ремонт делали без её согласия. Она даже не хотела.

— А что она хотела? Жить в своём совке? Максим, если ты на её стороне, то живи с ней сам!

Дарья собрала вещи и уехала к родителям. Максим остался. Две недели он метался между матерью и женой, пытался договориться, уговорить. Звонил Дарье, умолял вернуться, обещал, что они всё уладят. Но та была непреклонна. Требовала, чтобы Максим либо заставил мать отменить завещание, либо забыл о ней.

Людмила Павловна видела, как он страдает. Как мечется между двумя огнями. Ей было жалко его, но она не могла уступить. Слишком много боли накопилось. Слишком глубокой была рана.

Максим худел, не спал по ночам. Приходил на кухню, сидел в темноте, смотрел в окно. Людмила Павловна слышала, как он ходит по квартире, как вздыхает. Несколько раз она хотела выйти, обнять, сказать, что всё будет хорошо. Но останавливала себя. Он должен был сделать выбор сам.

В итоге Максим сделал выбор. Он остался с матерью. Дарья подала на развод. Дело рассматривалось быстро, детей у них не было, делить было нечего. Кредит за ремонт остался на Максиме. Он продолжал выплачивать его, трудился не покладая рук.

Людмила Павловна медленно восстанавливалась. Сын снова стал внимательным, заботливым. Они часто разговаривали по вечерам, вспоминали прошлое. Максим просил прощения, обещал больше никогда не допускать таких ошибок.

— Мама, я был слеп. Я не ценил тебя. Прости меня.

Людмила Павловна гладила его по голове, как в детстве.

— Главное, что ты понял. Главное, что ты вернулся.

Но она знала, что рана останется. Что-то между ними надломилось и уже никогда не станет прежним. Можно простить, но забыть невозможно. Иногда по ночам она вспоминала слова Дарьи, её презрительный взгляд, молчание сына. И сердце опять сжималось.

Через несколько месяцев она отменила завещание. Квартира снова перейдёт к сыну. Но теперь Людмила Павловна знала, что он достоин этого. Он прошёл свой путь, совершил ошибки, но исправился. А разве не этому она учила его всю жизнь?

Прошёл год. Максим встретил другую женщину. Её звали Ирина, она работала учительницей в школе неподалёку. Познакомились они случайно, в поликлинике, когда Максим привёз туда мать на очередной осмотр. Ирина стояла в очереди за ними, разговорились о врачах, о здоровье. Потом встретились ещё раз, потом ещё.

Ирина была тихой, спокойной женщиной. Без яркой внешности Дарьи, без её амбиций. Она относилась к Людмиле Павловне с искренним уважением, спрашивала совета, помогала по дому, не лезла со своими порядками. Максим расцвёл рядом с ней, снова стал улыбаться.

Они поженились тихо, без пышной свадьбы. Людмила Павловна благословила их от всего сердца. Молодые сняли небольшую квартиру в соседнем районе, но часто приходили в гости, проводили выходные вместе. Ирина научилась печь пироги по рецептам Людмилы Павловны, та передавала ей свои маленькие хитрости.

Людмила Павловна сидела на кухне, пила чай. Через открытое окно доносились голоса детей во дворе, где-то лаяла собака. Она думала о том, как непредсказуема жизнь. Как иногда нужно пройти через боль, чтобы найти покой. Сын рядом, он снова её любит и ценит. Рана постепенно затягивается. Да, шрам останется. Но жить можно. И даже находить в этом какую-то новую, тихую радость.

Рекомендую почитать:

— Юбилей отменяется! Я не буду обслуживать твою родню, пусть свекровушка сама побегает!
Авторские рассказы - Димы Вернера26 ноября