Найти в Дзене

Как появляются онемения, вибрации, покалывания и мышечные подёргивания: о том, как невроз берет тело в заложники?

Всем доброго времени суток! Все это время до этого я делюсь с Вами своим личным опытом переживания невроза, тревожно-депрессивного расстройства и "ВСД", своими размышлениями и практическими советами. Вся моя история есть на этом канале: https://dzen.ru/amurai . Если бы мне кто-то сказал раньше, что однажды моё собственное тело начнёт вести себя так, будто оно принадлежит не мне, а какой-то неизвестной силе, я бы рассмеялась. Раньше я всегда думала, что серьёзные симптомы появляются постепенно, логично: после болезни, травмы, переохлаждения. А не вот так — среди обычного дня, когда ты пьёшь чай, перебираешь мысли и вдруг чувствуешь, что два пальца на руке словно «выключились». Это было такое тихое, почти безобидное онемение, которое я бы, наверное, не заметила в любой другой период своей жизни. Но именно тогда моя нервная система уже была уставшей, напряжённой и внутренне дрожащей, поэтому даже такой маленький сигнал прозвучал слишком громко. На следующий дни к онемению добавлялось чу
Оглавление

Всем доброго времени суток! Все это время до этого я делюсь с Вами своим личным опытом переживания невроза, тревожно-депрессивного расстройства и "ВСД", своими размышлениями и практическими советами. Вся моя история есть на этом канале: https://dzen.ru/amurai .

Если бы мне кто-то сказал раньше, что однажды моё собственное тело начнёт вести себя так, будто оно принадлежит не мне, а какой-то неизвестной силе, я бы рассмеялась. Раньше я всегда думала, что серьёзные симптомы появляются постепенно, логично: после болезни, травмы, переохлаждения. А не вот так — среди обычного дня, когда ты пьёшь чай, перебираешь мысли и вдруг чувствуешь, что два пальца на руке словно «выключились». Это было такое тихое, почти безобидное онемение, которое я бы, наверное, не заметила в любой другой период своей жизни. Но именно тогда моя нервная система уже была уставшей, напряжённой и внутренне дрожащей, поэтому даже такой маленький сигнал прозвучал слишком громко.

На следующий дни к онемению добавлялось чувство, будто в ноге кто-то лёгкими иголками касается изнутри. Потом пришла волна жара по лицу. Затем — знакомое тем, кто переживал невроз, ощущение вибрации в теле, будто глубоко под кожей работает крошечный мотор. Но самым пугающим стали подёргивания мышц — внезапные, бессистемные, то в бедре, то в веке, то в плече. Они были как маленькие электрические импульсы, которые я не могла ни предсказать, ни контролировать. Особенно пугало то, что они происходили даже тогда, когда я лежала абсолютно неподвижно. Я помню, как смотрела на свою ногу, которая слегка дёргалась сама по себе, и думала: «Ну всё. Это точно что-то серьёзное».

Тело начало выдавать целую гамму сенсаций: то покалывание в стопе, то жжение в плечах, то внезапный холод вдоль позвоночника, то ощущение, что мышцы то ли дрожат, то ли пульсируют. Я пыталась найти объяснение каждому пункту, связать всё в схему, но ничто не складывалось в логичную картину. Как может у одного человека одновременно неметь лицо, вибрировать грудная клетка и подёргиваться икры? И как всё это может исчезать так же внезапно, как и появлялось?

Тогда я ещё не знала, что у невроза есть жестокая способность — усиливать естественные процессы тела до уровня катастрофы. Мышцы у каждого человека подёргиваются время от времени, но здоровый человек этого не замечает или не придаёт значения. При тревоге же те же самые крошечные импульсы ощущаются так, будто ими можно написать диагноз. Когда нервная система перегружена, каждый маленький спазм воспринимается как угроза, каждое онемение — как повреждение, каждая вибрация — как сигнал о надвигающейся беде. Невроз не придумывает новые ощущения — он просто меняет масштаб, делает обычное — пугающим, усиливает фон до уровня тревожного шторма.

Сначала я пыталась списывать всё на стресс, усталость, недосып, «неудобно сидела». Но внутри уже копилось чувство, что дело не в позах и не в нагрузке. Всё происходящее выглядело слишком хаотично, слишком разношерстно, слишком странно для чего-то банального. Я убеждала себя, что это пройдёт, но каждый новый день приносил новые ощущения. Подёргивания могли появиться в бедре, пропасть через минуту и тут же возникнуть в плече. Онемение могло исчезнуть полностью и через два часа вернуться в другом месте. Покалывания могли смениться ощущением холода, а вибрации — ощущением внутреннего дрожания, будто сердце бьётся в мышцах.

Я помню свой разговор с врачом, который впервые объяснил мне это без драматизма. Он сказал: «Это не разрушение. Это сбой регулирования». Когда человек долго находится в тревоге, все системы организма начинают работать напряжённее, чем нужно. Сосуды реагируют резче, мышцы не успевают расслабляться, нервы передают сигналы быстрее, чем обычно. Организм постоянно готовится к опасности. И в этой готовности он перенастраивает чувствительность так, что даже нормальные физиологические процессы ощущаются как что-то необычное.

Онемение — это не умирающий нерв, а спазм сосудов от напряжения. Вибрация — не болезнь мышц, а их усталый "микродрожащий" тонус. Подёргивания — не повреждение мотонейронов, а реакция нервной системы, которая выстреливает лишние импульсы от переутомления. Покалывание — не признак разрушения, а следствие того, что мозг стал «слышать» кожные сигналы слишком громко. Эти объяснения звучали слишком спокойными для того хаоса, который я чувствовала внутри, но позже я увидела: они были правдой.

Сами по себе эти ощущения не были опасными. Опасным было то, как я их воспринимала. Тело реагировало на моё состояние, а я реагировала на тело — и этот круг усиливал себя снова и снова. Но самое важное стало ясно позже: невроз не разрушает. Он только пугает. Он захватывает внимание, но не захватывает организм. И все эти симптомы, какими бы яркими, пугающими и непредсказуемыми они ни были, всегда были отражением одной единственной вещи — того напряжения, в котором я жила.

Почему онемения, вибрации и покалывания так пугают — и почему они никогда не являются опасными?

Когда начались первые онемения, я думала, что теряю контроль над собственным телом. Мне казалось, что серьёзная болезнь медленно разворачивается внутри, но врачи просто не могут её поймать. Все эти ощущения — дрожание в ногах, покалывание в лице, «ватные» руки — были такими яркими и реальными, что поверить в их безобидность казалось издевательством. Я смотрела на своих знакомых и не понимала: почему они живут обычной жизнью, а моё тело ведёт себя так, будто внутри его что-то жрёт?

Больше всего сбивала с толку непредсказуемость. Симптомы появлялись там, где хотели, когда хотели и так, как им вздумается. Сегодня — покалывание в пятке, завтра — жжение в плече, послезавтра — чувство, будто половина лица под заморозкой, как после стоматолога. Я никак не могла уловить закономерность, и именно это сводило с ума сильнее всего.

Я помню свой визит к одному очень серьёзному врачу-неврологу. Человек с холодной логикой, десятками лет опыта, без склонности к лишним эмоциям. Я рассказала ему о том, что онемения, сжатия и покалывания «переезжают» с места на место, что иногда они исчезают на час, а потом возвращаются в другом виде, что интенсивность меняется даже в течение одного дня. Он внимательно слушал, а потом сказал почти равнодушным голосом: «Органические поражения так себя не ведут». Тогда мне захотелось возразить, обвинить его в поверхностности, но позже я поняла — в этой фразе было всё.

Органическая болезнь развивается. Она не играет с человеком. Она не меняет форму каждые три часа или дня. Она не исчезает, когда ты отвлёкся. Она не переносится с одной ноги на другую, как лёгкая тень. Она движется медленно, последовательно, нарастая, а не растворяясь и возвращаясь в новых проявлениях. А то, что происходило со мной, больше напоминало хаотичный дождь из ощущений: как будто нервная система выбрасывала бессистемные сигналы, сама не понимая, что пытается этим сказать.

Сначала я думала, что это — ещё одно доказательство скрытой болезни. Мне казалось, что если симптомы такие разные, значит поражение очень сложное, глубокое, возможно редкое, и поэтому его не находят. Но со временем, наблюдая за собой, я заметила вещь, которую раньше не связывала с неврологией: чем сильнее мои мысли крутились вокруг симптома, тем ярче он становился. Стоило мне полностью погрузиться в бытовые дела — ощущение исчезало, как будто кто-то выключил звук. А стоило мне снова вспомнить о нём — оно возвращалось.

Однажды я сидела с ребёнком на игровой площадке. До этого утро прошло отвратительно: меня трясло, левая стопа была наполовину онемевшей, а в руках ощущалась вибрация. Но на площадке я была настолько погружена в его игры, в движение, в смех, что вдруг поняла: я совершенно забыла о своих «страшных» ощущениях. И самое удивительное — их действительно не было. Тело стало обычным, живым, послушным. Но стоило мне вспомнить об этом «чуде», и через пару минут онемение вернулось.

Это стало для меня первым серьёзным намёком. Если что-то исчезает, когда о нём не думаешь,— это не разрушение. Повреждённый нерв не перестаёт быть повреждённым только потому, что человек смотрит на песочницу. Настоящая органическая проблема не умеет затихать, когда тебе интересно что-то другое. Значит, симптом существует не как следствие повреждения, а как реакция системы, которая переполнена и переутомлена.

Позже это объяснил врач-психиатр: «Твоё тело не ломается. Оно находится в состоянии постоянной боевой готовности, и из-за этого сигналы искажаются. Это не болезнь, это усталость». Тогда мне было трудно поверить в такую простую формулировку, но со временем я увидела, насколько точно она описывает происходящее. Моя нервная система работала как сорванный переключатель, и любой внутренний импульс воспринимался слишком громко. Не потому что я больна, а потому что я слишком долго жила в напряжении.

Когда я поняла это, страх, который держал меня в тисках, начал ослабевать. Оказалось, что неприятные ощущения сами по себе не опасны. Опасной была моя реакция на них. Я ожидала увидеть болезнь — и поэтому каждое покалывание казалось катастрофой. Но когда я начала смотреть на него как на «сигнал усталого тела», оно потеряло власть.

Онемения и вибрации никуда не делись в одно мгновение, и я не стала другим человеком за ночь. Но между мной и симптомом появилось пространство. Теперь я понимала, что мой организм не разрушается, а перегружен. Он не требует спасения, он просто требует наконец передышки. И это стало основой моего выхода: не борьба с телом, а понимание того, что оно пытается выжить, а не сломаться.

Как я выбралась из онемений, вибраций и покалываний: не через борьбу, а через честное принятие своего состояния?

Когда симптомы только начинались, я делала то, что делает почти каждый человек, впервые столкнувшийся с неврозом: пыталась сопротивляться. Я анализировала, проверяла, контролировала каждое ощущение. Казалось, что если я достаточно внимательно присмотрюсь к тому, что происходит с телом, то найду первопричину и смогу на неё повлиять. Естественно, происходило обратное: чем сильнее я пыталась остановить вибрацию в ногах, тем сильнее она разрасталась. Чем дольше следила за онемевшими пальцами, тем менее «живыми» они казались. Тревога питалась моей борьбой, а я чувствовала себя загнанной в угол.

Перелом начался не с какого-то совета врача и не с чудодейственной техники. Он начался в тот момент, когда я поняла: всё, что я делаю, только ухудшает состояние. Постоянное сопротивление, попытки «починить» тело, бесконечные проверочные движения, тестирование силы в руках, анализ походки, поиск симптомов — всё это держало мою нервную систему в напряжении. Невроз живёт именно там, где человек пытается силой вернуть контроль. И однажды, после очередного дня бесконечных проверок, я впервые честно призналась себе: я больше не могу бороться.

Это не было красивым и спокойным принятием. Скорее, это было похоже на усталость, которая стала сильнее страха. Я перестала выдёргивать руку из состояния онемения и смотреть, «работает ли она сейчас». Перестала прислушиваться к дрожи в ногах. Перестала искать удобную позу, в которой покалывания исчезнут. Вместо этого я сказала себе: пусть будет так, как есть. Не в смысле смирения, а в смысле отказа от сопротивления. Моё тело не враг. Оно просто не справляется с тем напряжением, в котором я сама же его держу.

И неожиданно я заметила: когда я перестала бороться, симптомы перестали расти. Они не исчезли мгновенно — далеко нет. Но они перестали увеличиваться лавиной. Покалывания то усиливались, то ослабевали, но больше не захватывали меня полностью. Онемения продолжали возникать, но уже не приводили к панике. Вибрации появлялись, как и все остальные мои остальные симптомы, но перестали определять весь мой день. Тело как будто впервые получило возможность побыть тем, чем оно является: системой, реагирующей на страх, а не системой, которую нужно спасать каждую секунду.

Следующим шагом стало прекращение бесконечных попыток «понимания». До этого я каждый день задавала себе одни и те же вопросы: почему немеет? почему вибрирует? почему покалывает именно здесь? что я делаю не так? И каждый такой вопрос удерживал меня внутри невроза. Потому что ответы я искала не в медицине, а в тревоге. Невроз всегда найдёт страшное объяснение, если дать ему возможность. И поэтому я однажды остановила себя и сказала: причина — в моём состоянии. Точка. Я не обязана расшифровывать каждый симптом. Моё тело не механизм, который я обязана понимать до винтика.

В тот момент, когда я перестала искать тайный смысл в каждом покалывании, что-то внутри будто расслабилось. Тревога живёт там, где есть неопределённость, которую мы отчаянно пытаемся устранить. А когда ты перестаёшь требовать от себя «найти ответ», пространство внутри становится спокойнее. Симптомы остаются, но уже не управляют. Они превращаются в фон, а не в центр твоей реальности.

Очень важным оказалось то, что я перестала ждать быстрых улучшений. Пока я ждала — я контролировала. Пока контролировала — держала нервную систему в напряжении. Улучшения начались тогда, когда ожидания исчезли. Когда я перестала просыпаться с мыслью: «Ну что, легче сегодня или нет?» И тело, наконец, получило шанс восстанавливаться в собственном темпе. Это происходило неравномерно: один день лучше, другой хуже. Но постепенно я заметила, что вибрации возникают реже, онемения проходят быстрее, а покалывания уже не заставляют меня замирать.

И последнее — я перестала бояться своего тела. Это был самый трудный шаг. Когда организм выдаёт десятки симптомов, естественно думать, что он выходит из строя. Но со временем я увидела: моё тело не ломается. Оно защищается. Оно реагирует. Оно пытается говорить со мной. И когда вместо страха я начала отвечать ему терпением, оно стало успокаиваться. Тело очень чувствует отношение к себе. Если относиться к нему как к врагу, оно ведёт себя как враг. Если относиться к нему как к части себя, которая пострадала от перенапряжения, оно постепенно возвращает силы.

Так я и вышла из этого состояния — не победив симптомы, а перестав с ними воевать. Невроз не исчезает в момент, когда ты побеждаешь страх. Он исчезает в момент, когда страх перестаёт быть центром твоей жизни. И когда борьба уходит, тело наконец напоминает, что оно — живое, гибкое, чувствительное, но не сломанное. Оно всё это время просто ждало, когда я перестану защищаться от него и позволю ему быть тем, чем оно является: частью меня, а не угрозой.

Всех обнимаю!

Тех из вас, кто имеет желание получить поддержку в своей нелегкой борьбе с неврозом - приглашаю на личную психологическую онлайн-консультацию. Для связи по поводу консультаций:

Электронная почта: i@amurait.ru

Telegram для личных консультаций: @AmuraiT

Наш мотивационный канал в Telegram:

Невроз и Жизнь.

Теперь мы на канале проводим и собрания на наших стримах для всех желающих, где обсуждаем волнующие темы и отвечаем на вопросы! Присоединяйтесь к нам!

Если что, история о моём личном неврозе в этой подборке. В формате видео-интервью здесь. Ответы на часто задаваемые вопросы тут.

ПОДДЕРЖИМ АВТОРА ПОЖЕРТВОВАНИЯМИ (ссылка для донатов) : Жмём сюда