Первое, что я сделала в то утро — выключила звук на телефоне. Потом достала из шкафа старый чемодан, тот самый, с которым когда-то приехала в эту квартиру. Семнадцать лет назад. Кажется, в прошлой жизни.
Максим спал в соседней комнате. Храпел негромко, размеренно — как человек, у которого всё под контролем. Который знает, что завтра будет таким же, как вчера. Что жена приготовит завтрак, погладит рубашку, улыбнётся устало и скажет что-нибудь нейтральное про планы на выходные.
Я складывала вещи методично, без спешки. Джинсы, свитера, нижнее бельё. Косметичка, документы, та самая книга, которую так и не дочитала за три года. Руки двигались сами собой, а в голове стояла какая-то странная пустота. Не злость, не обида — просто тишина. Как будто кто-то взял и выключил радио, которое шумело на фоне всю жизнь.
— Ты куда это? — голос Максима заставил меня вздрогнуть.
Он стоял в дверях, растрёпанный, в старой футболке. Смотрел на чемодан так, будто видел его впервые. А может, и правда видел — обычно я прятала его на антресоли.
— Собираюсь, — я застегнула молнию. — К сестре.
— К Анжеле? Зачем?
Зачем. Всегда это «зачем». Как будто каждое моё действие требовало объяснений, обоснований, разрешения.
— Надо.
— Из-за вчерашнего? — он почесал затылок. — Слушай, ну не дуйся. Я же не специально сорвался.
Не специально. Он не специально забыл мой день рождения третий год подряд. Не специально перестал спрашивать, как я провела день. Не специально смотрел сквозь меня, когда я пыталась рассказать о работе, о курсах по дизайну, которые начала год назад. Не специально превратил меня в декорацию собственной жизни.
— Я вернусь за остальными вещами позже, — сказала я ровно.
— За какими остальными? — он наконец проснулся окончательно. — Юля, ты чего несёшь? Из-за ужина, что ли? Я извинился уже!
Ужин. Вчера он пришёл в половине двенадцатого, когда я три часа ждала его за накрытым столом. Просто забыл, что договаривались поужинать вместе. Застрял с друзьями в баре. Посмотрел на меня удивлённо, когда я молча убрала со стола тарелки, и сказал: «Ну извини, совсем вылетело из головы».
Совсем вылетело. Как вылетели из его головы последние пять лет нашей совместной жизни.
— Это не из-за ужина, — я взяла чемодан. — Это из-за всего.
— Из-за всего? — он засмеялся коротко. — Юлька, ты драму разводишь на пустом месте. Ну поругались, ну бывает. Все так живут.
Все так живут. Вот именно этими словами он убивал меня по кусочкам каждый день. «Все так живут» — когда я хотела поговорить о наших отношениях. «Все так живут» — когда я предлагала съездить куда-нибудь вдвоём. «Все так живут» — когда я замолкала посреди фразы, понимая, что он не слушает.
Я прошла мимо него к двери.
— Ты серьёзно сейчас? — в его голосе появилось раздражение. — Юля! Вернись, поговорим нормально!
Но я уже не хотела говорить. Слова закончились где-то полгода назад, когда я в очередной раз пыталась достучаться до него, а он листал телефон и кивал машинально.
На улице было промозглое ноябрьское утро. Я закинула чемодан в такси и вздохнула полной грудью — впервые за долгое время. Водитель спросил адрес, я назвала район, где снимала маленькую студию ещё месяц назад. Специально, тихо, никому не говоря. Даже Анжеле. Просто на всякий случай — так я себе объясняла. Хотя уже тогда знала.
Квартира встретила меня запахом новой мебели и свежести. Голые стены, минимум вещей — но это было моё. Только моё пространство, где не нужно было подстраиваться, объяснять, оправдываться.
Я разложила вещи, заварила кофе и села на подоконник. Телефон разрывался — двенадцать пропущенных от Максима. Потом сообщения пошли лавиной.
«Ты где?» «Юля, это смешно уже» «Ладно, поостынь, потом поговорим» «Может, хватит дурить?»
Дурить. Я двадцать лет строила карьеру переводчика, воспитывала его сына от первого брака, как своего, вкладывалась в ремонт квартиры, которую он до сих пор не переоформил на нас обоих. Терпела его мать, которая считала, что я «не пара» её драгоценному Максиму. Глотала слёзы, когда он забывал о важных датах. Улыбалась, когда хотелось кричать. И я — дурю?
Я открыла папку в телефоне. Фотография документа — исковое заявление о расторжении брака. Подала его три дня назад, в понедельник. Пока Максим был в командировке. Адвокат сказал, что суд назначат через месяц. Максим узнает, когда придёт повестка.
Это было странное чувство — принимать решение в тишине. Без скандалов, без громких слов. Просто собрать документы, прийти в нужный кабинет, расписаться. Всё. Семнадцать лет брака закончились в один обычный рабочий день между заказом на перевод технической документации и походом в супермаркет.
В дверь позвонили ближе к обеду. Я знала, кто это.
— Юлька, открой! — голос Максима был напряжённым. — Я знаю, что ты здесь. Соседи видели.
Какие соседи? Здесь я не знала никого. Он блефовал.
— Открой, поговорим по-человечески!
Я подошла к двери, но не открыла. Просто стояла, слушая его дыхание с той стороны.
— Юль... — он помолчал. — Ну чего ты хочешь? Скажи прямо. Хочешь, съездим куда-нибудь? На море? Я возьму отпуск.
На море. Три года назад я предлагала поехать на годовщину свадьбы — он сказал, что некогда. Два года назад я предлагала просто на выходные за город — он согласился, но в последний момент отменил из-за футбола с друзьями. В прошлом году я вообще перестала предлагать.
— Или ты хочешь ремонт на кухне? Давай сделаем. Я обещал ещё год назад, да руки не доходили.
Руки не доходили. У него руки доходили до компьютерных игр по три часа в день. До пятничных посиделок в баре. До утренних пробежек, на которые он уходил в наушниках, чётко давая понять: не трогать, это моё время.
Но до меня — до разговора, до прикосновения, до простого «как дела?» — руки не доходили никогда.
— Максим, уходи, — сказала я через дверь. — Мне нужно время.
— Время? Сколько?
Всегда конкретика. Сколько времени, когда вернёшься, что конкретно тебя не устраивает. Как будто отношения — это таблица Excel, где можно всё посчитать и внести правки.
— Не знаю.
— Ты ведёшь себя как ребёнок! — он повысил голос. — Нормальные люди разговаривают, решают проблемы, а не сбегают непонятно куда!
Нормальные люди. Я была нормальной целых семнадцать лет. Нормально глотала обиды. Нормально закрывала глаза на его равнодушие. Нормально делала вид, что всё в порядке, пока внутри медленно что-то гасло.
— Уходи, пожалуйста, — повторила я.
Он ещё постоял, потом ударил ладонью по двери и ушёл. Я слышала, как хлопнула дверь подъезда.
Вечером пришла Анжела. Я не звала её, но она каким-то образом вычислила адрес. Сестры — они такие.
— Ну? — она плюхнулась на диван, изучая пустую квартиру. — Рассказывай.
— Что рассказывать?
— Юлька, я тебя двадцать восемь лет знаю. Ты квартиру снимаешь втихаря, из дома сбегаешь, а мне — ничего. Что случилось?
Я налила ей чай. Села напротив.
— Я устала, Анжелка. Просто... устала.
— От чего?
— От того, что меня нет. Понимаешь? — я посмотрела на неё. — Я прихожу домой, и меня там нет. Я говорю, и меня не слышат. Я есть физически, а по факту — пустое место. Как будто я просто функция. Готовка, стирка, уборка. А человека — нет.
Анжела молчала. Она всегда была резкой, прямолинейной. Говорила, что я слишком мягкая, что нужно жёстче. Но сейчас просто слушала.
— Он даже не помнит, что я люблю. Я как-то сказала, что хочу записаться на танцы — он кивнул и забыл через минуту. Я рассказала про повышение на работе — он поздравил, не отрываясь от телефона. Я пыталась поговорить про нас — он сказал, что всё нормально, зачем придумывать проблемы.
— И ты ушла.
— Я ушла.
Мы просидели так до ночи. Говорили о разном — о работе, о её новом проекте, о родителях. Ни слова больше про Максима. И это было облегчением. Впервые за годы мне не нужно было возвращаться в ту квартиру, где я переставала существовать каждый вечер.
Утром пришло сообщение от Максима: «Я понял, что ты хочешь внимания. Давай сходим в ресторан в субботу».
Внимания. Он понял, что я хочу внимания.
Я не ответила.
Прошла неделя. Максим звонил через день, писал длинные сообщения о том, как соскучился, как хочет всё наладить. Обещал измениться. Но в каждом слове чувствовалась одна интонация: «Ну хватит капризничать, возвращайся уже».
Я не возвращалась. Ходила на работу, встречалась с подругами, которых почти перестала видеть за время брака. Записалась на курсы испанского — давно хотела, но всегда откладывала. Сидела по вечерам у окна с книгой и ловила себя на мысли, что мне хорошо. Просто хорошо. Никакой тяжести, никакого напряжения в плечах. Никакого ожидания очередной бытовой катастрофы.
На десятый день позвонил его брат, Степан.
— Юль, ты чего творишь? Максим как с цепи сорвался. Говорит, ты на развод подала.
Значит, пришла повестка.
— Подала, — сказала я спокойно.
— Ты серьёз... то есть, по-настоящему?
— По-настоящему.
— Но почему? Вы же вроде нормально жили. Макс в шоке вообще.
Макс в шоке. Конечно, в шоке. Для него это было как гром среди ясного неба — жена, которая семнадцать лет всё терпела, вдруг взяла и ушла. Без предупреждения. Без последнего шанса. Без драматичных сцен.
— Степ, это наше дело, — сказала я мягко. — Не обижайся.
— Да я не обижаюсь, я просто... не понимаю. Вы поругались из-за чего-то?
— Нет. Мы не ругались.
— Тогда в чём проблема?
Как объяснить человеку, что проблема именно в отсутствии проблем? Что всё было «нормально», «стабильно», «как у всех». Что я задыхалась от этой нормальности. Что мне не нужны были скандалы — мне нужно было хоть что-то. Хоть какую-то реакцию. А я получала пустоту.
— Просто так вышло, — ответила я. — Прости.
Я положила трубку и выключила телефон. Завтра будет новый день. Первый из тех, что я проживу не по инерции, а потому что хочу проснуться утром.
Максим пришёл через два дня. Я была дома, работала над переводом, когда услышала звонок. Открыла — он стоял на пороге с букетом. Пионы. Мои любимые. Вот только я любила розы. Пионы любила его бывшая жена.
— Можно войти? — спросил он тихо.
Я посторонилась. Он прошёл в квартиру, огляделся.
— Значит, ты тут теперь, — он выдохнул. — Юлька, ну скажи мне, что происходит? Степан сказал про развод. Это правда?
— Правда.
— Почему?
Вот оно. Главный вопрос. Почему. Я столько раз репетировала этот разговор в голове. Столько вариантов перебрала. А сейчас, глядя на него, стоящего посреди моей новой квартиры с чужими цветами, поняла — бесполезно.
— Потому что я устала быть невидимой, — сказала я просто.
— Какой невидимой? — он нахмурился. — О чём ты?
— Максим, когда ты последний раз спрашивал меня о том, как прошёл мой день?
Он моргнул.
— Ну... недавно. Не помню точно.
— Три месяца назад. Я считала. Ты спросил, потому что я пришла поздно, и тебе нужно было знать, почему ужин не готов.
— Юль, это мелочи...
— Когда последний раз ты интересовался моей работой?
— Я интересуюсь!
— Ты знаешь, чем я занимаюсь? Нет, не просто «перевожу тексты». Что именно? Какие проекты? С кем работаю?
Молчание.
— Ты знаешь, что я записалась на курсы дизайна год назад?
— Дизайна? — он удивился. — Зачем?
Зачем. Не «как успехи», не «интересно?». Зачем.
— Потому что мне нравится. Потому что я хотела попробовать что-то новое. Но ты не знал, потому что не спрашивал. Я рассказывала, но ты не слышал.
— Я работаю много, устаю...
— И я работаю! — я не повысила голос, но он вздрогнул. — И я устаю. Но я спрашивала тебя о твоих делах. Каждый день. Интересовалась твоими проектами, твоими планами. Слушала истории про коллег, которых никогда не видела. Потому что мне было важно, что происходит в твоей жизни.
— Юль...
— А мне? Максим, тебе хоть раз было важно, что происходит в моей?
Он молчал. Перекладывал букет из руки в руку. И я видела — он правда не понимал. Для него это всё звучало как претензии на пустом месте. Как женские капризы. Как проблемы, которых нет.
— Я не хочу так больше, — сказала я тихо. — Я не хочу быть с человеком, которому я не интересна. Я устала доказывать своё существование.
— Но я люблю тебя! — он шагнул ко мне. — Юлька, правда. Я просто... не думал, что это настолько важно. Все эти разговоры, внимание... Мы же взрослые люди. Мы и так знаем всё друг о друге.
— Мы не знаем ничего, — я покачала головой. — Ты даже не знаешь, что я люблю розы, а не пионы.
Он посмотрел на букет в руках. Растерянно. Как человек, который только что понял, что проиграл игру, правил которой не знал.
— Я исправлюсь, — сказал он. — Дай мне шанс.
— Я давала. Много раз. Каждый раз, когда молчала. Когда глотала обиду. Когда делала вид, что всё в порядке.
— Но ты не говорила!
— Говорила. Ты не слышал.
Максим опустился на диван. Положил букет рядом.
— И всё? Семнадцать лет — и всё?
— Семнадцать лет я ждала, что что-то изменится, — я села напротив. — Что ты увидишь меня. Что ты спросишь, что мне нужно. Но ты был уверен, что всё в порядке. И я устала ждать.
Он сидел, сгорбившись. Впервые за долгое время я видела его растерянным. Не раздражённым, не уверенным — растерянным.
— Суд через три недели, — сказала я. — Приходи или не приходи. Я разведусь в любом случае.
Он поднял голову. Посмотрел на меня — долго, изучающе. Как будто видел впервые.
— Ты правда... уже не вернёшься?
— Нет.
Он встал. Медленно пошёл к двери. У порога обернулся.
— Я идиот, да?
Я не ответила.
— Я всё упустил, — сказал он тихо. — И даже не заметил.
Дверь закрылась за ним мягко. Я осталась одна с букетом чужих цветов и странным чувством облегчения. Семнадцать лет закончились. Началось что-то другое.
И впервые за долгое время мне было не страшно.
День суда выдался обычным. Серый, будничный вторник. Я надела строгое платье, собрала волосы, взяла папку с документами. Ехала в такси и удивлялась собственному спокойствию. Никакой дрожи в руках. Никаких сомнений.
Максим уже ждал у входа в здание суда. Постаревший за эти три недели. Впалые щёки, тёмные круги под глазами. Он шагнул навстречу, но я прошла мимо.
В коридоре он попытался заговорить: — Юль, может, ещё не поздно? Давай просто поговорим...
Я смотрела в окно. На улице шли люди — торопливые, занятые своими делами. Живые. Я тоже хотела быть живой. Не функцией. Не тенью. Просто собой.
— Поздно, — ответила я.
Заседание длилось минут двадцать. Судья задавала стандартные вопросы. Примирение возможно? Нет. Совместное имущество? Делить не будем, у каждого своё. Дети? Нет общих.
— Расторгнуть брак, — объявила судья.
Всё. Одна фраза — и семнадцать лет стёрлись. Я расписалась в документах, чувствуя странную лёгкость. Как будто сбросила тяжёлый рюкзак после долгого подъёма в гору.
Максим догнал меня на улице. Схватил за руку.
— Юлька, постой!
Я обернулась. Он стоял, и по лицу текли слёзы. Взрослый сорокалетний мужчина плакал посреди улицы, не стесняясь прохожих.
— Я не могу без тебя, — его голос дрожал. — Понимаешь? Я прихожу домой, и там пусто. Я пытаюсь готовить — не получается. Я включаю телевизор — не могу смотреть. Я просыпаюсь ночью и не понимаю, где я. Юль, ты была всем! Ты была моим домом!
— Я была удобством, — сказала я тихо. — Сервисом. Я готовила, убирала, создавала уют. Но тебе не нужна была я. Тебе нужна была функция.
— Нет! — он схватил меня за плечи. — Я люблю тебя! Ты слышишь? Я люблю!
Прохожие оборачивались. Максим не замечал. Он тряс меня, смотрел в глаза отчаянно.
— Я всё изменю! Клянусь! Я буду другим! Я буду спрашивать про твой день, про работу, про всё! Я запишусь к психологу! Я сделаю что угодно, только вернись!
— Максим, отпусти меня.
— Нет! — он прижал меня к себе. — Не уходи. Пожалуйста. Я умоляю. Дай мне ещё один шанс. Последний. Я докажу...
— Отпусти! — я оттолкнула его резко.
Он споткнулся, чуть не упал. Стоял, растерянный, с красными глазами.
— Семнадцать лет, Максим, — я смотрела на него. — Семнадцать лет я давала тебе шансы. Каждый раз, когда молчала. Когда прощала. Когда надеялась. А ты проснулся только сейчас, когда потерял. И это не любовь. Это страх остаться одному.
— Я изменюсь...
— Не изменишься. Ты будешь стараться неделю, может, месяц. Потом всё вернётся на круги своя. Потому что ты не видишь проблемы. Ты видишь только то, что тебе некомфортно без меня.
Я развернулась и пошла прочь. Он кричал мне вслед что-то про любовь, про вторые шансы, про то, что мы столько лет вместе. Его голос становился истеричным, срывающимся.
Я не оборачивалась.
Вечером я сидела в своей квартире с бокалом вина. На телефоне горела папка с сертификатом о разводе. Официально. Окончательно. Больше никакой миссис Соколовой. Просто Юля. Тридцатидевятилетняя, свободная, с чистого листа.
Страшно? Да. Неизвестность всегда пугает. Но это был страх перед будущим, а не перед пустотой. Я наконец перестала растворяться в чужой жизни.
Анжела прислала сообщение: «Ну как?»
«Свободна», — написала я.
«Красавица. Поехали завтра на танцы?»
На танцы. Я мечтала научиться танцевать сальсу ещё в университете. Двадцать лет назад. Всё откладывала — сначала учёба, потом работа, потом замужество. Всегда было что-то важнее моих желаний.
«Поехали», — ответила я.
Максим звонил ещё три дня. Потом звонки прекратились. Степан написал, что брат записался к психологу и пытается разобраться в себе. Может, это правда поможет ему. Для следующих отношений. Но не для нас. Нас больше не было.
А я начала жить. Не существовать по инерции, подстраиваясь и терпя. Именно жить — с танцами, испанским языком, новыми проектами на работе. С ощущением, что я снова есть. Что меня слышат. Что я важна.
Иногда по ночам накатывала тоска. Привычка — страшная вещь. Семнадцать лет рядом — это врастает в кожу. Но я знала: это не тоска по Максиму. Это тоска по иллюзии, что кто-то рядом. А рядом был лишь призрак отношений.
Прошёл месяц. Потом два. Жизнь налаживалась, как пазл, где наконец все детали на своих местах. Я перестала оглядываться назад.
А Максим... Максим остался в прошлом. Вместе с той Юлей, которая боялась быть одна больше, чем быть невидимой. Той больше не существовало.
Существовала я. Настоящая. И этого было достаточно.