Часть 1. Пробуждение в чужом монастыре
— Вставай сейчас же и иди готовь новогодний стол, вечером здесь вся родня будет! — скомандовала свекровь, но Светлана и бровью не повела.
Одеяло было колючим, пахло сыростью и старым шкафом. Светлана медленно открыла один глаз, фокусируясь на фигуре Ларисы Валентиновны, нависшей над кроватью подобно грозовой туче над стройплощадкой. Мать Тараса стояла в дверном проеме гостевой спальни — тесной каморки, заваленной коробками с вещами, которые «жалко выбросить». На женщине красовался выцветший халат с крупными маками, а руки, привыкшие командовать домочадцами, сейчас упирались в дверной косяк, перекрывая пути отхода.
— Света, ты оглохла? — голос свекрови звенел, как плохо закрепленная арматура на ветру. — Я сказала, подъем. Тетки приедут к пяти, дядя Валера с женой к шести. У нас конь не валялся. Тарас, а ты чего разлегся? Отцу в гараже помочь надо.
Тарас, мирно храпевший рядом, дернулся и, приоткрыв глаза, виновато заморгал. Он всегда так делал в присутствии матери — моментально превращался из крепкого, уверенного в себе каменщика, способного класть кирпич в тридцатиградусный мороз, в провинившегося школьника.
— Мам, ну мы же только вчера поздно приехали, — пробормотал он, натягивая одеяло на нос. — Дай хоть кофе попить.
Книги автора на ЛитРес
— Кофе они тут распивать будут! — Лариса Валентиновна фыркнула, и этот звук напомнил Светлане работу гидравлического пресса. — Я всем сказала, что невестка у нас золотая, стол накроет царский. Не позорьте меня перед людьми. Света, список продуктов на кухне. Деньги, надеюсь, привезли? У нас пенсия не резиновая, чтобы ораву кормить.
Свекровь развернулась и тяжело зашагала по коридору, оставляя за собой шлейф запаха жареного лука и дешевого стирального порошка.
Светлана села на кровати, откидывая колючую шерсть. Внутри начинала закипать темная, тягучая злость. Она работала оператором башенного крана. Каждый день она поднималась на высоту птичьего полета, управляла многотонной махиной, и от точности ее движений зависели жизни людей внизу. Никто и никогда не смел разговаривать с ней в таком тоне. Даже прораб, вечно орущий на монтажников, к ней обращался исключительно по имени-отчеству.
— Тарас, — тихо позвала она. — Это что сейчас было?
Муж сел, почесывая заросшую щетиной щеку. Его взгляд бегал по комнате, избегая встречаться с глазами жены.
— Свет, ну не заводись, а? — заныл он. — Мама просто нервничает. Она же всем растрепала, что мы приедем. Хочет, чтобы всё было «по-людски». Ну помоги ей, тебе сложно, что ли? Один день в году.
— Помочь и «обслуживать твою родню за мой счет» — это разные вещи, — отчеканила Светлана. — Мы договаривались: приедем, поздравим, посидим тихо вечером. Ты не говорил, что будет банкет на тридцать персон, где я — главная кухарка и спонсор.
— Ну, переиграли немного, — Тарас начал одеваться, суетливо натягивая джинсы. — Родня давно нас не видела. Хотят посмотреть, как мы живем. Не будь букой. Я пойду к бате, он там с насосом возится. А ты давай, вливайся.
Он быстро чмокнул ее в щеку — сухо, словно печать поставил — и выскользнул из комнаты, оставив жену наедине с пыльными коробками и растущим раздражением. Светлана встала, подошла к зеркалу. Оттуда на нее смотрела высокая, статная женщина с жестким взглядом серых глаз. Она привыкла смотреть на мир сверху вниз, из кабины крана. И сейчас ей очень не нравилось, что ее пытаются заставить ползать.
Часть 2. Золотая корзина
Гипермаркет гудел, как встревоженный улей. Люди, охваченные предпраздничной лихорадкой, сметали с полок всё: от зеленого горошка до элитного алкоголя. Светлана толкала перед собой тележку, которая уже с трудом ехала из-за веса. Рядом семенил Тарас, сверяясь с бесконечным списком, написанным рукой матери.
— Икры надо взять, красной. Банки три, не меньше. Мама сказала, тетя Галя любит бутерброды, — бормотал он, кидая в тележку дорогие баночки. — О, и балык. И сыр с плесенью, дядя Валера такой уважает.
— Тарас, — Светлана остановила тележку посреди прохода, заблокировав путь какой-то бабуле с палочкой. — Ты ценники видишь? Тут уже тысяч на тридцать, а мы еще до мяса не дошли. нас бюджет на поездку был ограничен. Мне еще за страховку машины платить после праздников.
— Да ладно тебе, Светка! — Тарас широко улыбнулся, но улыбка вышла какой-то заискивающей. — Один раз живем! Я же тоже вкладываюсь. Потом заработаю, шабашку возьму. Мать просила не скупиться. Она сказала: «Покажите им, что вы в городе не бедствуете».
— Покажите им? — переспросила Светлана. — То есть мы пускаем пыль в глаза твоим родственникам за мои отпускные?
— Ну зачем ты так грубо? Просто угостим.
На кассе гора продуктов заняла всю ленту. Кассирша, женщина с усталым лицом и фиолетовыми тенями, монотонно пробивала деликатес за деликатесом.
— С вас сорок две тысячи триста рублей, — озвучила она итог.
Тарас хлопнул себя по карманам куртки, потом по джинсам. Его лицо изобразило испуг и растерянность.
— Черт, Свет... Я кошелек в другой куртке оставил, дома у родителей. И телефон там же, оплатить не могу. Заплати, а? Я переведу тебе... потом. Как только до дома доберемся.
Светлана смотрела на него. Она видела, как бегают его зрачки, как он потеет под теплой курткой. Он врал. Она прекрасно знала, что его карта пуста — он потратил всё на новый набор инструментов и запчасти для своей старой машины перед поездкой, надеясь прожить праздники за ее счет. Это была не просто забывчивость. Это была наглость, замешанная на уверенности, что она не устроит скандал в очереди.
Сзади уже начали возмущаться люди.
— Девушка, оплачивайте или уходите!
Светлана молча достала карту. Деньги ушли. Деньги, которые она откладывала на курсы повышения квалификации. Тарас выдохнул с облегчением и тут же начал деловито упаковывать пакеты, словно это он только что совершил подвиг.
— Вот и отлично, зайка, — он подмигнул ей. — Сейчас примчим, ты быстренько всё нарежешь, и будет пир горой!
«Быстренько», — эхом отозвалось в голове Светланы.
Часть 3. Мясорубка
Кухня в доме родителей Тараса была душной, тесной и заставленной старой мебелью. Светлана чувствовала себя зажатой в тиски. На плите шкварчало, в духовке шипело, на столе громоздились горы овощей, которые нужно было почистить.
Лариса Валентиновна сидела во главе стола, как генерал на командном пункте, и медленно пила чай из блюдечка, наблюдая за работой невестки.
— Оливье режь мельче, Светлана, — наставляла она, указывая пухлым пальцем на миску. — У нас в роду крупно не режут, это признак дурного тона. И лука больше клади, мы любим поострее.
— Я режу так, как привыкла, — ответила Светлана, не отрываясь от доски. Нож стучал ритмично, агрессивно.
— Вот я и говорю — переучивайся. Тарасик мой любит мамину кухню. А ты его, небось, пельменями магазинными кормишь? Вон он как исхудал.
В дверях то и дело появлялись разные личности. Свекор, Борис Петрович, заглянул в поисках штопора, дыхнул перегаром и, подмигнув Светлане, сказал:
— Ну что, хозяюшка, работа кипит? Давай-давай, гости уже на пороге.
Потом зашла золовка, сестра Тараса, с двумя шумными детьми. Она даже не поздоровалась, сразу полезла в холодильник.
— О, икорочка! Мам, можно я бутербродик сделаю малым? Они с дороги проголодались.
— Конечно, бери, доченька. Света всё купила, не жалко.
Золовка быстро намазала толстенные слои икры на хлеб, уничтожив одну банку за минуту, и ушла в зал к телевизору.
Светлана остановилась. По лбу тек пот. Ее руки, привыкшие управлять рычагами с ювелирной точностью, сейчас были в свекольном соке и жире. А Тарас? Где был Тарас?
Она выглянула в окно. Муж стоял у мангала с отцом и новоприбывшим шурином. Они весело смеялись, курили и пили пиво. Тарас что-то рассказывал, размахивая шампуром, изображая героя. Он отдыхал.
— Чего застыла? — голос свекрови хлестнул по нервам. — Утка сама себя яблоками не нафарширует.
— Лариса Валентиновна, — Светлана повернулась к ней, не выпуская ножа из рук. — А почему ваша дочь не помогает? Почему Тарас там, а я здесь?
— Потому что Тарас — мужчина, он добытчик! — возмутилась свекровь. — А Ирочка — гостья, она с детьми устала. Твое дело женское — стол обеспечить. Скажи спасибо, что мы тебя в семью приняли, с твоим-то характером. Тарас мне рассказывал, как ты его пилишь дома. Вот, хоть у матери отдохнет парень.
Значит, Тарас еще и жалуется? «Пилит» она его? Тем, что заставляет искать работу зимой, когда стройки стоят? Тем, что платит ипотеку за квартиру, в которой он прописан?
— Отдохнет, значит... — прошептала она.
Часть 4. Критическая перегрузка
Светлана вышла на задний двор, где стоял недостроенный кирпичный гараж — вечный памятник лени Бориса Петровича. Ей нужно было вдохнуть морозного воздуха, иначе она бы просто кого-нибудь ударила этим тесаком для мяса.
Здесь пахло сгоревшим углем и дешевым табаком. Она прислонилась спиной к шершавой кирпичной кладке и закрыла глаза. В голове гудело. Она представляла себя в кабине крана. Тишина. Высота. Только ветер и команды по рации. Там всё было честно: ошибся — упал. Здесь же ошибки прощались одним, а других топили в грязи.
Дверь дома хлопнула. К ней подошел Тарас. Он был уже слегка навеселе, глаза блестели.
— Светуль, ну ты чего пропала? — он попытался приобнять ее. — Маман там рвет и мечет. Тебе еще нарезку делать. Пошли, народ уже за стол садится, первый тост без хозяйки не начинают... то есть без тебя.
Светлана оттолкнула его руку. Резко. Жестко.
— Не трогай меня.
— Ты чего? — Тарас отшатнулся, улыбка сползла с его лица. — Обиделась, что я не помогаю? Ну, Свет, это же женские дела. Мужики мясо жарят, бабы салаты крошат. Традиция.
И тут наступил предел. Это был прорыв плотины. Светлана заговорила, и голос ее был страшен своей спокойной, ледяной ненавистью.
— Традиция? — тихо спросила она, и Тарас попятился. — Традиция — это когда муж защищает жену, а не скармливает ее своим родственникам как кусок мяса. Ты привез меня сюда, чтобы я обслуживала тридцать человек за свой счет? Ты соврал про деньги. Ты стоишь там и ржешь с отцом, пока твоя мать унижает меня каждым словом. Ты называешь себя добытчиком?
Светлана шагнула к нему. Она была ниже ростом, но сейчас казалось, что она смотрит на него с высоты своей башни.
— Ты — трус, Тарас. Ты жалкий маменькин сынок, который боится открыть рот. Ты позволил им вытирать об меня ноги, чтобы самому выглядеть хорошим сыном. «Тарасик устал, Тарасик пусть отдохнет». А я, значит, ломовая лошадь?
— Свет, тише, услышат же... — зашипел он, испуганно озираясь на окна дома.
— ПУСТЬ СЛЫШАТ! — крикнула она так, что с крыши гаража сорвалась сосулька. В ее голосе была такая мощь, что Тарас вжался в стену. — Я тут никто? Прислуга? Кошелек на ножках? Ты думал, я буду молчать и терпеть ради «мира в семье»? Я оператор шестого разряда, я поднимаю плиты весом в пять тонн, ты думаешь, я не смогу раздавить такого червяка, как ты?
Ее лицо исказилось не от слез, а от презрения.
— Ты мне противен. Твоя жадность, твоя трусость, твоя семейка, которая считает, что им все должны. Ты хотел праздник? Ты его получишь.
Она развернулась и пошла к дому. Походка ее была твердой, решительной. Тарас остался стоять в темноте, не понимая, что только что произошло. Он никогда не видел ее такой. Он привык, что она ворчит, но делает. А сейчас он увидел в ее глазах холодный расчет снайпера перед выстрелом.
Часть 5. Праздничный фейерверк
В большой гостиной, заставленной разношерстными стульями и табуретками, собралась вся родня. Стол ломился. Запах еды смешивался с ароматами духов и пота. Гости уже начали накладывать салаты, но ждали горячее. Лариса Валентиновна сидела во главе, разрумянившаяся, довольная.
— А вот и наша хозяюшка! — провозгласила она, когда Светлана вошла в комнату. — Где утка, Светочка? Мужчины голодные!
Светлана вошла без фартука. Она была в своем пальто, с сумкой через плечо. В руках она держала не блюдо с уткой, а стопку мятых чеков из гипермаркета.
В комнате повисла тишина. Слышно было только, как дядя Валера жует огурец.
Светлана подошла к столу и с размаху шлепнула чеки перед свекровью, прямо в тарелку с холодцом. Жирное желе брызнуло на праздничную скатерть.
— Вот ваша утка, Лариса Валентиновна, — громко, четко произнесла Светлана. — И икра. И балык. И алкоголь, который сейчас пьет ваш муж. Здесь чеков на сорок две тысячи триста рублей. Поскольку ваш сын, мой пока еще муж, «забыл» деньги, а вы требовали «богатый стол», я оплатила этот банкет.
Гости замерли с вилками в руках. Кто-то поперхнулся.
— Ты что такое творишь, девка? — взвизгнула свекровь, краснея. — С ума сошла? Перед людьми!
— Нет, я как раз пришла в себя, — Светлана обвела взглядом притихших родственников. Ее глаза горели злым весельем. — Тарас хотел похвастаться, как хорошо мы живем? Так вот, слушайте правду. Живем мы в моей квартире, ипотеку плачу я. Продукты купила я. Тарас не вложил в этот стол ни копейки. Он даже не помог порезать хлеб. Ваш «успешный сын» — альфонс и лжец.
В комнату вбежал запыхавшийся Тарас.
— Света, прекрати! Заткнись!
— Не указывай мне, — она даже не повернулась к нему, продолжая смотреть на свекровь. — Вы хотели, чтобы я профинансировала ваш праздник тщеславия? Я это сделала. Считайте это моим прощальным подарком. Ешьте, пейте, только не подавитесь. Это за мой счет. А ты, Тарас...
Она наконец посмотрела на мужа. Он был бледен, губы тряслись. В глазах читался ужас.
— Ты остаешься здесь, с мамой. Ей же так нравится, когда ты рядом. А я уезжаю. На своей машине. И кстати, те сто тысяч, которые я планировала дать вам на ремонт крыши... — она сделала театральную паузу, наслаждаясь тем, как вытянулось лицо Бориса Петровича, — ...я только что перевела на досрочное погашение своей ипотеки. Так что крышу чините сами. Может, Тарас заработает. Он же добытчик.
Светлана развернулась, звеня ключами от машины, и вышла в коридор. Никто не посмел ее остановить. Шок был слишком велик.
Через минуту с улицы донесся рев мотора, удаляющийся прочь.
В гостиной царило гробовое молчание. Лариса Валентиновна переводила взгляд с чеков в холодце на сына, который вжался в дверной косяк, словно хотел исчезнуть. Блеск и нищета их маленького спектакля были выставлены напоказ, и от этого позора им было уже не отмыться. Праздник был безнадежно испорчен, но для Светланы новая жизнь только начиналась.
Автор: Вика Трель ©
Канал «Рассказы для души от Елены Стриж»