Найти в Дзене
Вне Сознания

Пропиши меня в квартиру, а то я без прописки как бомж! — требовала свекровь, считая, что ей все должны

Светлана стояла у окна, наблюдая, как дождь барабанит по стеклу. Вторник выдался серым и промозглым, точь-в-точь как настроение последних недель. За спиной раздался звук открывающейся двери — Дмитрий вернулся с работы раньше обычного. — Света, нам надо поговорить, — муж прошёл в комнату, стягивая галстук. Лицо у него было усталым, а взгляд какой-то отстранённый. — Что случилось? Дмитрий опустился на диван и потёр переносицу. — Мама попала в неприятную ситуацию. Очень неприятную. Светлана обернулась от окна. — Дима, говори же. — Её обманули. Мошенники. Квартиру забрали, — муж говорил с трудом, будто каждое слово давалось ему тяжело. — Подсунули какие-то липовые договоры, она подписала, не читая толком. Теперь вообще без жилья осталась. — Господи... — Светлана присела рядом. — А как же полиция? Суд? — Подала заявление, конечно. Но адвокат сказал, процесс может затянуться на год, а то и больше. И гарантий никаких. Мошенники, похоже, профессионалы — всё оформили так, что придраться сложно

Светлана стояла у окна, наблюдая, как дождь барабанит по стеклу. Вторник выдался серым и промозглым, точь-в-точь как настроение последних недель. За спиной раздался звук открывающейся двери — Дмитрий вернулся с работы раньше обычного.

— Света, нам надо поговорить, — муж прошёл в комнату, стягивая галстук. Лицо у него было усталым, а взгляд какой-то отстранённый.

— Что случилось?

Дмитрий опустился на диван и потёр переносицу.

— Мама попала в неприятную ситуацию. Очень неприятную.

Светлана обернулась от окна.

— Дима, говори же.

— Её обманули. Мошенники. Квартиру забрали, — муж говорил с трудом, будто каждое слово давалось ему тяжело. — Подсунули какие-то липовые договоры, она подписала, не читая толком. Теперь вообще без жилья осталась.

— Господи... — Светлана присела рядом. — А как же полиция? Суд?

— Подала заявление, конечно. Но адвокат сказал, процесс может затянуться на год, а то и больше. И гарантий никаких. Мошенники, похоже, профессионалы — всё оформили так, что придраться сложно.

Повисла тяжёлая пауза. Светлана уже понимала, к чему ведёт разговор, но не хотела верить.

— И что теперь? — спросила она осторожно.

— Ей негде жить, Света. Совсем. Я предложил пожить у нас временно, пока не разберутся с квартирой. Ты ведь не против?

Против. Конечно, против. Валентина Петровна никогда не отличалась простым характером. Даже короткие визиты свекрови превращались в испытание — вечные замечания, советы, недовольное фырканье. А тут жить вместе, каждый день, может быть, несколько месяцев.

Но как отказать? Женщина осталась на улице, пострадала от преступников. Отказ выглядел бы жестоко и бессердечно.

— Ладно, — медленно кивнула Светлана. — Пусть живёт. Временно.

— Спасибо, родная, — Дмитрий обнял жену за плечи. — Ты меня спасаешь. Я понимаю, что это не самая простая ситуация, но по-другому никак.

Светлана прижалась к мужу, но внутри тревога не отпускала. Эта квартира — её собственность. Двушка в спальном районе Москвы, за которую она выплачивала ипотеку восемь лет. Вкалывала на двух работах, экономила на всём, только чтобы закрыть этот проклятый кредит. И вот наконец, полгода назад, последний платёж. Свобода. Своё жильё без долгов, без обязательств.

А теперь в этом пространстве, которое она так тщательно обустраивала, поселится Валентина Петровна. На неопределённый срок.

Свекровь приехала в выходные. Дмитрий съездил за ней на машине и привёз две огромные сумки. Валентина Петровна переступила порог с натянутой улыбкой, в которой читалась усталость и какая-то потерянность.

— Светочка, спасибо, что приютила, — свекровь поставила сумки в прихожей. — Не думала, что в мои годы окажусь в таком положении. Жить буду тихо, обещаю. Не помешаю вам.

— Проходите, Валентина Петровна. Мы освободили для вас вторую комнату, там уже всё готово.

Первые дни прошли на удивление спокойно. Свекровь держалась в тени — вставала рано, аккуратно убирала за собой на кухне, почти не выходила из своей комнаты. За ужином отвечала односложно, не встревая в разговоры супругов. Светлана начала думать, что, может быть, всё не так страшно. Может, ситуация научила Валентину Петровну смирению.

Но иллюзия рассеялась к концу второй недели.

Светлана вернулась с работы уставшая, сбросила туфли в прихожей и направилась на кухню за водой. Валентина Петровна сидела за столом с чашкой чая и критически оглядела невестку с головы до ног.

— Света, я хотела с тобой поговорить.

— Да, слушаю, — Светлана открыла холодильник.

— Ты как кухню убираешь? Вот тут, под раковиной, я заглянула — там какая-то влага. Плесень может завестись. Надо тщательнее протирать.

Светлана медленно закрыла дверцу холодильника и обернулась. Валентина Петровна смотрела на неё с выражением наставника, который обнаружил недоработку ученика.

— Валентина Петровна, я убираюсь так, как считаю нужным. Плесени там нет.

— Пока нет. А потом появится, и что тогда? Я просто хочу помочь, подсказать. У меня опыт большой, я знаю, как правильно.

— Спасибо за заботу, но я справляюсь.

Свекровь поджала губы, но промолчала. Однако на следующий день замечания продолжились. Валентина Петровна указала, что шторы пора постирать, что цветы на подоконнике расставлены неправильно, что пыль на полках вытерта недостаточно тщательно.

— Света, ты уж не обижайся, но я привыкла к порядку, — свекровь вытирала столешницу, хотя та и так была чистой. — У тебя тут кое-как всё. Вроде убрано, но если присмотреться...

— Валентина Петровна, я работаю полный день. У меня нет времени на идеальный порядок.

— А надо находить! Женщина должна за домом следить, иначе какая же это хозяйка?

Светлана сжала зубы и вышла из кухни. Спорить не хотелось. Пройдёт время, свекровь съедет, и всё вернётся на круги своя.

Но время шло, а напряжение только нарастало.

Через месяц Валентина Петровна почувствовала себя полноправной хозяйкой. Замечания сыпались ежедневно. Свекровь критиковала не только уборку, но и всё остальное.

— Света, ты куда это собралась в таком виде? — остановила её Валентина Петровна, когда Светлана выходила на работу в новых джинсах и свободной блузке.

— На работу. А что не так?

— Джинсы рваные! Это же неприлично! Что люди подумают?

— Это модель такая. Они специально так сделаны.

— Какая модель? — свекровь всплеснула руками. — Выглядит, как будто у тебя денег на нормальные штаны нет! Надень что-то приличное. Юбку, например. Или классические брюки.

— Валентина Петровна, мне удобно так. И на работе дресс-код свободный.

— Удобно! — фыркнула свекровь. — Удобно в халате ходить, но это же не значит, что так и надо! Женщина должна выглядеть достойно, а не как... не знаю даже, как назвать.

Светлана развернулась и ушла, хлопнув дверью. Кровь стучала в висках от возмущения. Как смеет свекровь указывать ей, во что одеваться? В её собственной квартире, которую Валентина Петровна занимает по доброте душевной!

Вечером за ужином напряжение не спало. Светлана приготовила куриную грудку с овощами — простое диетическое блюдо. Валентина Петровна посмотрела на тарелку с нескрываемым разочарованием.

— Опять эта курица, — проворчала свекровь. — Третий раз за неделю. Дима, тебе не надоело?

Дмитрий пожал плечами, набивая рот.

— Нормально. Мне нравится.

— Ну да, нравится, — Валентина Петровна недовольно ткнула вилкой в овощи. — А борщ когда последний раз ели? Или котлеты домашние? Всё какие-то обрезки куриные да салатики.

— Валентина Петровна, если вам не нравится, можете приготовить что-то сами, — Светлана старалась говорить ровно, но голос предательски дрожал.

— Сама? — свекровь выпрямилась. — Я гостья в этом доме! Должна сама себе готовить?

— Вы не гостья, вы здесь живёте уже больше месяца. И я не обязана готовить по вашему вкусу.

— Дима, ты слышишь, как твоя жена со мной разговаривает?

Дмитрий поднял голову от тарелки, явно недовольный тем, что его втягивают в конфликт.

— Мама, ну хватит уже. Света старается, готовит. Не всё же время борщи есть.

— Старается! — Валентина Петровна отодвинула тарелку. — Я в её годы и на работу ходила, и дома всё успевала. И мужа кормила нормально, а не этими диетами странными.

Светлана встала из-за стола и унесла свою тарелку в раковину. Есть больше не могла — комок подступал к горлу, а руки тряслись от сдерживаемых эмоций.

Ночью, лёжа в постели рядом с мужем, Светлана решилась на разговор.

— Дима, нам надо что-то делать с твоей мамой.

— Что именно? — муж не открывая глаз повернулся на бок.

— Она совсем обнаглела. Указывает мне, что носить, что готовить, как убираться. Я у себя дома чувствую себя прислугой!

— Света, ну успокойся. Мама пожилая, привыкла по-своему. Потерпи немного.

— Потерпи? — Светлана приподнялась на локте. — Я терплю уже полтора месяца! Каждый день выслушиваю претензии и замечания. Это моя квартира, Дима. Моя! Я восемь лет ипотеку выплачивала!

— Ну и что? Мы же семья. Разве нельзя помочь моей матери в трудной ситуации?

— Помочь — это одно. А превращать мою жизнь в ад — совсем другое. Поговори с ней. Объясни, что она ведёт себя неправильно.

Дмитрий вздохнул и откинулся на подушку.

— Света, не преувеличивай. Мама просто пытается помочь. Да, может, формулирует резко, но намерения хорошие.

— Хорошие намерения? Она меня унижает каждый день!

— Ты слишком болезненно всё воспринимаешь. Расслабься. Скоро решится вопрос с её квартирой, и она съедет.

— А когда это будет? Через полгода? Через год?

— Не знаю. Надо подождать.

Светлана легла обратно и уставилась в потолок. Муж не понимал. Или не хотел понимать. Для него это просто мама, которая немного придирается. А для Светланы — ежедневная пытка в собственном доме.

Конфликты участились. Валентина Петровна теперь не стеснялась высказывать всё, что думает. Критиковала причёску невестки, косметику, манеру общения. Советовала меньше сидеть в телефоне и больше заниматься домом. Намекала, что пора бы уже задуматься о детях, а не строить карьеру.

Светлана держалась из последних сил. По вечерам она запиралась в ванной и давала волю слезам. А утром снова натягивала улыбку и шла на работу, где хотя бы не было свекрови с её бесконечными наставлениями.

В начале третьего месяца совместного проживания Валентина Петровна получила направление на плановое обследование в больницу. Врач назначил серию анализов и процедур, которые требовали госпитализации на неделю.

— Я в понедельник ложусь, — сообщила свекровь за завтраком. — Надо справки собрать, полис взять.

Светлана почувствовала облегчение. Целая неделя без Валентины Петровны. Семь дней тишины и покоя в собственной квартире.

— А полис где? — спросил Дмитрий.

— В комнате лежит. Только вот беда — там прописка старая указана. Та, где квартиру потеряла. Сейчас-то я вообще нигде не прописана. Как бомж какой-то.

Светлана насторожилась. Не нравилось ей, куда клонит разговор.

— И что теперь? — осторожно спросил Дмитрий.

— Ну, в больнице спросят, где зарегистрирована. А я что скажу? Что живу у сына временно, без регистрации? Могут и не принять с таким.

— Мама, не примут — в другую больницу пойдёшь.

— Дима, не в этом дело! — Валентина Петровна отставила чашку. — Я уже два месяца нигде не прописана. Это ненормально. Надо вопрос решать.

Повисла тяжёлая пауза. Светлана почувствовала, как холодеет спина.

— И как ты собираешься его решать? — спросила она, глядя прямо на свекровь.

Валентина Петровна встретила её взгляд без тени смущения.

— Как-как. Прописаться надо. Здесь. У вас.

— Что? — Светлана отодвинула стул и встала.

— Ну а что такого? — свекровь развела руками. — Я же тут живу фактически. Пропиши меня в московскую квартиру, а то я без прописки как бомж! Это ненормально — в моём возрасте без регистрации ходить.

— Нет, — коротко отрезала Светлана. — Даже не думайте.

— Что значит нет? — Валентина Петровна вскочила. — Ты понимаешь, в каком я положении? Мне справки нужны, документы оформлять! Везде прописку требуют!

— Это ваши проблемы. Я не обязана вас прописывать.

— Дима! — мать повернулась к сыну. — Ты слышишь, что твоя жена говорит?!

Дмитрий растерянно смотрел то на мать, то на жену.

— Света, ну может, действительно прописать? Маме же нужно.

— Прописать? — Светлана резко развернулась к мужу. — Ты хоть понимаешь, что это значит? Как только я её пропишу, выписать будет практически невозможно! Особенно пенсионера без другого жилья!

— Ну и что? — вмешалась Валентина Петровна. — Я ж не на улицу пойду! Буду тут жить, пока квартиру не вернут.

— А если не вернут? Если суд проиграете? Что тогда?

— Тогда... — свекровь замялась. — Ну, будем думать. Что-нибудь придумаем.

— Нет, — твёрдо повторила Светлана. — Ни о какой прописке речи быть не может. Это моя квартира, и я не позволю вам здесь закрепиться официально.

— Твоя квартира! — голос Валентины Петровны сорвался на крик. — Всё время ты об этом! Твоя, твоя! А то, что я мать твоего мужа, тебя не волнует?!

— Меня волнует моё жильё и моя безопасность. Я знаю законы. Прописанного человека без его согласия не выпишешь. Особенно если ему больше некуда идти.

— Света, да успокойся ты! — Дмитрий подошёл к жене. — Никто твою квартиру не заберёт!

— Не заберёт? А что мешает твоей маме потом заявить, что у неё нет другого жилья, и требовать права пользования? Или подать на раздел, сославшись на то, что это семейная собственность?

— Ты что несёшь вообще? — Дмитрий нахмурился. — Мама так не поступит!

— Не поступит? — Светлана горько усмехнулась. — Два месяца назад я думала, что она будет вести себя скромно и не мешать нам. А сейчас что? Она командует здесь, как у себя дома!

Валентина Петровна схватилась за сердце.

— Вот оно что! Вот как ты на самом деле ко мне относишься! Я для тебя чужой человек, враг!

— Валентина Петровна, я к вам хорошо относилась. Приютила, когда вам было некуда идти. Терпела ваши упрёки и указания. Но прописывать вас не буду. Это мой предел.

— Дима, скажи ей! — свекровь впилась взглядом в сына. — Она выгоняет твою мать на улицу!

— Никто никого не выгоняет, — Дмитрий потёр лицо ладонями. — Света, давай подумаем спокойно. Может, есть какой-то компромисс?

— Какой компромисс? — Светлана развела руками. — Либо прописываю, либо нет. Другого варианта не существует.

— Ну прописывай временно! На полгода, например!

— Дима, временная прописка ничего не решает! Для больницы нужна постоянная! И потом, даже временную трудно снять, если человек не согласен!

Валентина Петровна бросилась к сыну и схватила его за руку.

— Димочка, миленький, неужели ты позволишь этой... этой... — свекровь ткнула пальцем в сторону невестки, — выгнать родную мать на улицу? Я тебя растила, всю жизнь тебе посвятила! А теперь что? Теперь я не нужна?

— Мама, не нужна — это не про тебя, — Дмитрий обнял мать за плечи. — Но Света права насчёт рисков. Прописка — это серьёзно.

— Серьёзно! — Валентина Петровна оттолкнула сына. — Для неё квартира серьёзно, а то, что твоя мать страдает — ерунда! Ты на чьей стороне вообще?!

— Я... — Дмитрий замялся, переводя взгляд с матери на жену. — Я хочу, чтобы все были в порядке.

— Хочешь, чтобы все были в порядке? — Светлана скрестила руки на груди. — Тогда скажи прямо — ты со мной или с мамой?

— Света, не ставь меня перед выбором!

— Я не ставлю. Это ты сам должен определиться.

Дмитрий опустил голову и несколько секунд молчал. Валентина Петровна смотрела на сына с надеждой, Светлана — с вызовом.

— Света, мама без жилья осталась, — начал муж тихо. — Ей правда нужна помощь. Может, это эгоистично с твоей стороны — отказывать?

Светлана почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Муж встал на сторону матери. Муж, который должен был защищать жену, поддержать её решение. Вместо этого он обвиняет её в эгоизме.

— Понятно, — медленно кивнула Светлана. — Всё понятно.

— Света...

— Нет, правда, всё ясно. Твоя мама важнее. Её удобство важнее моей безопасности. Её потребности важнее наших отношений.

— Ты утрируешь!

— Я ничего не утрирую. Ты только что назвал меня эгоисткой за то, что я не хочу рисковать своей собственностью.

Валентина Петровна торжествующе улыбнулась.

— Вот видишь, Димочка! Она о квартире думает, а не о семье. Такие вот жёны нынче пошли.

Светлана медленно обвела взглядом кухню. Эту кухню она выбирала сама, каждый шкафчик, каждую ручку. Стол покупала в кредит, когда денег едва хватало на еду. Всё здесь было её. Каждая мелочь, каждый сантиметр — результат её труда, её денег, её усилий.

И вот теперь стоит свекровь, которая два месяца отравляет ей жизнь, и требует прописки. А муж поддерживает мать, называя жену эгоисткой.

— Дмитрий, — Светлана повернулась к мужу, и голос её звучал на удивление спокойно. — Я не буду прописывать твою маму. Это моё окончательное решение. И если ты с этим не согласен — вы оба можете собрать вещи и уйти.

— Что? — Дмитрий вытаращил глаза. — Ты что несёшь?

— То, что думаю. Это моя квартира. Я впустила Валентину Петровну временно, из сочувствия. Но я не обязана жертвовать своим имуществом и своим спокойствием.

— Ты меня выгоняешь? — голос мужа сорвался на крик.

— Я ставлю условие. Либо вы принимаете моё решение и живёте по моим правилам, либо уходите.

Валентина Петровна схватилась за спинку стула.

— Вот она! Вот истинное лицо! Дима, видишь? Она нас выгоняет! Родную мать и законного мужа!

— Света, ты в своём уме? — Дмитрий шагнул к жене. — Куда мы пойдём?!

— Это не моя проблема. Можете снять квартиру. Или к друзьям твоим. Или где хотите. Но здесь вы больше не останетесь, если продолжите давить на меня.

— Я твой муж!

— Муж, который в трудную минуту встал не на мою сторону. Муж, который два месяца наблюдает, как меня унижают, и не делает ничего. Знаешь, я начинаю думать, что это вообще ошибка была — замуж за тебя выходить.

Повисла звенящая тишина. Дмитрий смотрел на жену так, будто увидел её впервые. Валентина Петровна прижала платок к глазам, изображая рыдания.

— Ты этого не думаешь, — пробормотал муж.

— Думаю. Потому что настоящий муж защищает свою жену. А ты предпочёл поддержать маму, которая устраивает тут цирк и пытается завладеть моей квартирой.

— Никто не пытается завладеть!

— Да? А что тогда? Прописка, жизнь на постоянной основе, указания по каждому поводу — это не попытка захватить моё пространство?

Валентина Петровна отбросила платок и шагнула вперёд.

— Да какое твоё пространство! Ты жена, а значит, это общая квартира!

— Нет, — твёрдо сказала Светлана. — Это моё добрачное имущество. Юридически Дмитрий на него прав не имеет. И вы, Валентина Петровна, тем более.

— Дима! — завопила свекровь. — Ты слышишь?! Она тебя выгоняет! Собственного мужа!

Дмитрий стоял посреди кухни, сжав кулаки. Лицо его было красным от гнева и растерянности.

— Света, это бред какой-то. Ты не можешь меня выгнать!

— Могу. И выгоню, если сейчас же не примешь моё решение. Последний раз спрашиваю — ты на моей стороне или на стороне матери?

Муж дёрнул щекой. Несколько секунд он молчал, потом резко развернулся к матери.

— Мама, собирай вещи. Мы уходим.

— Что? — Валентина Петровна подскочила. — Димочка, ты что?!

— Собирай, говорю! Я не позволю этой... — он ткнул пальцем в сторону Светланы, — диктовать мне условия! Моя семья, моя мать! И если она не понимает, тогда пусть живёт здесь одна!

Светлана смотрела, как муж выходит из кухни. Внутри всё онемело. Боли не было. Только пустота и странное облегчение.

Валентина Петровна бросилась вслед за сыном.

— Димочка, подожди! Может, не надо так резко? Давай ещё поговорим с ней!

— Нечего говорить! — голос Дмитрия доносился из комнаты. — Она выбрала квартиру вместо семьи. Пусть теперь с этой квартирой и живёт!

Светлана прошла в спальню и села на кровать. Слышала, как в соседней комнате гремят шкафы, хлопают молнии сумок, свекровь причитает, а Дмитрий что-то резко отвечает.

Через полчаса дверь хлопнула. Потом ещё раз. Потом наступила тишина.

Светлана встала и вышла в коридор. Пусто. На вешалке не было куртки Дмитрия, на полке — его кроссовок. В ванной исчезли его бритва и гель для душа.

Она прошлась по квартире. Комната, где жила Валентина Петровна, зияла пустыми полками. На столе остался забытый платок — последний след присутствия свекрови.

Светлана вернулась на кухню, налила себе воды и опустилась на стул. Руки дрожали, когда подносила стакан к губам.

Они ушли. Муж и свекровь ушли. В одиннадцать вечера, в никуда. И это её решение. Её выбор.

Правильный ли?

Светлана оглядела кухню. Тишина. Впервые за два месяца — настоящая тишина. Никто не критикует, не указывает, не требует. Можно дышать полной грудью.

Но почему-то эта тишина казалась тяжёлой.

Следующие дни прошли в странном оцепенении. Дмитрий не звонил, не писал. Светлана тоже молчала. Что говорить? Извиняться? За что? За то, что защитила своё имущество? За то, что не позволила втоптать себя в грязь?

На работе коллеги спрашивали, всё ли в порядке. Светлана отвечала коротко — да, просто устала. Никому не хотелось рассказывать про случившееся. Слишком личное. Слишком больно.

Вечерами она сидела на диване с книгой, но читать не получалось. Мысли постоянно возвращались к той сцене на кухне. К лицу Дмитрия, искажённому гневом. К торжествующей улыбке Валентины Петровны.

Может, стоило уступить? Прописать, подписать бумаги, сохранить семью?

Нет. Потому что это был бы только первый шаг. Сначала прописка. Потом требования раздела квартиры. Потом претензии на половину. А дальше — выживание из собственного дома.

Светлана видела такие истории. Знакомая из соседнего подъезда прописала свекровь временно. Через год та подала в суд, заявив, что это её единственное жильё, и теперь они живут вместе в натянутых отношениях, потому что выписать пенсионерку без её согласия невозможно.

Другая подруга потеряла половину квартиры при разводе, потому что в период брака сделала дорогой ремонт, и суд посчитал это улучшением имущества за счёт общих средств.

Законы суровы. И безжалостны.

Светлана не хотела стать очередной жертвой чужой наглости. Даже если этой наглостью обладали родственники мужа.

Через неделю позвонила подруга.

— Света, я видела твоего Диму. Он с мамой живёт в съёмной квартире. Выглядит... не очень.

— Понятно, — коротко ответила Светлана.

— Ты не думала помириться?

— Не знаю. Пока не думала.

— А что случилось-то вообще? Такая крепкая пара была.

Светлана помолчала, подбирая слова.

— Мы не были крепкой парой. Просто я не замечала трещин. А когда они стали явными, оказалось, что чинить уже поздно.

— Грустно как-то.

— Да. Грустно.

Подруга замолчала, потом осторожно спросила:

— Ты жалеешь о своём решении?

Светлана посмотрела на окно. За стеклом медленно падал снег, первый в этом году.

— Нет. Не жалею. Впервые за долгое время я чувствую, что это моя жизнь. Мой дом. Моё пространство. И никто не имеет права диктовать мне правила.

— Но ты же одна теперь.

— Лучше одной, чем в компании тех, кто тебя не уважает.

После разговора Светлана встала и обошла квартиру. Вытерла пыль так, как считала нужным. Постирала шторы не потому, что кто-то велел, а потому что сама захотела. Приготовила на ужин лёгкий салат, а не борщ, который требовала Валентина Петровна.

И в этой свободе была своя горечь, но и облегчение тоже.

Телефон завибрировал. Сообщение от неизвестного номера: "Света, это я. Мы с мамой сняли квартиру. Если захочешь поговорить — звони. Дима".

Светлана посмотрела на экран. Поговорить. О чём? О том, что он предал её в самый нужный момент? О том, что выбрал мать и её капризы вместо жены?

Нет. Говорить не о чем.

Она положила телефон на стол и вернулась к окну. Снег продолжал падать, укрывая город белым покрывалом. Где-то там, в съёмной квартире на окраине, Дмитрий и Валентина Петровна устраивали новый быт. А здесь, в двушке на третьем этаже, Светлана училась жить заново.

Без упрёков. Без критики. Без чужих людей в своём доме.

Это был её выбор. Жёсткий, болезненный, но единственно возможный. И она не собиралась сожалеть о нём.