Когда Зинаида Павловна достала из сумки пустые контейнеры и начала сгребать мясо со стола, Галина поняла: этот день рождения запомнится надолго.
А началось все обычно. Утром сорок восьмого дня рождения Галину разбудила мигрень — как всегда в последние три года, с тех пор как они с Виктором взяли кредит на строительство дома в пригороде.
Спустилась на кухню, шлепая босыми ногами по холодному бетонному полу. Плитку пока не положили, денег не хватало. Пахло сырой штукатуркой и валерьянкой, хотя кота у них не было.
Виктор уже стоял у плиты.
— С праздником! — развернулся к ней с улыбкой и протянул плотный конверт. — На шторы. Те самые, бархатные, что ты смотрела.
Галина заглянула внутрь. Деньги.
— Вить, ты что... Нам же за котел отдавать в следующем месяце надо. И за крышу кредит висит.
— Купишь шторы, — муж поцеловал ее в макушку. — Живешь в этом недострое как на вокзале. Хочу, чтоб уютно было. С котлом разберусь, я на выходные халтуру взял.
Галина прижалась к его плечу. Пятнадцать лет вместе, второй брак для обоих, и это ощущение — что есть на кого опереться — было дороже любых подарков.
Вечером ждали свекровь. Зинаида Павловна жила в городе, в своей двушке, и в гости заглядывала редко. Что Галину, честно говоря, только радовало. Отношения у них были так себе: свекровь вечно считала, что молодые слишком много тратят, а Галина считала, что пожилая женщина слишком много лезет в чужую жизнь.
К шести вечера стол был накрыт. Галина расстаралась: запекла буженину часа три в духовке, купила нарезку дорогих сыров (санкционных, голландских, две двести за килограмм — позволили себе раз в год), сделала салат с языком. Виктор принес красную рыбу.
Звонок в калитку — ровно в шесть.
Зинаида Павловна вошла с видом, будто пришла на похороны, а не на день рождения. В руках — здоровенная сумка-тележка на колесиках.
— Глушь у вас. Пока добралась, все кости переломала, — вместо приветствия.
От нее пахнуло «Красной Москвой» и корвалолом.
— Здравствуй, мам. Проходи, раздевайся, — Виктор помог снять пальто.
— С днем рождения, — бросила свекровь, даже не глядя на Галину. — Ты какая-то уставшая. Мешки под глазами. Почки проверить надо бы.
Прошла в кухню-гостиную, таща за собой тележку.
— Мам, оставь в прихожей, грязь же, — попросил Виктор.
— Там лекарства и документы, я не могу их бросать, — отрезала Зинаида Павловна и припарковала «багаж» прямо у ножки стола.
Сели. Виктор разлил вино, свекрови — морс.
— За твое здоровье, Галь! — поднял бокал муж.
Выпили. Зинаида Павловна подцепила вилкой кусок сыра, покрутила перед носом, понюхала.
— Сыр этот, поди, тысячи полторы стоит? — спросила, жуя.
— Две двести, мам, — буркнул Виктор. — Праздник же.
— Две двести... — она покачала головой. — У сына кредит за крышу, а они сыр за две двести покупают. Богатые, ничего не скажешь.
Галина почувствовала, как левый глаз начал дергаться.
— Зинаида Павловна, угощайтесь бужениной. Сама пекла три часа.
Свекровь демонстративно отодвинула тарелку.
— Жирное. Мне нельзя. И вам бы не советовала, холестерин в вашем возрасте не шутки. А салат — с майонезом? Нет, спасибо.
Она полезла в карман кофты, достала целлофановый пакет, развернула. Там лежал кусок черствого батона.
— Мам, ты что делаешь?! — Виктор покраснел. — У нас полный стол!
— Ешьте, ешьте, — махнула рукой. — Я свое здоровье берегу. И ваш кошелек тоже, раз уж вы сами не умеете.
Дальше было хуже. Каждый кусок, который они ели, свекровь комментировала: «Икра красная... шикуем, значит», «Рыба, небось, перемороженная, по акции брали?».
Галина молча жевала, глядя в тарелку. Виктор пытался переводить тему — бесполезно.
Когда дошли до чая, Галина вынесла торт.
— Теперь подарки! — бодро, но как-то фальшиво сказал Виктор. — Мам?
Зинаида Павловна отхлебнула чай, громко причмокнула.
— А у меня нет подарка.
Повисла тишина. Где-то гудел холодильник.
— То есть как? — не понял Виктор.
— Так. Шла к вам, думала: что подарить? Постельное — у Гали вкусы специфические, не угодишь. Деньги? — она усмехнулась. — Я пенсионерка, двадцать три тысячи получаю, а вы тут сыры элитные едите. Вам мои копейки не нужны.
Полезла в сумку-тележку. Галина напряглась.
— Я решила так, — свекровь достала пустой пластиковый контейнер. Потом второй. Потом третий. — Лучший подарок — помощь. Я знаю, вы вечно продукты выбрасываете, не доедаете. А это грех. Я заберу мясо и всё, что осталось. Вам убирать меньше, мне на неделю еда. Экономия бюджета.
И Зинаида Павловна, не спрашивая разрешения, потянулась к блюду с мясом.
— Мама, прекрати немедленно! — Виктор встал.
— Не ори на мать. Салфетку дай, руки жирные, — она начала сгребать буженину в контейнер. — И сыр ваш положите, я соседке дам, пусть удивится, как люди деньги на ветер швыряют.
Галина смотрела на это и не могла вымолвить ни слова. Это было настолько дико — семидесятилетняя женщина в нарядной блузке сгребает еду со стола в день рождения невестки, приговаривая про экономию.
— Рыбку тоже заверните, — скомандовала свекровь. — Вить, чего стоишь? Помоги, не дотягиваюсь.
— Поставь. На. Место, — тихо сказала Галина.
— Что? — Зинаида Павловна замерла с куском рыбы в руке.
— Положите еду на место, — громче повторила Галина. Ее трясло, но голос был твердым. — Это мой дом. Мой стол. Мой день рождения. Вы пришли, не подарили даже открытки, весь вечер говорили гадости про то, что мы едим, а теперь грабите наш холодильник?
— Грабить?! — свекровь схватилась за сердце. — Витя, ты слышишь?! Она назвала меня воровкой! Я хотела, чтоб добро не пропало! Вы зажрались совсем!
— Хватит! — Виктор ударил ладонью по столу.
Подошел к матери, забрал контейнер и вытряхнул мясо обратно на блюдо.
— Собирайся, мам. Я вызову такси.
— Ты выгоняешь мать?! Из-за этого мяса?! — взвизгнула Зинаида Павловна. — Я на вас жизнь положила!
— Ты не положила жизнь, ты испортила праздник, — жестко сказал Виктор. — И это не в первый раз. Но унижать Галю в ее день рождения — перебор. Хочешь уйти — уходи. Не хочешь — я тебя отвезу.
Зинаида Павловна поджала губы до тонкой ниточки. Молча побросала контейнеры обратно в тележку.
— Ноги моей больше не будет, — прошипела она. — Живите в своей долговой яме. Когда совсем плохо станет — ко мне не прибегайте.
Выскочила в прихожую, громко хлопнув дверью.
Виктор стоял у окна, глядя, как такси разворачивается у ворот. Галина сидела за столом, механически поправляя скатерть.
— Она теперь всем родственникам расскажет, что мы ее голодом морили, — сказала Галина.
— Пусть рассказывает, — муж повернулся к ней. Лицо серое, усталое. — Зато мы теперь знаем цену ее визитам. Триста грамм мяса.
Он сел рядом, налил себе вина.
— Прости, Галь. За вечер.
— Ты не виноват, — она положила голову ему на плечо. — Зато шторы купим. И замок на калитке поменяем. На всякий случай.
— Обязательно, — усмехнулся Виктор. — И сыр доедим сами.
Галина посмотрела на стол и впервые за вечер засмеялась. Мигрень прошла. Жить в недостроенном доме с кредитами, но без токсичных родственников — это, оказывается, и есть счастье.