Декабрь неумолимо подходил к концу, уступая дорогу новогодним огням и обещаниям нового начала. Снежные вихри кружили над посёлком, украшая крыши домов белоснежными шапками, а уличные фонари мерцающими ледяными ожерельями. В витринах магазинчиков уже сияли гирлянды, в воздухе пахло мандаринами и хвоей, но у Кристины не было ни малейшего праздничного настроения.
Мысль о странном случае с чайником засела в её сознании глубже любой ёлочной иголки. По ночам, когда посёлок погружался в гулкую тишину, нарушаемую лишь редким собачьим лаем и скрипом снега под ногами запоздалых прохожих, она иногда останавливалась у плиты. В полумраке кухни её силуэт вырисовывался на фоне тусклого света из окна: тонкая фигура, застывшая в немом диалоге с обычным, казалось бы, предметом быта.
Кристина сосредоточенно смотрела на старый эмалированный бок чайника, мысленно приказывая ему потечь, согнуться, изменить цвет. Ну давай же. Покажи мне, что это было не случайно. Докажи, что я не сошла с ума. Но ничего не происходило. Чайник стоял с немым достоинством, и его загадочно заживший шрам лишь молчаливо напоминал: ты видела то, что видела. Это было на самом деле.
Она отчаянно хотела поделиться этим с Алёной, рассказать обо всём, выложить как на духу, увидеть в глазах подруги хоть каплю понимания. Но каждый раз язык будто прилипал к гортани. Перед внутренним взором вставал образ Алёны: её искренний смех, распахнутые глаза, вера в простые, понятные вещи. И Кристина ясно понимала: если она заговорит, то рискует увидеть в этих глазах растерянность, сомнение, а может, и страх. Страх перед тем, что лучшая подруга вдруг окажется не от мира сего.
И каждый раз, ставя чайник на плиту, она украдкой, осматривала его донышко.
Течи не было.
Совсем.
*****
Алёна обожала Новый год с фанатичной страстью. Её дом уже месяц напоминал склад праздничных товаров: на столе громоздились мотки мишуры, на стульях висели гирлянды. Алёна порхала по комнате, напевая под нос новогодние песенки, время от времени останавливаясь, чтобы придирчиво оценить композицию из шишек и блестящих шариков.
— Ну что ты хмуришься? — окликнула она Кристину, которая сидела на диване, обхватив колени руками. — Смотри, какая красота! Через пару дней тут будет настоящая сказка.
Кристина слабо улыбнулась, но промолчала. Ей хотелось разделить этот восторг, погрузиться в предпраздничную суету, но мысли снова и снова возвращались к чайнику, и к тому необъяснимому, что случилось.
Алёна замерла, держа в руках серебристую звезду для ёлки. Она внимательно посмотрела на подругу:
— Ты точно в порядке? — спросила она мягче. — Ты какая‑то… далёкая в последнее время.
Кристина почувствовала, как внутри всё сжалось. Вот он, момент, можно всё рассказать, выложить правду, какой бы странной она ни была. Но слова застряли в горле, а вместо них она выдавила:
— Просто устала. Много дел.
*****
В тот вечер Алёна ворвалась в дом Кристины словно вихрь: щёки раскраснелись от мороза, глаза горят,а из сумки торчит край пушистой ёлочной ветки.
— Так нельзя, Крис! — выпалила она одним дыханием. — Это ж нарушение всех духовных нравов! Дух праздника мимо пройдёт, даже не постучав! Давай в лес, срубим тебе самую пушистую, лапчатую, прямую в макушке!
Кристина сидела за столом. Пламя ароматической свечи бросало на её лицо дрожащие рыжие блики, подчеркивая тень тревоги в глазах. Она попыталась воззвать к здравому смыслу:
— Подожди, рубить‑то ёлки запрещено законом…
Голос прозвучал тихо, без особой уверенности.Она сама слышала, как слабо звучит её возражение.
— Да какой закон в нашем‑то лесу? — отмахнуласьАлёна, завязывая шапку. Её движения были резкими, порывистыми, она уже мысленно шагала по заснеженной чаще. — Тут за каждой сосной лесник не стоит! Деревня же! Или ты забыла, как каждый Новый год наши родители таскали ёлки из леса? Это ж традиция, как оливье или «Ирония судьбы»! А традиции… — Алёна подняла палец вверх, и в её глазах вспыхнул почти фанатичный огонёк, — нарушать нельзя! Иначе вся магия уйдёт!
Кристина вздохнула. Идея лезть в ночной лес, в кромешной темноте и в трескучий мороз, казалась ей как минимум неразумной, а как максимум прямой дорогой к новой встрече с участковым.Она всё ещё находилась под впечатлением от собственных странных мыслей о «даре», и перспектива ночного похода лишь усиливала внутреннее напряжение.
Но Алёна была неумолима, как метель. Она уже застёгивала пуховик рывками,будто каждое движение подпитывало её решимость.
— Хватит буксовать! — её голос звучал почти командно. — Живёшь в деревне — живи по её правилам! А правило первое: без собственноручно добытой ёлки Новый год не в счет, аннулируется! Считай, весь год потом недействителен! Одевайся!
Вскоре подруги, вооружившись тусклым, мигающим фонариком и старой ножовкой с надломанной ручкой, пробирались по едва заметной, заснеженной тропе вглубь притихшего леса.
Лес в призрачном свете полной луны был одновременно ослепительно прекрасным и пугающим. Снег, запорошивший ветки, искрился и переливался, будто кто‑то щедро рассыпал по кронам алмазную крошку. Но тени между могучими стволами казались живыми, густыми и двигающимися, напрягая каждый нерв. Воздух был морозным и чистым до головокружения. Каждый вдох обжигал лёгкие, а выдох превращался в облачко пара, тут же растворявшееся в ночной тишине.
Кристина шла чуть позади Алёны, вцепившись в лямку рюкзака так, что пальцы побелели. Она то и дело оглядывалась, прислушивалась к каждому шороху. Где‑то вдали ухала сова, а под ногами хрустел снег. Обычно успокаивающий звук сейчас казался тревожным, будто предупреждением.
— Вот! — прошептала наконец Алёна, останавливаясь и указывая вперёд. Её голос дрогнул от восторга. — Красавица! Наша!
Перед ними стояла стройная, идеально пушистая ель, будто сошедшая с поздравительной открытки. Лунный свет окутывал её серебристым сиянием, превращая в сказочное видение.
Кристина нервно озираясь по сторонам, словно ожидая, что из‑за дерева сейчас выскочит лесничий или, того хуже, местный леший. В голове крутилась одна и та же мысль: «Что мы делаем? Это же безумие…» Но вслух она лишь тихо пробормотала:
— Ладно… давай быстрее.
Она принялась пилить мешающие нижние сучья, чтобы добраться до ствола. Скрип ножовки по древесине казался невероятно громким. Каждое движение давалось с трудом: руки замерзали, а лезвие то и дело застревало в промёрзшей коре.
Алёна в это время, чтобы не замёрзнуть, танцевала вокруг выбранной ели нечто среднее между лезгинкой и ритуальным хороводом. Она энергично похлопывала себя по бокам, напевала что‑то про «маленькой Алёночке холодно зимой» и время от времени подбадривала подругу:
— Ну что, Крис, готово? Давай‑давай, не тормози!
Её голос звучал бодро и весело, но Кристина чувствовала, как внутри нарастает напряжение. Пальцы уже почти не слушались, а в груди сжимался холодный комок страха. «А если нас поймают?»
— Как-то мне неспокойно, — пробормотала Кристина, ёжась от холода. Её голос дрожал не столько от мороза, сколько от нарастающей тревоги. — Может, всё‑таки вернёмся?
— Да ты что?! Это же приключение!
Внезапно с дальней опушки, разрезая тьму, блеснул ослепительный луч фар «уазика». Затем хорошо знакомый по прошлой истории мужской голос прорезал морозный воздух:
— Эй, кто там в лесу по ночам шляется?! Браконьеры что ли, а?!
— Участковый! — в ужасе прошипела Алёна. Её глаза стали круглыми, как блюдца, а лицо вытянулось в комичной гримасе. — Всё, Крис, давай, сжигаем мосты! Бежим!
Адреналин ударил в голову с такой силой, что у Кристины на миг потемнело в глазах. Сердце заколотилось о рёбра, словно пыталось вырваться на свободу. Она бросила ножовку и изо всех сил, с неожиданной для себя яростью, дёрнула за ствол.
Ель, жалобно затрещав, рухнула в глубокий снег, подняв облако искрящейся пыли. Ветки хлестнули по лицу, снег тут же набился за воротники и в рукава, превращая бегство в ледяную пытку.
Вдвоём, задыхаясь, спотыкаясь и наступая друг другу на ноги, они подхватили колючее дерево и пустились наутёк. Ветки больно шлёпали по щекам, а сзади всё гремел сердитый, уже немного запыхавшийся оклик:
— Стой, говорю! Куда? Я вас вижу!
Они неслись, не разбирая дороги, петляя между деревьями. Кристина то и дело оглядывалась, луч фонаря метался по стволам, будто охотничий пёс, взявший след. В голове стучала одна мысль: «Только бы не упасть, только бы не упасть…»
Наконец редкие огоньки посёлка замигали впереди, а крики растворились в гуще леса. Вывалившись на край поляны у дома Кристины, они рухнули прямо на ствол своей добычи, давясь истеричным, счастливым смехом и пытаясь отдышаться.
Грудь Кристины ходила ходуном, а в ушах стоял звон. Она лежала, глядя в бесконечно далёкое, усыпанное бриллиантами звёзд небо, и чувствовала, как внутри тает и испаряется старая, твёрдая льдинка.
— Видала?! — выдохнула Алёна, вытирая слёзы, навернувшиеся от смеха и мороза. Её лицо раскраснелось, волосы растрепались, а в глазах всё ещё плясали озорные огоньки. — Настоящее приключение! Как в детстве, только с государственным преследователем!
Кристина повернула голову и взглянула на подругу. На её губах сама собой расцвела улыбка: широкая, искренняя, почти детская.
— Да, — рассмеялась она в ответ, — Видала. Теперь у нас есть не просто ёлка. А ёлка с историей, досье в участке и криминальное прошлое.
Алёна приподнялась на локте, окинула взглядом свою «добычу» и фыркнула:
— Слушай, а она какая‑то… кривоватая. Но это даже плюс! В духе наших новогодних традиций: всё через одно место, но с душой!
Кристина села, провела рукой по пушистым веткам. Её обдало запахом хвои, и этот запах вдруг показался ей самым прекрасным на свете.
— Знаешь, — сказала она, глядя на подругу, — если бы не ты, я бы так и сидела дома, думая о всякой ерунде. Спасибо.
— Ой, брось! — Алёна махнула рукой, но глаза её потеплели. — Мы же команда. А команда должна быть в курсе всех деревенских преступлений, ну или возглавлять их!
Они поднялись, отряхнулись от снега и, подхватив ёлку, направились к дому. Фонарик мигал, будто подмигивая им, а за спиной оставался лес: таинственный, молчаливый, хранящий их маленькую тайну.