– Леночка, ты что, обиделась? – голос Тамары Петровны в трубке стал ещё слаще, будто она намазывала мёд на горькую пилюлю. – Я же по-доброму, из заботы. Вы же молодые, неопытные… Вон, Сергей вчера рассказал, что вы опять в ресторан ходили. Дорого же нынче всё, а у вас ипотека, машина в кредит.
Елена отложила телефон на стол и посмотрела в окно. За стеклом ноябрьский Петербург тонул в серой мороси, и капли медленно ползли по стеклу, как слезы, которые она себе не позволяла.
– Тамара Петровна, мы с Сережей сами разберёмся, куда и на что тратить, – сказала она спокойно, хотя внутри всё кипело. – Спасибо за заботу, правда.
– Ну как же «сами», Леночка, – свекровь вздохнула так тяжело, будто весь мир на её плечах. – Мы ведь помогли вам с первым взносом по квартире. Это ж не чужие деньги были, наши, родительские.
Елена закусила губу. Да, помогли. Двести тысяч рублей – сумма, за которую пять лет назад можно было купить приличную машину, а теперь это был лишь небольшой кусочек их ипотечного пирога. Но Тамара Петровна вспоминала об этом каждый раз, когда хотела поставить точку в любом споре.
– Мы очень благодарны, – ответила Елена, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – И никогда этого не забудем. Но это не значит, что мы должны отчитываться за каждую покупку.
– Отчитываться – слово-то какое грубое, – обиделась свекровь. – Я ж не контролёр какой. Просто советую.
Елена закрыла глаза. Совет. Именно с «советов» всё и началось.
Сначала это были мелочи. – Леночка, зачем вам такая дорогая коляска? У нас соседка за пять тысяч купила, и ничего, ребёнок живой. Потом – покрупнее. – Зачем вам в отпуск за границу? У нас в Сочи море тёплое, и дешевле втрое. А потом Тамара Петровна начала звонить Сергею на работу и «ненавязчиво» интересоваться, сколько стоил новый костюм Елены или почему они решили записать дочь в платную секцию по рисованию.
Сергей сначала отмахивался, потом начал раздражаться, потом просто перестал отвечать на звонки матери в рабочее время. И тогда Тамара Петровна переключилась на Елену.
– Я всё понимаю, молодость, хочется красивой жизни, – продолжала свекровь тем же проникновенным тоном. – Но ведь долг-то висит. А вдруг что? Вдруг Сергей заболеет? Кто платить будет?
Елена почувствовала, как в висках начинает стучать.
– Тамара Петровна, мы всё просчитали. У нас есть подушка безопасности. И страховка, и накопления. Мы не безответственные.
– Ну, посмотрим, – загадочно протянула свекровь. – Главное, чтобы потом не плакать.
Разговор закончился, как всегда, ничем. Елена положила трубку и долго стояла у окна, глядя, как дворник лениво сметает опавшие листья.
Вечером, когда Сергей пришёл с работы, она встретила его на пороге.
– Твоя мама опять звонила, – сказала она без предисловий.
Сергей вздохнул, снимая пальто.
– И что на этот раз?
– То, что мы транжиры и скоро останемся без штанов.
Он прошёл на кухню, налил себе воды из фильтра.
– Лен, я с ней поговорю. Уже сто раз говорил.
– Говорил, – Елена скрестила руки на груди. – И что? Она всё равно звонит мне и «советует».
Сергей посмотрел на неё устало.
– Она просто переживает. По-своему.
– По-своему – это когда она спрашивает у тебя, сколько я потратила на сумку? – голос Елены дрогнул. – Или, когда говорит, что я тебя разоряю?
Сергей поставил стакан и подошёл к ней.
– Я знаю. Я всё знаю. И мне тоже неприятно. Но она моя мать.
– А я твоя жена, – тихо сказала Елена. – И мать твоей дочери.
Он обнял её, прижал к себе.
– Я поговорю с ней серьёзно. Обещаю.
Она уткнулась ему в плечо, чувствуя знакомый запах его одеколона, и на секунду поверила, что всё наладится.
Но налаживаться не спешило.
Через неделю Елена зашла в гости к своей подруге Кате – той самой, с которой они вместе учились в институте и которая теперь работала в крупном банке.
– Представляешь, – рассказывала Катя, разливая чай, – звонит мне вчера наша общая знакомая, Светка из бухгалтерии, и спрашивает: «А правда, что Ленка с Сергеем в долгах как в шелках и скоро квартиру продадут?»
Елена замерла с чашкой в руках.
– Что?!
– Ну да. Говорит, слышала от тёти одной, а та – от Тамары Петровны. Что вы, мол, живёте не по средствам, всё в рестораны да на шмотки спускаете, а ипотеку платить нечем.
Чашка в руке Елены задрожала.
– Это она… это Тамара Петровна всем рассказывает?
Катя кивнула сочувственно.
– Похоже на то. Светка сказала, что Тамара Петровна в поликлинике всем уши прожужжала. Типа «вот, помогли детям, а они…» – и дальше по тексту.
Елена поставила чашку на стол. Внутри всё похолодело.
– То есть теперь весь город знает, что мы чуть ли не банкроты?
– Ну не весь город, – попыталась успокоить Катя. – Но в кругу её знакомых – точно.
Вечером Елена ждала Сергея с особым чувством. Когда он вошёл, она молча протянула ему телефон – там было сообщение от его тёти из Воронежа: «Сереженька, что у вас там творится? Мама говорит, вы в долгах. Если что, приезжайте к нам, поместим».
Сергей прочитал, побледнел.
– Это уже слишком, – сказал он тихо.
– Слишком – это мягко сказано, – голос Елены дрожал от сдерживаемых слёз. – Твоя мать распространяет про нас сплетни. Про меня – что я транжира и разоряю семью.
Сергей сел на диван, закрыл лицо руками.
– Я сейчас поеду к ней.
– Один? – спросила Елена.
Он посмотрел на неё.
– Нет. Вместе поедем. Завтра. Это надо прекратить раз и навсегда.
На следующий день они оставили дочку у Кати и поехали к Тамаре Петровне.
Свекровь встретила их, как всегда, радушно – на столе уже стояли пирожки с капустой, чайник шипел.
– Ой, какие вы молодцы, что приехали! – заулыбалась она. – А я как раз пирожки напекла…
– Тамара Петровна, – начала Елена без предисловий, – нам нужно поговорить.
Свекровь удивлённо подняла брови.
– Конечно, Леночка. О чём?
– О том, что вы рассказываете всем подряд, будто мы живём не по средствам и скоро останемся без квартиры.
Тамара Петровна всплеснула руками.
– Да кто вам такое сказал?!
– Полгорода уже знает, – жёстко сказал Сергей. – Мама, это переходит все границы.
Свекровь посмотрела на сына, потом на Елену, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на вызов.
– А что, неправда, что ли? – спросила она. – Вы вон в ресторан каждый месяц ходите, Лена себе шубу купила новую…
– Мама, хватит! – Сергей повысил голос. – Мы взрослые люди. Мы зарабатываем. Мы платим по счетам. И мы не обязаны перед тобой отчитываться!
Тамара Петровна поджала губы.
– Ну и ладно. Живите как знаете. Только потом не прибегайте, когда всё просадите.
Елена встала.
– Мы и не прибегаем. И больше не будем. С этого момента наши финансы – это только наше дело. И если вы ещё раз позволите себе обсуждать нас с кем бы то ни было – мы просто прекратим общение. Совсем.
Свекровь посмотрела на неё с удивлением – такого тона от невестки она ещё не слышала.
– Это ты мне угрожаешь?
– Нет, – спокойно ответила Елена. – Это я ставлю точку.
Они вышли из квартиры, не дожидаясь ответа. В лифте Сергей взял Елену за руку.
– Прости, – сказал он. – Я должен был давно это сделать.
– Главное, что сделал сейчас, – ответила она, сжимая его пальцы.
Но дома их ждал новый сюрприз. На автоответчике мигал огонёк – звонила Тамара Петровна.
– Сергей, – голос свекрови был холоден как лёд, – если твоя жена думает, что может мне указывать, то она сильно ошибается. Я всё-таки мать. И я имею право знать, на что идут деньги, которые мы вам дали.
Сергей стёр сообщение, не дослушав.
– Всё, – сказал он. – Больше она нас не достанет.
Но Елена уже знала: просто так Тамара Петровна не сдастся. И то, что будет дальше, может оказаться гораздо серьёзнее, чем обычные сплетни...
– Ты что, серьёзно решила мне войну объявить? – голос Тамары Петровны в трубке дрожал от возмущения, будто это ей, а не Елене, всю ночь не спалось после вчерашнего разговора.
Елена прижала телефон к уху плечом, продолжая собирать дочку в садик. Утро было суматошным: Маша капризничала, отказываясь надевать колготки с кошками, Сергей уже уехал на работу, а тут ещё свекровь решила начать день с разборок.
– Тамара Петровна, я ничего не объявляла, – ответила Елена, стараясь говорить спокойно. – Я просто попросила не вмешиваться в нашу жизнь.
– Вмешиваться! – свекровь фыркнула так громко, что Елена невольно отодвинула телефон. – Это называется заботой, девочка моя. А ты всё в штыки.
– Забота – это когда спрашивают, нужна ли помощь. А не когда рассказывают соседям, что мы банкроты.
Повисла пауза. Елена услышала, как Тамара Петровна тяжело дышит в трубку.
– Я никому ничего плохого не сказала, – наконец выдавила свекровь. – Просто поделилась переживаниями. С близкими людьми.
– Близкими? – Елена не выдержала, голос сорвался. – С медсестрой из поликлиники? С соседкой по подъезду? С тётей из Воронежа, которую я видела один раз в жизни?
– Ну и что? – огрызнулась Тамара Петровна. – Люди должны знать правду.
– Правду? – Елена рассмеялась, но смех получился горький. – Правда в том, что мы нормально живём. Платим по счетам. Ребёнка одеваем-обуваем. А вы придумали какую-то сказку про транжир и теперь её всем рассказываете.
– Я мать, Леночка, – голос свекрови вдруг стал тихим, почти жалобным. – Я за сына переживаю. Вдруг вы действительно влезете в долги, а он мне ничего не скажет? Стыдно же будет.
Елена замерла с колготками в руках. Маша уже убежала в комнату искать свою любимую заколку-единорога.
– Тамара Петровна, – сказала она медленно, – если Сергей захочет с вами чем-то поделиться – он поделится. Без прикрас и без сплетен по всему району.
– То есть ты мне теперь рот затыкаешь? – возмутилась свекровь.
– Нет. Я просто прошу не обсуждать нас с посторонними. Это не затыкание рта. Это уважение.
– Уважение, – повторила Тамара Петровна с такой интонацией, будто это слово ей в диковинку. – Ладно. Посмотрим, как вы без моего уважения обходитесь.
И бросила трубку.
Елена стояла посреди кухни, глядя на телефон. Внутри всё кипело. Она понимала: свекровь не сдастся. Просто так не отступит. Слишком долго привыкла быть главной в жизни сына.
Вечером Сергей пришёл уставший, но решительный.
– Я заблокировал её номер на своём телефоне, – сказал он, снимая куртку. – На время. Пока не успокоится.
Елена посмотрела на него с удивлением.
– Ты серьёзно?
– Серьёзнее некуда. Она перешла все границы. Я ей вчера сказал: ещё одно слово про наши деньги – и я перестану с ней общаться. Совсем.
– И что она?
– Орала минут двадцать. Потом заплакала. Говорит, что я её предал ради жены.
Елена вздохнула, обняла его.
– Прости, что тебе из-за меня приходится…
– Стоп, – он отстранился, посмотрел ей в глаза. – Не из-за тебя. Из-за неё. Это она не может остановиться. Я устал быть между двух огней.
На следующий день началось странное.
Сначала позвонила тётя Люда – мамина подруга, с которой они виделись раз в пять лет.
– Леночка, – начала она осторожно, – ты прости, что лезу… Но Тамара Петровна вчера звонила. Говорит, у вас с Сергеем разлад, ты его из дома выгнала, он ко мне просится пожить…
Елена чуть не уронила телефон.
– Что?!
– Ну… я, конечно, сказала, что это ваши дела. Но она так плакала…
Потом написала одноклассница Сергея из параллельного класса:
«Привет, слышала, у вас с финансами совсем плохо. Если что – могу занять. Только, между нами,».
А потом – самое страшное – позвонила воспитательница из садика.
– Елена Андреевна, – голос был деликатный, но напряжённый, – к нам сегодня подходила бабушка Маши… Тамара Петровна. Спрашивала, не задерживаем ли мы оплату, всё ли в порядке с вашими взносами. Я, конечно, ничего не сказала, но… может, стоит поговорить?
Елена поблагодарила, положила трубку и села на пол в коридоре. Маша играла в комнате, напевая песенку из мультика. А у неё в голове крутилась одна мысль: это уже не сплетни. Это война.
Вечером она всё рассказала Сергею.
Он молчал долго. Очень долго. Потом встал, надел куртку.
– Куда ты? – спросила Елена.
– К ней. Сейчас.
– Один?
– Нет. С тобой.
Они снова поехали к Тамаре Петровне. Без звонка. Без предупреждения.
Свекровь открыла дверь в домашнем халате, с бигуди на голове. Увидела их – и глаза расширились.
– Вы чего среди ночи?
– Мы не ночью, мама, – жёстко сказал Сергей. – Мы сейчас. И это последний раз, когда мы приходим по-хорошему.
Тамара Петровна отступила в квартиру. Они вошли.
– Ты звонила в садик? – спросил Сергей без предисловий.
– Я… просто поинтересовалась…
– Ты рассказала тёте Люде, что я от жены ухожу?
– Сереженька, я…
– Ты всем говоришь, что мы в долгах и скоро на улице окажемся?
Тамара Петровна открыла рот, потом закрыла. Впервые за всё время она молчала.
– С этого момента, мама, – голос Сергея был тихий, но твёрдый, как сталь, – ты не подходишь к нашему ребёнку в садике. Не звонишь нашим знакомым. Не обсуждаешь нас ни с кем. Никогда.
– Но я же…
– Никаких «но». Либо ты прекращаешь – и мы остаёмся семьёй. Либо продолжаешь – и больше нас в твоей жизни не будет. Выбирай.
Тамара Петровна посмотрела на сына. Потом на Елену. В её глазах было всё: обида, страх, злость, растерянность.
– Ты… ты меня ставишь перед выбором? – прошептала она.
– Да, – ответил Сергей. – Потому что дальше так нельзя.
Свекровь вдруг села на табуретку в коридоре. Прямо в халате, с бигуди. И заплакала. Тихо. Без всхлипов. Просто слезы текли по щекам.
– Я же… я же для вас… – прошептала она.
Елена почувствовала, как сердце сжалось. Жалость – штука коварная. Но она промолчала.
Сергей присел перед матерью на корточки.
– Мам, мы любим тебя. Правда. Но ты нас разрушаешь. Понимаешь?
Тамара Петровна подняла глаза. В них было что-то новое. Не привычная уверенность. А страх. Настоящий.
– Я… я не хотела, – прошептала она. – Просто… боялась. Что вы без меня не справитесь. Что он… что ты, Сереженька, будешь несчастлив.
Сергей обнял её. Осторожно. Как будто боялся, что она разобьётся.
– Мы справляемся, мама. Уже давно.
Они уехали молча. В машине Елена спросила:
– Думаешь, дошло?
– Не знаю, – честно ответил Сергей. – Но если нет… тогда правда придётся выбирать.
Дома Елена долго не могла уснуть. Она лежала и думала: а вдруг завтра всё повторится? Вдруг Тамара Петровна решит, что «пережила» и снова начнёт?
И тут телефон Сергея завибрировал. Сообщение. От мамы.
Елена заглянула через плечо.
«Прости меня, сынок. И ты, Леночка, прости. Я всё поняла. Больше не буду. Обещаю».
Сергей переглянулся с женой.
– Веришь? – тихо спросила Елена.
– Хочу верить, – ответил он.
Но на следующий день пришло ещё одно сообщение. От той же тёти из Воронежа.
«Тамара Петровна звонила. Говорит, вы её выгнали из семьи. Просила передать, что она больна. Очень. И что ей, может быть, недолго осталось…»
Елена посмотрела на Сергея. Тот побледнел.
– Это уже шантаж, – прошептала она.
– Или правда, – тихо ответил он.
И в этот момент они оба поняли: всё только начинается.
– Ты поедешь к ней одна, – сказал Сергей утром, глядя в окно, где всё ещё моросил всё тот же ноябрьский дождь. – Я не могу. Если поеду – опять начну оправдывать, а потом всё по новой.
Елена молча кивнула. Она и сама понимала: если они приедут вдвоём, Тамара Петровна снова сыграет на сыновних чувствах, и Сергей растает. А ей сейчас нужно было твёрдое «нет», а не очередное «ну ладно, мамочка, только в последний раз».
Она собралась быстро. Тёплое пальто, шарф, который свекровь когда-то подарила на день рождения и который Елена всё-таки носила – красивый был, греет хорошо. Даже подумала мельком: вот ведь ирония.
Дверь открыла сама Тамара Петровна. Бледная, в старом халате, глаза красные. Увидев Елену одну, явно растерялась.
– А Сереженька где?
– Дома, – коротко ответила Елена и прошла в квартиру, не спрашивая разрешения.
На кухне пахло валерьянкой и вчерашним борщом. Свекровь суетилась, ставила чайник, доставала чашки – всё как обычно. Только руки дрожали.
– Садись, Леночка, – сказала она тихо. – Сейчас чайку попьём…
– Не будем, Тамара Петровна, – Елена осталась стоять. – Я ненадолго.
Свекровь замерла с чайной ложкой в руке.
– Ты… из-за того сообщения? Я не хотела пугать. Просто… мне правда плохо стало ночью. Давление…
– Я верю, что плохо, – спокойно ответила Елена. – Но я также знаю, что вчера вы звонили тёте из Воронежа и сказали, что вам «недолго осталось». И ещё двум людям. Это уже не давление, это манипуляция.
Тамара Петровна опустила глаза.
– Я просто… испугалась, что вы меня совсем вычеркнете.
– Мы не вычеркиваем, – Елена сделала шаг вперёд. – Мы просим одного: не лезть в наши деньги, не рассказывать про нас небылицы и не использовать болезнь как оружие. Всё.
Свекровь молчала. Долго. Потом подняла взгляд – и в нём впервые не было ни обиды, ни упрямства. Только усталость.
– Я всю жизнь так жила, Леночка, – сказала она тихо. – Сначала за отцом Сергея следила, чтобы не пил, чтобы деньги домой нёс. Потом за сыном. Я думала, если отпущу – всё развалится. А оказывается… я сама всё и разваливаю.
Елена не ожидала таких слов. Она готовилась к скандалу, к слезам, к «вы меня не любите». А тут – признание.
– Я не знаю, как по-другому, – продолжала Тамара Петровна, голос дрожал. – Мне шестьдесят восемь лет. В моём возрасте уже поздно учиться.
– Не поздно, – мягко сказала Елена и впервые за всё время присела напротив. – Просто страшно. Я понимаю.
Свекровь посмотрела на неё удивлённо.
– Ты… понимаешь?
– Конечно. Я тоже боюсь. Что Маша вырастет и скажет: «Мама, не лезь в мою жизнь». И я буду сидеть одна и думать, где ошиблась. Но я уже сейчас учусь: спрашивать, а не указывать. Предлагать, а не требовать.
Тамара Петровна молчала, глядя в стол. Потом вдруг протянула руку и накрыла ладонью руку Елены.
– Прости меня, доченька, – сказала она, и слово «доченька» прозвучало так искренне, что у Елены защипало в глазах. – Я правда не хотела зла. Просто не умела по-другому.
Елена не отдёрнула руку.
– Я тоже прощу, – сказала она. – Но при одном условии.
– При каком?
– Больше ни слова про наши деньги. Ни соседям, ни родственникам, ни в поликлинике. Никаких «они в долгах», «она транжира», «я им помогала». Ничего. Если захотите поговорить о финансах – только с нами. Лично. И только если мы сами начнём разговор.
Тамара Петровна кивнула.
– Обещаю, – сказала она и впервые за долгое время улыбнулась – слабо, но по-настоящему. – Слово даю.
Елена встала.
– И ещё. Приходите в воскресенье на обед. Маша соскучилась. Мы приготовим ваше любимое рагу с черносливом.
Свекровь подняла глаза – в них стояли слёзы, но уже другие.
– Правда можно?
– Правда, – Елена улыбнулась. – Только без советов, как правильно мясо резать, ладно?
Тамара Петровна рассмеялась – тихо, смущённо.
– Постараюсь.
Дома Елена рассказала Сергею всё до мелочей. Он слушал, не перебивая, а потом просто обнял её так крепко, что дыхание перехватило.
– Ты невероятная, – прошептал он ей в волосы.
– Мы вместе невероятные, – ответила она.
В воскресенье Тамара Петровна пришла с огромным букетом хризантем и коробкой конфет для Маши. И – чудо из чудес – ни разу за весь обед не сказала ни слова о деньгах, о том, сколько стоит мясо и почему картошку надо резать крупнее.
Она просто сидела, смотрела, как Маша рисует ей открытку, как Сергей подливает чай, как Елена ставит на стол пирог – и улыбалась. Тихо и счастливо.
А когда уходила, обняла Елену в прихожей и шепнула:
– Спасибо, что не вычеркнула старуху.
– Мы вас любим, Тамара Петровна, – ответила Елена. – Просто по-своему.
Свекровь кивнула, вытерла слезинку и ушла.
С тех пор прошло полгода.
Тамара Петровна иногда звонит – спросить, как дела, не надо ли посидеть с Машей, когда они с Сергеем идут в театр. Иногда приносит пирожки. Иногда просто заходит на чай.
И ни разу – ни единого раза – не спросила, сколько стоила новая куртка Елены или куда они собрались в отпуск.
А если кто-то из старых знакомых заводит разговор про «молодых, которые всё просаживают», она теперь говорит одно:
– Не знаю, не видела. У них всё хорошо. И слава богу.
И улыбается. Спокойно и светло.
А Елена наконец-то поняла: границы – это не стены. Это двери, которые можно открывать, когда внутри становится тесно от любви. Главное – научиться открывать их вовремя. И с правильной стороны.
Рекомендуем: