– Что? – переспросил Сергей, и в его голосе прозвучало не столько удивление, сколько растерянность, словно он ожидал совсем другой реакции. Он стоял посреди гостиной, сжимая в руке бокал с недопитым шампанским, и смотрел на Ольгу так, будто она только что произнесла заклинание на неизвестном языке.
Ольга не шелохнулась. Она сидела на диване, поджав ноги под себя, и её пальцы легко перебирали край вязаного пледа, который накинула на плечи. За окном, за тяжёлыми шторами, Москва готовилось к Новому году – где-то вдалеке слышался гул фейерверков, смех прохожих, и в воздухе витал лёгкий запах снега и мандаринов. Но в их квартире, в этой уютной, но вдруг ставшей такой тесной гостиной, царила тишина, прерываемая только тихим тиканьем настенных часов.
– Ты слышал, – спокойно ответила она, поднимая на него глаза. В них не было ни слёз, ни ярости – только тихая, почти философская ясность, которая пугала Сергея больше, чем любой скандал. – Если у тебя есть кто-то, с кем ты хочешь встретить праздник, то иди. Я не буду держать тебя силой. Это наш последний вечер вместе, если так решишь.
Сергей поставил бокал на столик, и хрусталь звякнул о дерево громче, чем следовало. Он прошёл по комнате, остановился у окна и раздвинул шторы. Снег падал мягкими хлопьями, укрывая крыши домов белым покрывалом, а внизу, на улице, мелькали огни гирлянд. Новый год. Их двенадцатый Новый год вместе. Или уже предпоследний? Он не знал, что сказать. В голове крутились фразы, которые он репетировал мысленно всю неделю: "Ольга, прости, я запутался", "Это не то, что ты думаешь", "Давай поговорим спокойно". Но её слова... они выбили почву из-под ног.
– Ты серьёзно? – наконец выдавил он, поворачиваясь к ней. Его лицо, обычно такое уверенное, с лёгкой щетиной и тёплой улыбкой, сейчас казалось бледным в свете лампы. – Ты просто... отпустишь меня? Без криков, без сцен? Как будто я ухожу в магазин за хлебом?
Ольга чуть улыбнулась – уголком губ, без тепла, но и без горечи.
– А зачем кричать? – спросила она мягко. – Ты же пришёл не за этим. Ты пришёл сказать правду, и я её услышала. Теперь мой черёд. Я не стану устраивать цирк, Серёжа. Не для себя, не для тебя. Если твоё сердце уже там, с ней, то что толку цепляться? Иди. Празднуй, как хочешь. А я... я встречу год одна. С книгой, с чаем. Или с подругами, если позвонят.
Сергей сел напротив неё, в кресло, которое всегда считал своим – то самое, с потёртыми подлокотниками, купленное на их первом совместном блошином рынке. Он потёр виски, пытаясь собраться с мыслями. Всё пошло не так. Он представлял себе слёзы, упрёки, может, даже угрозы – что угодно, только не это спокойствие. Ольга всегда была такой: тихой, но крепкой, как корень старого дуба. В их браке она была той, кто держал дом в порядке, кто мирил его с родителями после ссор, кто вставала в пять утра, чтобы приготовить кофе перед его вылетом в очередную командировку. А он... он был тем, кто летал, зарабатывал, мечтал о большем. И где-то по пути, в вихре встреч и вечеринок, появилась она – Катя. Молодая, яркая, с смехом, который звенел, как колокольчик, и глазами, полными обещаний. Катя не знала о его жизни, о двенадцати годах брака, о той рутине, которая иногда душила, как тесный галстук. И вот теперь, в канун Нового года, он стоял на распутье, а Ольга... отпускала.
– Олю, – начал он осторожно, наклоняясь вперёд, – это не так просто. Я не хочу уходить насовсем. Просто... всё накопилось. Работа, стресс. Ты же знаешь, как я вымотался в этом году. А Катя... она просто коллега. Мы болтаем, смеёмся. Ничего серьёзного.
Ольга кивнула, но в её глазах мелькнуло что-то острое, как укол иглы.
– Коллега, которая пишет тебе по ночам? – спросила она тихо. – Которая звонит, когда я в ванной, и ты отвечаешь шёпотом? Серёжа, я не слепая. И не дура. Я видела, как ты меняешься. Как смотришь в телефон, вместо того чтобы на меня. Как приходишь поздно, с запахом чужих духов. Но я молчала. Думала, пройдёт. А теперь... Новый год. Символ. Если ты хочешь быть с ней под бой курантов, то будь. Я не буду той, кто мешает.
Сергей почувствовал, как внутри что-то сжимается. Он встал, подошёл к ней и опустился на корточки, взяв её руки в свои. Они были холодными – всегда такими, когда она нервничала, хотя сейчас казались спокойными.
– Олю, пожалуйста. Давай не сейчас. Не в такой вечер. Мы могли бы... поужинать, посмотреть "Иронию судьбы", как раньше. Утром поговорим. Я обещаю.
Она высвободила руки мягко, но твёрдо.
– Нет, Серёжа. Если не сейчас, то когда? Утро первого января – это уже новый год. Новые обещания, которые ты не выполнишь. Я устала от "утром". Устала ждать, пока ты решишь. Иди, если хочешь. Дверь открыта.
Он поднялся, чувствуя себя раздавленным. В голове вихрем кружились воспоминания: их первая встреча на корпоративе, где она, скромная бухгалтерша, танцевала так легко, словно не замечала его взгляда; свадьба в маленьком загсе, с дождём за окном и шампанским из пластиковых стаканчиков; рождение сына, которого они потеряли слишком рано, и как они держались друг за друга в той больнице, обещая никогда не сдаваться. А потом – годы, полные тепла, но и усталости. Она работала на двух работах, чтобы оплатить его курсы, он обещал "скоро прорвёмся". И прорвались – он стал менеджером в большой фирме, она осталась дома, чтобы растить их дочь Аню, которая теперь училась в институте и жила в общаге. Аня... что скажет Аня? Но сейчас это было не главное. Главное – эта женщина перед ним, которая смотрела на него с такой тихой силой, что он вдруг почувствовал себя маленьким.
– Ты правда меня отпускаешь? – спросил он хрипло. – Без борьбы?
– Борьба – это когда оба хотят, – ответила Ольга. – А я.. я хочу уважать себя. И тебя. Если любовь ушла, то зачем цепляться? Иди. Может, это и к лучшему. Для всех.
Сергей молчал. В этот момент зазвонил телефон – его телефон. Он лежал на столе, экран светился: "Катя". Он не стал брать. Пусть подождёт. Пусть весь мир подождёт. Он смотрел на Ольгу, и в груди росло странное чувство – смесь вины, нежности и... облегчения? Нет, не облегчения. Страха. Страха потерять то, что было основой его жизни.
– Ладно, – сказал он наконец, беря куртку с вешалки. – Я.. подышу воздухом. Вернусь через час. Подумаю.
Ольга кивнула, не вставая.
– Думай. А я пока уберу со стола. С Новым годом, Серёжа. Что бы ни было.
Дверь за ним закрылась тихо, почти без щелчка. Ольга осталась одна. Она встала, подошла к окну и посмотрела, как он идёт по двору, сутулясь под снегом. Фигура его казалась такой знакомой – широкие плечи, чуть прихрамывающая походка после той старой травмы. Она прижалась лбом к холодному стеклу, и слёзы, которые держала в себе весь вечер, наконец потекли. Не от боли – от грусти. От того, что всё могло быть иначе. Но она не станет умолять. Не станет. Она – Ольга. Мать, жена, женщина, которая научилась жить не только для других.
Сергей шёл по заснеженной улице, не чувствуя холода. Снег скрипел под ботинками, фонари отбрасывали жёлтые круги света, а в воздухе пахло дымом от салютов – кто-то уже запускал первые петарды. Он достал телефон, но не позвонил Кате. Вместо этого набрал номер Ани – дочери. Она ответила сразу, с шумом музыки на фоне.
– Пап? С Новым! Ты где? Мы с ребятами в общаге, салют смотрим.
– Ань, привет, солнышко, – сказал он, стараясь звучать бодро. – Просто гуляю. Мама как?
– Мам? Нормально, наверное. Сказала, что вы вдвоём уютно встретите. А ты чего один? Ссора?
Он остановился у скамейки, сел, уткнувшись в воротник куртки.
– Нет, не ссора. Просто... поговорили. О нас. О семье.
Аня помолчала – она всегда чувствовала, когда что-то не так.
– Пап, ты в порядке? Голос странный.
– Всё хорошо, – соврал он. – Просто думаю. Ты маму любишь?
– Конечно! Она же лучшая. А что, опять эти твои командировки? Или... подожди, это из-за той тётки с работы? Я слышала от твоего друга дяди Вити.
Сергей вздрогнул. Аня всегда была прямолинейной, как мать.
– Откуда знаешь?
– Пап, я не маленькая. И интернет помнит всё. Но маме не говори, что я в курсе. Она и так грустит иногда. Слушай, вернись домой. Новый год – это про семью. А не про... приключения.
Он кивнул, хотя она не видела.
– Ты права, Ань. С Новым тебя. Люблю.
– И я тебя. И маму поцелуй от меня.
Он положил трубку и сидел ещё минут десять, глядя на снег. Аня права. Но Катя... Катя была как глоток свежего воздуха в душной комнате. С ней он чувствовал себя молодым, желанным. С ней не было разговоров о счетах, о ремонте, о том, как Аня сдает сессию. Только смех, флирт, обещания. Но обещания – это слова. А Ольга... Ольга была реальностью. Их реальностью.
Вернувшись домой, он тихо открыл дверь. Квартира встретила его тишиной и запахом чая с мятой. Ольга сидела за столом, листая старый фотоальбом. Она подняла голову, и в её глазах не было упрёка – только вопрос.
– Решил? – спросила она просто.
– Не знаю, – честно ответил он, снимая куртку. – Аня звонила. Сказала, чтоб я тебя поцеловал.
Ольга улыбнулась – теплее, чем раньше.
– Передам. Садись. Я налила тебе чай. И салат ещё не съела.
Они сидели за столом, и тишина между ними была не тяжёлой, а задумчивой. Сергей смотрел на неё – на морщинки у глаз, которые появились от смеха над его шутками; на руки, которые столько раз гладили его по спине в трудные дни; на губы, которые шептали "люблю" в их первую ночь. Как он мог забыть это?
– Олю, – начал он тихо, – расскажи мне... что ты чувствуешь. Правда.
Она отставила чашку, посмотрела в окно, где снег всё падал.
– Больно, – призналась она. – Конечно, больно. Двенадцать лет – это не шутка. Мы прошли через столько: потерю сына, твои переезды, мои слёзы по ночам, когда ты задерживался. Я думала, мы команда. А теперь... чувствую себя запасным игроком. Но знаешь, Серёжа, я не сломаюсь. У меня есть Аня, работа, подруги. И я.. я достойна большего, чем быть второй. Поэтому и сказала: иди. Если не со мной – то с чистой совестью.
Её слова ударили, как пощёчина – мягкая, но точная. Сергей потянулся через стол, взял её руку.
– Ты не запасная. Никогда не была. Я.. я идиот. Запутался в себе. В этой рутине. Катя – она как отвлечение. Но без тебя... без тебя ничего нет.
Ольга не отняла руку, но и не сжала его пальцы.
– Тогда докажи. Не словами. А дела. Новый год – время чудес, говорят. Посмотрим, какое чудо случится у нас.
Они просидели так до полуночи. Телефон Сергея звонил дважды – Катя, но он не ответил. Вместо этого они открыли бутылку шампанского, чокнулись без тоста – просто глазами. Бой курантов застал их за окном: снег искрился под фейерверками, город сиял, а в их гостиной, впервые за вечер, зажглась гирлянда на ёлке. Ольга обняла его – легко, как в первый раз.
– С Новым годом, – прошептала она.
– С Новым, – ответил он, и в этот момент поверил, что всё наладится.
Но утро первого января принесло не праздник, а звонок. Сергей проснулся от вибрации телефона – незнакомый номер. Он потянулся, Ольга ещё спала рядом, её дыхание ровное, спокойное. Номер был из другого города – Питер. Он ответил, и голос на том конце – женский, взволнованный – ударил, как гром.
– Сергей Иванович? Это Тамара Петровна, из больницы Святого Георгия. Вы родственник Ольги Сергеевны? Её сестра?
Сергей сел в постели, сердце заколотилось.
– Да, муж. Что случилось?
– Она в реанимации. Авария на трассе. Ехала к вам в Москву, с дочерью. Ваша Ольга... она просила передать: "Скажи Серёже, что люблю". Приезжайте скорее.
Мир остановился. Сергей посмотрел на Ольгу – спящую, мирную – и понял: это розыгрыш? Нет, голос был слишком реальным. Но как? Их Ольга здесь, с ним. Или... нет?
Он тряхнул её за плечо.
– Олю! Оля, проснись!
Она открыла глаза, сонно моргая.
– Что? Сколько времени?
– Сестра... авария... – слова путались.
Ольга села, бледнея.
– Какая сестра? У меня нет сестры. Что за бред?
Но телефон зазвонил снова – теперь от Ани. Дочь плакала.
– Папа! Бабушка... нет, тетя... подожди, это ошибка? Мама здесь? А почему звонят из Питера?
Сергей включил громкую связь, и голос Тамары Петровны повторил: авария, реанимация, "Скажи Серёже, что люблю".
Ольга замерла, её глаза расширились.
– Это... это не может быть. У меня нет сестры. Никогда не было.
Но в этот момент в дверь позвонили. Сергей, в пижаме, бросился открывать. На пороге стояла женщина – средних лет, с седеющими волосами, в старом пальто. За ней – полицейский в форме.
– Сергей? – спросила женщина дрожащим голосом. – Я.. я Ирина. Сестра Ольги. Мы не виделись двадцать лет. Но вчера... она позвонила. Сказала, что едет в Москву. К вам. С дочкой. И.. авария.
Ольга вышла в коридор, бледная как снег за окном.
– Сестра? – прошептала она. – Но... мама говорила, ты умерла. При родах.
Женщина заплакала, опираясь на стену.
– Нет. Мама солгала. Чтобы защитить. Я.. я была слишком молодой. Оставила тебя, уехала. А теперь... теперь я вернулась. Но слишком поздно?
Полицейский кашлянул.
– Гражданка Иванова, ваша... э-эх... тёзка в тяжёлом состоянии. Её дочь – подросток, тоже пострадала. Нужно опознание.
Ольга покачнулась, Сергей подхватил её.
– Это... это не я, – бормотала она. – Но... почему она ехала к нам? Что происходит?
Ирина достала из сумки фото – старая, выцветшая: две девочки, держащиеся за руки. Одна – Ольга, маленькая. Другая – вылитая она, только постарше.
– Она звала тебя. Сказала: "Сестра простит". И про мужа... про Сергея. Что Новый год – время для правды.
Сергей почувствовал, как земля уходит из-под ног. Ночь, разговор, "отпусти" – всё это было не про Катю? Или... про что-то большее? Ольга смотрела на фото, и слёзы текли по щекам.
– Я.. я должна поехать. Узнать.
Но в этот момент телефон Сергея снова ожил – сообщение от Кати: "С Новым! Жду тебя сегодня вечером. Всё будет по-нашему".
Он выключил телефон, но поздно – Ольга увидела. Её глаза потемнели.
– Значит, это правда. Иди к ней. А я.. я разберусь с этим кошмаром одна.
Сергей схватил её за руку.
– Нет! Мы вместе. Что бы ни было.
Но дверь лифта открылась, и полицейский жестом пригласил следовать. Новый год начался – с тайны, с боли, с выбора, который мог разрушить всё. Или... спасти?
Ольга сидела в машине полицейского, вцепившись в сумочку, как в спасательный круг. Сергей рядом – молча, сжимая руль, хотя ехал не он, а сержант за рулём. Ирина – сестра? – устроилась сзади, тихо всхлипывая в платок. Снег хлестал по стеклу, дворники скрипели ритмично, а Москва, праздничная и равнодушная, проносилась мимо: гирлянды в окнах, смех из кафе, дети с хлопушками. Никто не знал, что в этой машине – целая жизнь, перевернутая вверх дном.
– Расскажи, – попросила Ольга тихо, не оборачиваясь. – Всё. С начала.
Ирина шмыгнула носом.
– Я... родилась раньше тебя. На три года. Мама... она была одна, работала на фабрике. Отец ушёл, когда меня ждала. А потом – ты. Мы были счастливы, Оленька. Помнишь, как мы играли в прятки в коммуналке? Ты всегда находила меня первой.
Ольга кивнула – воспоминание мелькнуло: тёмный чулан, запах пыли и смех сестры.
– Помню. Но потом... мама сказала, ты умерла. Я плакала месяцами. Думала, это моя вина – что не поделилась игрушкой.
Ирина вздохнула.
– Я не умерла. Просто... я была трудной. В школе драки, компания плохая. В пятнадцать забеременела. От парня, который обещал жениться, а потом исчез. Мама разозлилась. Сказала: "Уходи, не позорь сестру". Я уехала в Питер, к тётке. Родила дочку – Лену. Сказала маме, что всё хорошо. Но потом... потеряла связь. Мама умерла, не простив. А я... жила. Работала медсестрой, растила Лену. Она теперь студентка. Вчера... вчера мы говорили с твоей... с нашей мамой по телефону? Нет, с тобой. Ты звонила? Нет, подожди...
Ольга повернулась, глаза полные вопросов.
– Я не звонила. Никогда.
Сергей бросил взгляд через плечо.
– Может, ошибка? Номер?
Ирина покачала головой, доставая телефон – старый, потрёпанный.
– Голос твой. "Ира, прости. Я узнала правду. Еду к тебе. С дочкой. Новый год – время мириться".
Ольга замерла. Её голос? Но она была дома. С Сергеем. Разговор о разводе... или нет? Голова закружилась.
– Это... подделка? Кто-то шутит?
Полицейский кашлянул.
– Гражданка, авария серьёзная. Женщина средних лет, паспорт на имя Ольга Сергеевна Иванова. Дочь – Елена, семнадцать лет. Фото совпадает с вашим... э-эх... описанием.
Он показал планшет: фото из больницы. Женщина на носилках – лицо в бинтах, но глаза... глаза Ольги. Те же, серо-зелёные, с лёгкой грустью. Рядом – девушка, бледная, с длинными волосами.
Сергей резко затормозил – нет, сержант.
– Стоп! Это... это я? Нет, это... кто?
Ирина заплакала громче.
– Это ты, Оленька. Мама сказала, вы как близнецы. Я увидела фото в соцсетях – твои, с Аней. И поверила. А вчера... звонок. Голос твой. "Сестра, прости. Еду мириться".
Ольга закрыла глаза. Воспоминания нахлынули: детство без сестры, пустая комната, мамины слёзы. Она всегда чувствовала – что-то не так. Пробелы в рассказах. А теперь – это. Двойник? Близнец? Но как?
– Остановите, – попросила она. – Мне... воздуха.
Машина припарковалась у обочины. Ольга вышла, вдохнула морозный воздух. Сергей последовал, обнял.
– Олю, дыши. Мы разберёмся.
– Как? – прошептала она. – Если это я.. там. В больнице. А я здесь. С тобой. И с этой... правдой про нас.
Он поцеловал её в висок.
– Правда про нас – это мы. Не какая-то авария. Я никуда не уйду. Клянусь.
Но телефон в кармане завибрировал – Катя снова. "Где ты? Жду. С платьем под ёлкой ;)".
Ольга увидела уведомление, отстранилась.
– Иди. Разберись с ней. А я.. поеду одна. Это моя тайна. Моя семья.
Сергей покачал головой.
– Нет. Мы вместе. Всегда.
Они вернулись в машину. Ирина смотрела на них сзади, вытирая слёзы.
– Она... твоя копия. Мама всегда говорила: "Вторая Ольга – это судьба". Может, так и есть. Судьба нашла тебя.
Больница встретила их белыми стенами и запахом дезинфекции. В коридоре реанимации – суета: врачи, мониторы, тихий писк аппаратов. Врач – пожилой, с усталыми глазами – вышел к ним.
– Родственники Ивановой?
– Да, – кивнула Ольга. – Я.. она.
Врач нахмурился.
– Близнец? Редко. Но паспорт... совпадает. Женщина в коме. Травма головы, переломы. Дочь – легче, сломано бедро. Обе... выживут, надеемся. Но нужно ДНК. Для документов.
Ольга вошла в палату первой. Женщина на койке – она. Старше на годы, но лицо... её лицо. Шрам на щеке – от той детской драки? Волосы седеющие – как у мамы в конце. Рядом – кровать с девушкой: Лена. Красивая, с теми же глазами.
Лена открыла глаза, увидела Ольгу – и ахнула.
– Мама? Ты... жива? Врач сказал...
Ольга подошла, взяла её руку.
– Я.. не мама. Но... сестра. Тётя. Оля.
Лена заплакала.
– Она... рассказывала. Про сестру. Которую потеряла. Звонила вчера: "Лен, едем мириться. В Москву. К семье".
Сергей стоял в дверях, бледный. Всё смешалось: его измена, тайна Ольги, эта женщина – копия жены. Новый год – время правды. Но какая правда?
Вечером, когда они вернулись домой – все трое, с Ириной, которая отказалась уходить, – Ольга села за кухонный стол. Чай остывал, салат от вчера так и стоял.
– Расскажи, – попросила она Сергея. – Про неё. Про Катю. Всё.
Он сел напротив, Ирина – в углу, тихо.
– Это... ничего. Флирт. На работе. Она младше, смеётся. Я думал – кризис среднего возраста. Но после ночи... после твоих слов... понял. Ты – моя жизнь. Без тебя – пусто.
Ольга кивнула.
– А эта... моя копия. Ольга. Она звала меня. Почему?
Ирина достала письмо – старое, пожелтевшее.
– От мамы. Перед смертью. "Ире – прости. Оле – найди сестру. Вы – одна".
Слёзы потекли. Сергей обнял Ольгу.
– Мы найдём. Вместе.
Но телефон зазвонил – Аня.
– Пап, мам! Что за новости? В инете пишут про аварию близнецов в Москве. Это... правда?
Ольга взяла трубку.
– Да, солнышко. Правда. Приезжай. У нас... новая семья.
Ночь опустилась на город. Фейерверки догорали, снег укрывал следы. Но в квартире – свет. Разговоры. Правда, которая жгла, но и исцеляла. Сергей смотрел на Ольгу – на эту сильную женщину, которая отпустила его, чтобы он вернулся сам. И понял: Новый год – не конец. Начало. Но что ждёт завтра? Близнец в коме, дочь-подросток, тайны прошлого. И Катя, которая не сдастся.
Утро второго января ворвалось в квартиру серым светом, пробивающимся сквозь неплотно задернутые шторы. Ольга проснулась первой, как всегда, – привычка, выработанная годами, когда нужно было вставать до рассвета, чтобы успеть с делами. Рядом, на диване в гостиной, который они вчера расстелили для Ирины, спала сестра – или та, кого теперь приходилось называть сестрой. Её лицо, сморщенное усталостью, казалось таким родным и чужим одновременно: те же скулы, тот же изгиб бровей, только морщины глубже, а волосы короче, с проседью. Ольга тихо встала, накинула халат и прошла на кухню. Чайник заурчал, наполняя воздух ароматом заварки, и она позволила себе минуту тишины – просто смотреть в окно, где снег всё ещё кружил, как будто Новый год не кончился, а только затих перед новой бурей.
Сергей появился следом, босиком, в той же рубашке, что и вчера. Его глаза были красными от бессонницы, но в них горел какой-то новый огонь – не тот, что от вины или растерянности, а от решимости. Он обнял Ольгу сзади, прижавшись щекой к её плечу, и прошептал:
– Доброе утро. Как спалось?
Она повернулась в его объятиях, положила ладонь на грудь, чувствуя ровный ритм сердца.
– Как в полусне. А ты?
– То же. Думал всю ночь. О нас. О ней. О Лене.
Ольга кивнула, не спрашивая подробностей. Вчерашний вечер растянулся в бесконечный разговор: Ирина рассказала о своей жизни в Питере – о медсестринской работе, которая выматывала, но держала на плаву; о Лене, которая мечтала о журналистике и теперь лежала в той же палате, с гипсом на ноге и страхом в глазах; о том, как она, Ирина, нашла Ольгины фото в сети и решилась написать, но не успела – звонок пришёл сам, от "голоса Ольги". Они все трое – Ольга, Сергей и Ирина – сидели за кухонным столом до глубокой ночи, перебирая осколки прошлого: мамины письма, старые фото, которые Ирина привезла в потрёпанной сумке. Оказалось, мама не просто солгала – она спрятала правду, чтобы защитить младшую дочь от "грехов" старшей. "Ты будешь жить чисто, без теней", – писала она в том пожелтевшем конверте. Но тени вернулись, как бумеранг, в виде аварии на трассе.
– Что будем делать сегодня? – спросила Ольга, наливая ему чай. – Ехать в больницу?
Сергей кивнул, беря чашку.
– Да. И поговорить с врачом о ДНК. А потом... я должен разобраться с Катей. Окончательно.
Ольга замерла на миг, но не от ревности – от усталости. Вчера, увидев сообщение, она не взорвалась, как могла бы раньше. Просто сказала: "Разберись". И он разобрался – выключил телефон, оставил его на зарядке. Но утро принесло ясность: правда не кончается одним разговором.
– Хорошо, – ответила она спокойно. – Только не тяни. Лена и... вторая Ольга ждут. А мы – тоже.
Ирина вышла из гостиной, потирая глаза, и села за стол, неуклюже пытаясь влиться в эту интимную паузу.
– Извините, если помешала. Просто... не спалось. Думала о ней. О нашей... о той Ольге. Врач сказал, кома стабильная, но, когда очнётся – неизвестно.
Ольга протянула ей чашку.
– Пей. И зови меня просто Олей. Мы же сёстры, в конце концов. Даже если жизнь нас разлучила на двадцать лет.
Ирина улыбнулась – слабо, но искренне.
– Олей. Красиво звучит. А я... Ира. Просто Ира. Знаешь, вчера, когда увидела тебя в больнице, подумала: вот оно, зеркало. Мама говорила, вы как две капли. Но ты... ты светлее. Как будто впитала всю нашу общую юность.
Они говорили тихо, пока Сергей мыл посуду – редкое для него зрелище, но сегодня он двигался с какой-то новой энергией, словно искупал вчерашние грехи. Аня приехала к полудню, с рюкзаком и глазами, полными вопросов. Дочь обняла мать крепко, потом отца, и даже Ирину – осторожно, как гостью, но с теплотой.
– Мам, это правда? «Близнец?» —спросила она, усаживаясь за стол. – В инете уже пишут: "Таинственная авария близнецов под Москвой". Люди фантазируют – то шпионский роман, то семейная драма.
Ольга рассмеялась – впервые за эти дни по-настоящему.
– Драма, солнышко. Обычная семейная. Но наша. Поехали с нами в больницу? Лена – ровесница твоя почти. Может, подружитесь.
Аня кивнула, и в её глазах мелькнуло любопытство – то самое, что всегда спасало их семью в трудные моменты.
Больница встретила их знакомым запахом – стерильным, но уже не таким пугающим. Врач, тот же пожилой мужчина, провёл их в кабинет, где на столе лежали результаты: "ДНК-совпадение 99,9%. Сёстры-близнецы". Ольга взяла бумагу в руки, и пальцы слегка дрожали. Близнецы. Не просто сёстры – идентичные. Разлучённые при рождении? Нет, Ирина объяснила: мама родила двойню, но старшую, Ольгу-вторую, отдала в детдом на время, пока не встала на ноги. Потом забрала обеих, но жизнь разлучила их снова – Ирина уехала рано, а младшая Ольга выросла в тени лжи. "Чтобы не повторять ошибок", – шептала мама перед смертью.
– Она очнулась? – спросила Ольга, возвращая бумагу.
Врач покачал головой.
– Пока нет. Но прогноз хороший. Дочь её, Лена, уже спрашивает о вас. Хочет историю услышать.
Они вошли в палату. Лена сидела на кровати, с ногой в лубке, и листала журнал. Увидев Ольгу, она улыбнулась – той же улыбкой, что у Ани в детстве.
– Тётя Оля? – спросила она тихо. – Мама... она шептала про вас. "Сестра простит. Новый год – прощение".
Ольга села на край кровати, взяла руку девушки – тонкую, с синяками от аварии.
– Расскажи мне о ней. О твоей маме. О нашей маме... нет, о ней.
Лена вздохнула, глаза заблестели.
– Она всегда была загадкой. Работала бухгалтером, как вы, – улыбнулась она, кивая на Ольгу. – В маленькой фирме в Питере. Говорила мало о прошлом. Только: "У меня сестра есть, но потерялась". А в Новый год... вчера... она вдруг собрала вещи. "Лен, едем в Москву. К семье. К сестре и её мужу". Я думала, шутит. А она – серьёзно. Сказала, что узнала правду от какой-то подруги мамы. И поехала. Мы выехали вечером, на поезде, но потом переселились на машину – подруга подвезла. И.. лёд на дороге. Водитель уснул.
Слёзы потекли по щекам Лены, и Аня, сидевшая рядом, обняла её – естественно, как сестру.
– Мы подождём, – сказала Аня мягко. – Вместе. Расскажи о Питере. Я там ни разу не была.
Разговор потёк – о Невском, о белых ночах, о том, как Лена пишет статьи для студенческой газеты. Сергей стоял в дверях, слушая, и чувствовал, как внутри что-то тает. Эта сцена – женщины, похожие на Ольгу, как эхо; Аня, их дочь, мостик между мирами; Ирина, тихая опора. А он? Он был тем, кто чуть не сломал это всё ради минутного порыва.
Вечером, вернувшись домой, Сергей оставил женщин разбираться с ужином – Аня и Ирина взялись за салат, хихикая над рецептами, – и ушёл в спальню. Телефон лежал на тумбочке, заряженный, с несколькими пропущенными от Кати. Он набрал её номер, и сердце стучало, как перед прыжком.
– Серёжа? – голос Кати был лёгким, игривым, как всегда. – Наконец-то! С Новым! Я ждала тебя вчера, нарядилась, шампанское открыла. А ты... пропал.
Он сел на кровать, глядя на фото на стене – их с Ольгой свадьба, она в простом белом платье, он с цветком в петлице.
– Катя, прости. Я не приеду. Никогда.
Пауза на том конце была долгой, потом – смех, нервный.
– Что? Шутка? После всех этих сообщений, намёков? Ты же говорил, что устал от рутины, что хочешь свежести...
– Хотел, – ответил он честно. – Но понял: рутина – это мы. Двенадцать лет. Дочь. Дом. А свежесть... она проходит. Как дым. Я люблю Ольгу. Всегда любил. Просто... забыл на миг.
Катя замолчала, потом голос её стал жёстче.
– Забыл? А я? Я что, просто развлечение?
– Нет, – сказал он мягко. – Ты была искрой. Но огонь – дома. Прости. И.. удачи. Ты заслуживаешь кого-то, кто увидит в тебе не побег, а жизнь.
Она вздохнула, и в трубке послышался шорох – наверное, она села.
– Ладно. Больно, но... понимаю. С Новым, Серёжа. И Ольге привет.
Он положил трубку, и облегчение накрыло волной. Не месть, не скандал – просто конец. Чистый, как снег за окном.
В кухне шумели голоса: Аня рассказывала Ирине о институте, Ольга резала овощи, напевая под нос старую песню – ту, что пели на их свадьбе. Сергей вошёл, и все повернулись.
– Всё в порядке? – спросила Ольга, вытирая руки.
– Да, – улыбнулся он. – Разобрался. Теперь – только мы.
Она кивнула, и в её глазах мелькнуло облегчение – не вопрос, а благодарность.
Прошли дни – январь тянулся лениво, с оттепелями и новыми снегопадами. Ольга-вторая очнулась на третий день: сначала моргнула, потом прошептала "Оля?", увидев сестру у койки. Они говорили часами – о маме, о потерянных годах, о том, как жизнь повторяет узоры, как кружево. "Я звала тебя, – сказала она слабым голосом. – В мечтах. А Новый год... подтолкнул. Узнала от подруги – правду. И поехала. Чтобы сказать: прости. И спасибо – за то, что жила светло, за нас обеих".
Лена выписалась первой, и Аня взяла её под крыло: показали Москву, с катком на Красной площади, с блинами в кафе. Девушки сблизились быстро – как сёстры, которых судьба подарила внезапно. Ирина осталась в Москве, сняла комнату неподалёку: "Не хочу снова потерять". Она нашла работу в клинике, а вечерами приходила в гости – с пирогами, с рассказами о Питере, с тихой мудростью, которую годы выточили, как река камень.
Сергей изменился незаметно, но глубоко: стал чаще звонить Ольге днём, просто так; взял на себя счета, чтобы она могла подумать о новой работе – не бухгалтерской, а той, о чём мечтала в молодости, о дизайне. "Ты отпустила меня, – сказал он однажды, вечером, когда они гуляли по парку, держась за руки. – И я вернулся. Не из вины. Из любви".
Ольга улыбнулась, прижимаясь к его плечу.
– Я не отпустила. Я дала выбор. Тебе – и себе. А Новый год... он принёс не конец, а начало. Семью. Настоящую.
Аня и Лена стали неразлучны: переписывались ночами, планировали поездку в Питер летом. "Две Ольги – это сила", – шутила Аня, а Лена добавляла: "И две сестры – вдвойне". Ирина наблюдала за ними с тихой радостью, иногда вытирая слезу: "Мама бы гордилась. Мы – целое".
Весна пришла рано – с проталинами и первым зелёным туманом на деревьях. Ольга-вторая выписалась, и они все собрались у Ольгиных: большой стол, салаты, тосты. Сергей поднял бокал:
– За правду. За прощение. За нас – тех, кого жизнь разлучила и собрала заново.
Ольга чокнулась с ним, потом с сестрой – той, что была зеркалом, но с другой историей.
– За силу, – сказала она тихо. – Ту, что внутри. Которая не держит, а отпускает. Чтобы полететь выше.
Ночь опустилась мягко, с звёздами над крышами. В квартире свет, смех, тепло. Новый год кончился, но его магия осталась – в узах, что крепче стали; в любви, что пережила бури; в семье, которая выросла, как дерево из семечка. Ольга смотрела на Сергея через стол – на мужчину, которого чуть не потеряла, но нашла заново. И подумала: иногда, чтобы удержать, нужно отпустить. А иногда – просто поверить. В себя. В них. В завтра.
Прошёл месяц, и жизнь вошла в русло – новое, шире прежнего. Ольга устроилась в маленькую студию дизайна: рисовала эскизы для тканей, с узорами, вдохновлёнными снегом и звёздами. "Ты всегда была творческой, – говорила Ирина, заходя в гости с кофе. – Просто прятала под цифрами". Сергей поддерживал: брал на себя ужины, звонил по вечерам, если задерживался. Катя ушла из компании – тихо, без драм, оставив после себя только воспоминание, как осенний лист.
Однажды, в апреле, когда сады расцвели вишнями, Ольга получила письмо – от Ольги-второй, уже вернувшейся в Питер с Леной. "Дорогая сестра, – писала она ровным почерком. – Спасибо за Новый год. За то, что стала моим зеркалом. Я нашла работу получше, Лена сдает экзамены на отлично. Приезжайте летом – увидимся. И прости за вторжение. Но без него... мы бы не нашли друг друга".
Ольга сложила письмо, улыбнулась. Вечером, за ужином, рассказала всем. Аня кивнула: "Едем! Покажу Лене Кремль". Ирина добавила: "И я с вами. Семья – это не адрес, а нити".
Сергей смотрел на них – на эту мозаику, что сложилась из осколков, – и чувствовал полноту. "Ты спасла нас, – шепнул он Ольге позже, в постели. – Своим 'иди'. Без него я бы не понял".
Она повернулась к нему, поцеловала.
– Мы спасли. Вместе. А теперь – спи. Завтра новый день.
И он заснул, с её рукой в своей, зная: впереди – не бури, а горизонты. Широкие, как небо над Москвой.
Лето пришло жарким, с пыльцой в воздухе и запахом свежей травы. Они поехали в Питер – все вместе, на поезде, с корзиной снеди и смехом в вагоне. Ольга-вторая встречала на перроне: уже окрепшая, с улыбкой, что освещала лицо. Лена обняла Аню, как давнюю подругу, Ирина расплакалась тихо, обнимая сестру. Сергей нёс сумки, чувствуя себя частью чего-то большего – не просто мужем, а опорой.
Они гуляли по каналам, ели блины у Невы, говорили до ночи. "Мы – четверо сестёр, – шутила Ольга, глядя на Аню и Лену. – И две мамы". Ольга-вторая кивала: "И два дома. Один в Москве, другой здесь".
Вечером, на прогулке, Сергей и Ольга отстали. Он взял её за руку.
– Помнишь тот вечер? Твои слова: 'Иди'?
Она кивнула, ветер играл с её волосами.
– Помню. И не жалею. Они вернули тебя. И меня – себе.
Он остановился, повернул её к себе.
– Я люблю тебя, Оля. Больше, чем раньше. Спасибо.
Поцелуй был долгим, под белыми ночами Питера. А за спиной – смех семьи, новая, сплетённая из нитей прошлого и будущего.
Осень принесла золотые листья и тихие вечера. Ольга открыла свою маленькую выставку – эскизы, вдохновлённые сёстрами, дочерями, жизнью. Сергей стоял рядом, гордый. "Ты – художник, – сказал он. – Моей жизни".
А зимой, под Новый год, они собрались снова – в Москве, с ёлкой и гирляндами. Ирина с пирогом, Аня и Лена с рассказами о универе, Ольга-вторая – по видео, с улыбкой: "Приеду в следующем". Сергей чокнулся с Ольгой:
– За нас. За силу отпустить – и удержать.
Она улыбнулась: "За выбор. Правильный".
Бой курантов ударил, фейерверки осветили небо. В их доме – тепло, свет, любовь. Которая пережила всё. И расцвела заново.
Рекомендуем: