— Ты что, совсем крыша поехала? — Денис швырнул конверт на стол так, что листы разлетелись по кухне веером.
Я стояла у раковины, держась за край столешницы. Пальцы скользили по мокрой поверхности — только что мыла посуду, когда он вернулся. Раньше времени. С этим проклятым конвертом в руках.
— Денис, послушай...
— Молчать! — он даже не повысил голос. Хуже. Говорил тихо, почти шёпотом, и от этого шёпота у меня всё внутри сжалось. — Пять лет, Оксана. Пять чёртовых лет ты мне морочила голову!
Максимка играл в соседней комнате. Слышно было, как он что-то строит из конструктора, напевая себе под нос. Пять лет ему в прошлом месяце исполнилось. Пять лет назад я родила его в муках, тринадцать часов, думала, не выживу. А Денис держал меня за руку и целовал в лоб, говорил: «Ты моя героиня». Потом увидел сына — маленького, красного, орущего — и заплакал. Мужик двухметрового роста стоял и ревел, как ребёнок.
И вот теперь он смотрит на меня так, будто я — чужая. Хуже чужой. Предательница.
— Это не то, что ты думаешь, — я услышала собственный голос откуда-то издалека. Слова звучали глупо даже для меня самой.
— А что я думаю, по-твоему? — Денис подошёл ближе, ткнул пальцем в один из листов на полу. — Вот. Читай. Вероятность отцовства: ноль процентов. Поздравляю, Ксюха. Ты меня разыграла по полной программе.
Я опустилась на стул. Ноги не держали. Голова кружилась, перед глазами всё плыло. Господи, как же так вышло? Как я могла... Нет, я же была уверена! Абсолютно уверена!
— Прости меня, — выдавила я сквозь слёзы. — Я думала, это твой сын.
Он застыл. Посмотрел на меня так, будто я сошла с ума.
— Ты ДУМАЛА? — теперь он кричал. Поэтому неделю ходила как на похоронах? Ты вообще соображаешь, что несёшь?
Максим выглянул из комнаты, испуганно моргая.
— Пап, ты чего кричишь?
— Иди в свою комнату! — рявкнул Денис, и мальчик шарахнулся назад, хлопнув дверью.
Я закрыла лицо руками. Как объяснить? Как рассказать то, о чём молчала пять лет? О той ночи, когда всё пошло наперекосяк, когда я натворила такого, что потом сама не могла поверить?
Было это за месяц до того, как я узнала о беременности. Мы с Денисом поругались — крупно, с битьём посуды и хлопаньем дверьми. Он уехал к матери, я осталась одна в квартире, злая, обиженная, пьяная от двух бокалов вина на голодный желудок. А потом позвонил Артём.
Артём. Одноклассник Дениса, его друг с детства. Высокий, светловолосый, с улыбкой, от которой тает лёд. Он всегда нравился мне — ещё до того, как я встретила Дениса. Но Артём женился рано, родил двоих детей, и я выбросила его из головы. А он, оказывается, помнил. Помнил тот выпускной, когда мы танцевали медленный танец, и его руки на моей талии, и взгляд, полный невысказанного.
Он пришёл той ночью. Сказал, что случайно проезжал мимо, увидел свет в окне. Я впустила его — просто поговорить, я же не собиралась... Но вино, и его близость, и обида на Дениса, и застарелое притяжение — всё смешалось в одну ядовитую смесь.
Утром я проснулась одна. На столе лежала записка: «Прости. Этого не было. А.»
Я разорвала её в клочья и забыла. Вернее, заставила себя забыть. Денис вернулся через два дня, извинился, привёз цветы, и мы помирились. А через три недели я увидела две полоски на тесте.
Денис обрадовался так искренне, так по-детски, что я не могла, просто физически не могла сказать ему правду. Да и какая правда? Один раз за десять лет отношений! Одна-единственная ночь! И я была почти уверена, что ребёнок — от мужа. Почти.
Но когда Максимка родился, я увидела его светлые волосы, серо-голубые глаза, тонкие черты лица. И сердце ёкнуло. Денис — темноволосый, кареглазый, с крупными чертами. Я — рыжая, зеленоглазая, веснушчатая. А сын... сын был похож на Артёма.
— Говори, — Денис опустился на стул напротив. Лицо его осунулось, постарело. — Я хочу знать правду. Всю.
И я рассказала. Запинаясь, захлёбываясь слезами, подбирая слова. О той ночи, о сомнениях, о страхе, который грыз меня изнутри все эти годы. О том, как я избегала встреч с Артёмом, как просила Дениса не звать его в гости. О том, как тайком разглядывала старые фотографии его друга, ища сходство с Максимом. И находила. Находила всё больше и больше.
— Я не могла больше жить с этим, — прошептала я. — Понимаешь? Каждый день я смотрела на тебя, на Максимку и думала: а вдруг? Вдруг он не твой? Вдруг я разрушила твою жизнь своей глупостью? Я должна была узнать. Должна была!
Денис молчал. Смотрел в окно, сжав челюсти.
— И ты решила сделать тест, — наконец произнёс он. — Не посоветовалась со мной. Не предупредила. Просто взяла у Макса волосы, когда он спал, и отнесла в лабораторию. Правильно?
Я кивнула.
— А знаешь, что самое смешное? — он повернулся ко мне. В глазах стояли слёзы. — Я видел, как ты меняешься. Видел, что тебя что-то гложет. Думал — разлюбила. Думал — нашла кого-то другого. Готовился к разводу, представляешь? Лежал по ночам и думал: как я буду жить без вас? Без неё и без Максимки? А оказалось... оказалось, ты просто боялась, что он — не мой.
— Прости меня, — я ползла к нему на коленях по кухонному полу, хватала за руки. — Прости, прости, прости...
Он вырвал руки, отодвинулся.
— Ты спала с Артёмом, — сказал он медленно, словно пробуя слова на вкус. — С моим лучшим другом. Пока мы были в ссоре.
— Один раз! Всего один раз! И я была пьяная, и думала, что мы расстались...
— Мы поругались, Оксана! Обычная семейная ссора! Из-за чего вообще? Из-за того, что я забыл купить твою любимую колбасу? Или нет, это было про мою мать, верно? Ты сказала, что она слишком часто звонит.
Я вспомнила. Да, из-за свекрови. Она действительно названивала по пятнадцать раз на дню, лезла с советами, критиковала мою готовку, моё ведение хозяйства. А я сорвалась, наговорила лишнего. Денис встал на защиту матери, я — своего права на личное пространство. Мы кричали, бросали друг в друга слова, которых не вернуть. А потом он ушёл.
И я позвонила Артёму. Нет, это он позвонил мне. Или... Господи, я уже не помню! Пять лет прошло, детали стёрлись, осталась только вина, жгучая, разъедающая.
— Он знает? — спросил Денис. — Артём. Он знает, что был с тобой той ночью?
— Нет, — я покачала головой. — То есть знает, что мы... но о Максиме — нет. Я никогда не говорила ему о своих подозрениях.
— Повезло ему, — Денис встал, прошёлся по кухне. — А мне-то как повезло! Жена изменила с лучшим другом, пять лет мучила себя и меня своими тараканами, а теперь выясняется, что сын — не мой. И что мне теперь делать? Радоваться?
— Я не знаю, — всхлипнула я. — Я просто... я думала...
— Ты думала, — передразнил он. — Ты вообще думать умеешь? Или у тебя в голове одни фантазии и страхи?
Дверь в детскую приоткрылась. Максимка снова выглянул, теперь с игрушечным мишкой в руках.
— Мама плачет? — спросил он тихо.
— Да, — ответил Денис. — Мама плачет, потому что натворила глупостей. Иди сюда, сынок.
Мальчик подошёл, забрался к отцу на колени. Денис обнял его, уткнулся носом в светлые волосы.
— Папа, вы помиритесь? — Максим посмотрел на него снизу вверх своими огромными серыми глазами.
— Не знаю, малыш, — прошептал Денис. — Честно — не знаю.
Я сидела на полу среди разбросанных листов из лаборатории. Заключение экспертизы лежало прямо передо мной: «Вероятность отцовства: 0%. Денис — не отец. Я мучила себя и его пять лет зря. Максимка — его сын. Всегда был его сыном.
Но измена — она никуда не делась. Она осталась, въелась в нашу семью, как пятно на белой скатерти. И теперь Денис знает. Знает всё.
— Я поеду к матери, — сказал он, поднимаясь. — Возьму Максима с собой. Тебе нужно время подумать. Мне — тоже.
— Не забирай его у меня, — я вскочила, шагнула к ним. — Пожалуйста...
— Я не забираю, — отрезал он. — Всего на пару дней. А потом... потом решим, что дальше. Если вообще есть какое-то «дальше».
Через полчаса они уехали. Максим махал мне ручкой из окна машины, не понимая, что происходит. А я стояла у подъезда и смотрела им вслед, чувствуя, как внутри что-то рвётся, трещит, распадается на куски.
Телефон зазвонил поздно вечером. Звонила свекровь.
— Алло?
— Оксана?
Я зажмурилась. Ну конечно. Он ей всё рассказал.
— Слушаю вас.
— Приезжай завтра к обеду, — её голос был спокоен, почти ласков. — Нам нужно поговорить. Втроём. Без Максима — он пойдёт гулять с дедушкой. Поговорим как взрослые люди.
— Я... хорошо. Приеду.
Она повесила трубку, не прощаясь. А я осталась сидеть в пустой квартире, обхватив себя руками, пытаясь согреться. Но холод шёл изнутри, и никакое тепло не помогало.
Что будет завтра? Что скажет свекровь? Что решит Денис?
И самое страшное: смогу ли я когда-нибудь простить себя?
Татьяна Петровна открыла дверь раньше, чем я успела позвонить. Видимо, ждала у окна. Лицо её было строгим, но не злым. Она всегда умела держать эмоции при себе — железная женщина, вырастившая Дениса одна после смерти мужа.
— Проходи. Он на кухне.
Денис сидел за столом, вертел в руках чашку с остывшим кофе. Взгляд мимо меня, будто я — прозрачная. Я села напротив, положила руки на колени, чтобы не дрожали.
Татьяна Петровна устроилась между нами, как судья.
— Вот что я вам скажу, — начала она. — Глупости вы оба наделали. И ты, Оксана, со своей изменой. И ты, Денис, со своей гордостью. Пять лет эта девочка мучилась, а ты что? Ничего не замечал? Слепой, что ли?
— Мама...
— Молчи, — оборвала она. — Я говорю. Оксана ошиблась — да, ошиблась страшно. Но она пришла к правде. Сделала тест, хотя боялась результата. Призналась тебе, хотя могла молчать и дальше. Кто бы узнал? Никто. А она сказала.
— Потому что я нашёл конверт с результатами! — вспыхнул Денис. — Сама бы не призналась!
— А ты уверен? — Татьяна прищурилась. — Может, она специально оставила его на виду? Подумай головой, а не обидой.
Я молчала. Она была права. Я действительно положила конверт на стол в прихожей, где Денис обычно оставлял ключи. Не спрятала в шкаф, не сожгла. Положила так, чтобы он нашёл. Потому что сама не могла выговорить слова, но и молчать дальше не могла.
— Максимка спрашивал про тебя, — сказал Денис тихо. — Сказал, что скучает. Что мама самая лучшая на свете.
Слёзы хлынули сами собой. Я вытирала их ладонями, но они всё текли и текли.
— Я люблю вас обоих, — прохрипела я. — Больше жизни. И знаю, что не заслуживаю прощения. Но если ты дашь мне шанс... хотя бы один шанс...
Денис поднял на меня глаза. В них было столько боли, что сердце сжалось.
— Артём позвонил вчера, — произнёс он. — Приглашал на шашлыки в выходные. Со всеми семьями. Я сказал, что не приду. А он спросил: что-то случилось? И я... я чуть не ответил правду. Чуть не сказал: да, случилось, ты переспал с моей женой пять лет назад, вот что случилось.
— Не надо, — выдохнула я. — Не говори ему. Зачем? Это ничего не изменит.
— Почему я должен хранить твои секреты? — Денис стукнул кулаком по столу. — Почему я должен молчать, когда он звонит мне, называет другом, приглашает в гости? Он предал меня так же, как и ты!
— Потому что ты — не мститель, — вмешалась Татьяна Петровна. — Ты — отец. Муж. Мужчина, который должен решить: прощать или разводиться. А не устраивать разборки и крушить чужие семьи.
Мы сидели молча. Часы на стене тикали размеренно, отсчитывая секунды моей жизни. Прежней жизни, которая кончилась в тот момент, когда Денис увидел результаты теста.
— Мне нужно время, — наконец сказал он. — Много времени. Может, месяц. Может, больше. Я не знаю, смогу ли простить. Не знаю, смогу ли снова доверять тебе. Но я попробую. Ради Максимки. Ради нас.
Я кивнула, не веря своим ушам.
— Но если ещё хоть раз обманешь — всё. Конец. Без разговоров, без объяснений. Уйду. Понятно?
— Понятно, — прошептала я.
Татьяна Петровна встала, подошла ко мне, положила руку на плечо.
— Иди домой, Ксения. Убери квартиру, приготовь что-нибудь вкусное. Завтра они вернутся. И начнёте заново. С чистого листа. Если получится.
Я уехала с каменной надеждой в груди. Маленькой, хрупкой, но живой. Дома вымыла полы, постирала все вещи, испекла любимый Максимкин пирог с вишней. А вечером села у окна и смотрела на огни города, думая о том, что прощение — не точка, а дорога. Долгая, трудная дорога, по которой придётся идти каждый день.
Но я пройду её. Ползком, если надо. Потому что люблю их. И потому что наконец сказала правду.
Пусть она оказалась горькой, как полынь. Но она — моя. Наша. И с ней можно жить дальше.