Тревога копилась, как снежный ком. Сначала — вежливые, но настойчивые звонки. Потом — сообщения, повисшие в пустоте. Через неделю тишины Анжелика, женщина чуть за тридцать с упрямым подбородком и слишком серьёзными глазами, отправилась в мастерскую дяди. Ключ он дал ей сам, на всякий случай. Кто же мог подумать, что этот случай наступит.
Пустота встретила её гробовым молчанием. Воздух пах пылью, краской и чем-то сладковато-затхлым — как увядшие цветы в забытой вазе. На столе стоял нетронутый завтрак, хлеб покрылся бархатистой зелёной плесенью. Сердце Анжелики сжалось, а по спине прополз ледяной слизняк страха.
Она обыскала комнату. Ни следов борьбы, ни записки. Повсюду лежал странный, почти детский беспорядок: разбросанные кисти, опрокинутая баночка, из которой вытекла густая умбра. У ножки стула её пальцы наткнулись на смятый листок — квитанцию с блошиного рынка «Старьёвщик». Сумма смехотворная, товар: «Картина, антикварная».
Анжелика подняла взгляд на стену и прищурилась. Там висела массивная тёмная рама, а в ней — чистый, будто загрунтованный вчера, холст. Пыль на стене вокруг лежала ровным слоем, а внутри рамы не было ни пылинки. Будто изображение не сняли, а... стёрли. «Зачем дяде понадобилась чужая картина, если он собирался писать сам?» — мелькнуло у неё. Комната вибрировала тишиной, густой и вязкой, словно сама поглотила жильца. Дядя прошёл Афган, Чечню, Чернобыль. «Что же могло сломать его теперь?»
Она вышла на улицу, с жадностью глотнув холодного воздуха. «Блошиный рынок «Старьёвщик», — прошептала она, сжимая в кармане бумажку. Это была единственная нить.
Рынок представлял собой хаотичное нагромождение палаток. Лавка «Старьёвщик» была завалена старыми часами, потрескавшимися зеркалами, грудой книг с пожелтевшими, похрустывающими страницами. За прилавком, разбирая ржавый замок, сидел сухонький старичок в очках с толстыми линзами. Его глаза, увеличенные стёклами, походили на чёрные бусинки.
— Здравствуйте, — голос Анжелики прозвучал твёрже, чем она чувствовала. Она протянула квитанцию. — Месяц назад здесь купили картину. «Девочка с куклами». Мужчина, высокий, молчаливый, лет шестидесяти. Помните?
Старик, не отрываясь от замка, медленно улыбнулся. Улыбка жила отдельно от его выцветших глаз.
— А, эта картина... — его голос скрипел, как перо по сухой бумаге. — «Девочка с куклами». Она кочует.
— Кочует? — Анжелика насторожилась. Старик казался ей странным и пугающим, но она держалась прямо, сжимая руки в кулаки, чтобы скрыть дрожь.
— От одного одинокого человека к другому, — он поднял на неё буравящий взгляд. — Ищет тех, кто тонет в тишине. Ваш... родственник? Он был глух, да? После войны.
Её бросило в жар. Она не говорила об этом.
—Откуда вы знаете?
Старик усмехнулся — сухой звук, похожий на шелест листьев под ногами.
— Она таких находит. Тишина бывает разная. Бывает мирная, а бывает... голодная. Эта картина питается второй. Предыдущий владелец, глухой часовщик Фёдор Семёныч, тоже купил её у меня. Сошёл с ума. Всё твердил, что куклы шепчут ему время его смерти. — Его тощие пальцы с почерневшими от машинной смазки ногтями снова заковыряли замок. — Потом он исчез. А картина... вернулась. Сама. Я нашёл её на следующее утро. Висит, как ни в чём не бывало.
Мурашки побежали по спине Анжелики.
—А что с ним случилось? С часовщиком?
Старик отложил замок и посмотрел на неё прямо. Его взгляд был непроницаем.
— Кто знает. Говорили, перед исчезновением он зашёл в магазин, купил связку самых дешёвых деревянных кукол. Говорил соседке: «Нужно их задобрить. Им же скучно...» Он помолчал, добавив с леденящим спокойствием: — Картина сейчас у вас? Могу дать скидку, если вернёте. Она... никуда не денется. Всегда возвращается к продавцу. Ждёт следующего хозяина.
Анжелика отшатнулась. В его словах не было ни капли участия, лишь холодное, деловитое наблюдение.
— Её нет у меня. Рама...холст пустой.
Впервые на лице старика появилось что-то, кроме усмешки. Брови поползли вверх. Он снял очки, медленно протёр их грязной тряпицей.
— Пустой? Интересно... Они ушли... Значит, игра началась по-настоящему. Она вышла. Ищет новую компанию.
Надев очки, он уставился на неё снова.
—Забудьте о дяде. И прислушайтесь к себе. Не шепчут ли вам что-нибудь по ночам? Не слышите скрипа? Она могла перейти к вам. По наследству.
Анжелика, не помня себя, побежала прочь, сжимая в кулаке злосчастную бумажку. Она не заметила, как из-под прилавка, из ящика с бракованными деталями, за ней наблюдала маленькая потрескавшаяся фарфоровая кукла. Её голова повернулась на негнущейся шейке, провожая женщину, пока та не скрылась в толпе.
Антиквар вздохнул и достал из-под прилавка толстую, засаленную тетрадь. На обложке не было ни слова. Он открыл её, обмакнул перо в чернильницу и вывел: «Артём, художник, ~60 лет. Продолжительность владения: ~1 месяц. Результат: исчезновение. Холст очищен. Активность переместилась к новому субъекту: Михаил Иванович (домовладелец). Наблюдение продолжается».
Он не стал рассказывать женщине о домовладельце. Не к чему. Её душа, полная жизни, ещё не пропиталась той особой тоской, что привлекала «Свиту». Артём сам выбрал свой путь. Старик взглянул на куклу в ящике и мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху. Маленькая фарфоровая ручка сжалась, нарисованные бровки поползли к волосам в немом укоре.
— Всё ещё не время, — тихо прошипел он. — Не злись.
Поставив точку, он откинулся на спинку стула, уставившись на толпу. Он был не продавцом. Он был смотрителем. И картина ещё вернётся. Она всегда возвращалась.
---
Чувство вины глодало Анжелику изнутри. В последнее время она мало общалась с дядей — повседневные заботы, поиски работы, мелкие заработки. Её парень уехал и исчез, не оставив даже прощальной записки. Она всё поняла и ушла в рисование, подставляя лицо осеннему солнцу на набережной. Но с наступлением темноты тень от дядиной пустой мастерской накрывала её с головой.
В один из дней, когда заказов почти не было, она свернула мольберт и поехала в тот район. На этот раз — не в мастерскую, а к дому, где жил домовладелец Михаил Иванович. Дверь его квартиры оказалась заперта, окна плотно зашторены. Воздух в подъезде пах сыростью, кошачьей мочой и жареным маслом из соседней столовой.
Район был не из приятных: у входа в столовую толпились таксисты и рабочие со станции техобслуживания, хмуро курившие под пронизывающим ветром. Анжелика, подавив неприязнь, подошла к троим мужчинам.
— Извините, вы не в курсе, куда подевались люди из этого дома? — она указала на трёхэтажку. — У моего дяди тут мастерская. Он не выходит на связь. И хозяина нет.
— Странно, — искренне хмыкнул самый низкорослый, сухощавый, в засаленном комбинезоне. — Артём, художник, что ли?
— Вы его знаете? — в голосе Анжелики прорвалась надежда.
— Слышал, — сказал второй, постарше, суя мозолистые пальцы в нагрудный карман. — На третьем этаже у Михайлыча жил странный тип. Тихий.
— Он многое повидал, — тихо ответила Анжелика, чувствуя, как под ложечкой сосёт тоска. — Решил на пенсии рисовать... Но вот пропал.
— Разный народ тут ходит, — вступил третий, седой, со строительной каской на поясе. — И вам, девушка, одной тут шляться не следует. Район не тот.
Поблагодарив их кивком, Анжелика вернулась к дому. Дверь в мастерскую, на её удивление, была приоткрыта. Она вошла. Пустая рама со стены исчезла. И в тишине, ставшей вдруг звенящей, отчётливо доносились стуки. Глухие, ритмичные. Тук. Ту-тук. Тук. Словно снизу, из квартиры Михаила Ивановича, кто-то вбивал гвозди в плотное дерево.
Темнело стремительно. За окном сгущалась синяя мгла. Телефон показывал двадцать пять процентов заряда, а значок сети пропал. Анжелика спустилась этажом ниже и нажала на звонок у двери домовладельца. В ответ — тишина, нарушаемая только теми же мерными ударами, которые теперь, вблизи, отзывались в костях.
Оставаться здесь одной стало невыносимо. Она вернулась в мастерскую, щёлкнула выключателем. Лампочка мигнула и погасла. Включив фонарик телефона, Анжелика осмотрела комнату. Каждая тень казалась живой, каждый скрип половицы — шагом незваного гостя. Стуки не умолкали, настойчивые, как маятник. Тук-тук-тук. Пауза. Тук-тук. Словно заколачивали ящик. Или гроб.
Интернет внезапно появился так же необъяснимо, как и пропал. Дрожащими пальцами она вызвала такси, наскоро написала записку для соседей, что будет завтра с полицией, и выбежала на улицу.
Водитель такси оказался молчаливым. Анжелика прислонилась к холодному стеклу, и усталость накрыла её волной. Её сон был тревожным и коротким. Ей снилось, что она стоит в мастерской. Дядя Артём стоит к ней спиной, его плечи неестественно прямые. Он медленно поворачивается. Его лицо — гладкий фарфор, глаза — стеклянные шарики, в которых отражается бледный свет. Его рука, деревянная и жёсткая, поднимается, пальцы складываются в знакомый жест — «иди сюда». И тишина вокруг становится абсолютной, выжимающей воздух из лёгких.
— Лика... — его голос донёсся не через уши, а изнутри черепа, холодный и безжизненный. — Помоги... нам...
Она проснулась от толчка, когда машина резко остановилась у её дома. Водитель обернулся. На мгновение в его тусклых глазах ей почудилось пустое, кукольное равнодушие.
— Приехали, — сказал он, и его голос прозвучал плоско, как запись.
Анжелика выскочила из машины, не дожидаясь сдачи. Она знала теперь твёрдо: дядя не просто исчез. Его забрало что-то. Что-то, что живёт в тишине, питается одиночеством и стучит по ночам, заманивая новую жертву в свою вечную, ненасытную игру. И эта игра только начиналась.
Продолжение следует...
понравилась история, ставь пальцы вверх и подписывайся на канал!
Поддержка донатами приветствуется, автор будет рад. Помоги купить новую клавиатуру.
на сбер 4276 1609 2987 5111
ю мани 4100110489011321