Для начала представьте себе эту сцену. Пыль, смешанная с потом и кровью, висит в воздухе густым маревом. Где-то впереди, за грудой поверженных тел, мечутся в панике остатки вражеского войска — пять царей Ханаана, которые ещё утром были уверены в лёгкой победе. Но победа ускользает от них, как вода сквозь пальцы. Силы израильтян, ведомых Иисусом Навином, кажется, удвоились, утроились. Они бьются с яростью, которую даёт ощущение, что сражаешься не один, что небо само вступило в битву на твоей стороне.
Но вот беда — солнце, неумолимое и равнодушное, начинает клониться к горизонту. Длинные тени ползут по долине Аиалонской, и с этими тенями приходит холодный ужас: ночь. В темноте разбить врага до конца невозможно. В темноте разбитое войско рассыплется, как песок, растает в знакомых им ущельях, соберётся снова и снова будет угрозой. Вся титаническая работа этого дня, вся пролитая кровь окажется напрасной. Победа будет упущена в самый последний момент.
И в этот миг Иисус Навин поднимает глаза к небу, к багровому диску заходящего солнца. Он не просит, он требует. Его слова, записанные потом, огненной строкой войдут в историю: «Стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиною Аиалонскою!» Это не молитва затворника, это приказ полководца, который знает, что за ним стоит Сам Командующий небесными силами. И происходит нечто немыслимое. Солнце... замирает. Оно не движется по своей небесной дуге. День не кончается. Свет, который уже должен был смениться тьмой, продолжает литься на поле брани, давая возможность добить врага. Согласно тексту, «не было такого дня ни прежде, ни после того, в который Господь так слышал бы глас человеческий». День продлился почти на целые сутки. Битва была выиграна. А вопрос «как?» повис в воздухе на тысячелетия вперёд.
Давайте сразу отбросим детские наивные представления. Если бы Земля в буквальном смысле остановилась — даже на секунду, — нас с вами здесь не было бы, чтобы обсуждать этот вопрос. Всё, что не прикручено к планете намертво, включая океаны, атмосферу и нас самих, продолжало бы движение по инерции со скоростью сверхзвукового истребителя. Возникла бы волна, сдирающая материки до магмы, атмосфера вспыхнула бы от трения, а сама планета, скорее всего, разлетелась бы на куски. Ни о какой битве речь не шла бы. Ни о какой жизни. Значит, буквальное, физическое толкование — это тупик. Оно не просто ошибочно, оно абсурдно и выставляет древний текст глупой сказкой, чего он, безусловно, не является.
Так что же это было? Мы подходим к развилке, где путь раздваивается. Одна тропа ведёт в сторону языка и восприятия, другая — в сторону неба и физики.
Первый ключ лежит в самом языке. Книга Иисуса Навина — это не отчёт геофизической лаборатории, а героический эпос, поэма о становлении народа. На древнееврейском глагол, переведённый как «остановиться», имеет и другие, более богатые оттенки: «умолкнуть», «перестать действовать», «удержаться». Что, если молитва Навина была не о механической остановке светила, а о чём-то ином? «Умолкни, солнце» — то есть, перестань палить и мешать нашим воинам. Или, наоборот, «удержись, солнце» — не уходи за горизонт, дай нам свет. А фраза «солнце стояло среди неба» — классический поэтический приём. Мы и сейчас говорим «время остановилось» в момент крайнего напряжения или счастья. Для изнурённых битвой воинов, видевших, как враг дрогнул именно тогда, когда солнце застыло на одном месте, это и было чудом. Чудом, которое можно описать только таким гиперболическим, огненным языком. Богословский смысл события ясен: Бог вмешался в битву. А способ этого вмешательства описан так, чтобы его мог прочувствовать и пастух, и воин, и ребёнок.
Но что, если за этой поэтической гиперболой стояло нечто реальное, феноменальное, что можно попытаться объяснить с позиций природы? Вот здесь начинается самое интересное.
Представьте атмосферу после долгого дня жестокой битвы. Воздух наполнен пылью, поднятой тысячами ног и копыт, дымом от пожаров, возможно, влагой с близкого Средиземного моря. Такая плотная, замутнённая атмосфера — идеальный холст для невероятных световых шоу. Что, если в тот вечер над Гаваоном сошлось несколько уникальных факторов? Например, произошло редкое явление рефракции — преломления солнечных лучей в атмосфере. Иногда, при особых температурных инверсиях, зашедшее за горизонт солнце может «приподняться» и снова стать видимым, создав иллюзию, что оно «откатилось» назад или застыло. Это явление, известное как «эффект новоземельской мираж».
Или, что ещё эффектнее, могло возникнуть гало или сложный паргелий — ложные солнца, светящие по бокам от настоящего. В условиях запылённого неба они могли быть невероятно яркими и создавать ощущение, что солнце «расползлось» по небосводу, а его свет длится неестественно долго, даже когда само светило ушло за горизонт. Для людей, не знающих оптики, это было бы чистым чудом: небо осветилось по команде своего вождя.
Есть и более глобальные гипотезы. Некоторые исследователи, кропотливо сопоставляя хронологии, указывают на странные записи в древнекитайских летописях о необычно длинной ночи примерно в тот же исторический период. Это наводит на мысль о событии планетарного масштаба — например, о колоссальном вулканическом извержении (того же Санторина), выбросившем столько пепла в стратосферу, что на годы солнце стало тусклым, багровым, а закаты и рассветы — аномально долгими и кровавыми. В таком «искривлённом» небе отсчёт времени и восприятие дня могли радикально меняться.
Но давайте пойдём ещё дальше, на самый край мысли. А если это было именно чудо в самом радикальном, теологическом смысле? Если Тот, Кто создал законы физики и время как таковое, может — в исключительной, уникальной точке истории — стать автором исключения из этих законов? Тогда объяснение лежит не в сфере науки, которая изучает повторяющиеся явления, а в сфере личного действия. Это всё равно что требовать от художника, написавшего гениальную картину, объяснить её химическим составом красок. Состав объяснит многое, но не объяснит гениальности. Так и здесь: можно пытаться анализировать «состав» события, но его суть — послание, обращённое к конкретным людям в конкретный миг их судьбы.
Так где же правда? Скорее всего, она — в причудливом сплаве всех этих слоёв. В основе мог лежать реальный, поразительный атмосферный феномен, аномально долгий световой день, который заставил всех поднять головы к небу. Этот феномен совпал с кульминацией битвы, от исхода которой зависела судьба целого народа. И это совпадение было воспринято не как случайность, а как прямой, явный ответ Бога на отчаянную веру и решимость их вождя. А потом уже это переживание, этот опыт чуда, было облечено в самую мощную, самую потрясающую поэтическую форму, какую только знала древняя культура: «Солнце остановилось!». Не для того чтобы обмануть, а для того чтобы донести суть — абсолютную, непоколебимую уверенность в том, что в тот день Небо сошло на Землю и сражалось на их стороне.
И знаете, что самое парадоксальное? Именно такое, не буквальное, а глубокое понимание делает историю сильнее. Оно спасает её от наивности и превращает в вечный символ: когда ты стоишь на краю, когда сил больше нет, а победа так близко, — иногда происходит нечто, ломающее привычный ход событий. Иногда день длится дольше, чем должен. Иногда небо вмешивается. Называйте это игрой света на пыли, чудом или волей случая. Но для тех, кто был в той долине, это было знаком. И этот знак, отражённый в слове, продолжает останавливать нас, современных, суетных людей, и заставлять смотреть на небо с тем же немым вопросом и надеждой, что и три тысячи лет назад.
Поддержи канал Занимательная археология своим вниманием и подпиской.