Телефон Славы упал между диванных подушек, когда он пошёл в душ. Я полезла достать — хотела положить на зарядку, он вечно забывает. Экран был не заблокирован, и на нём светилось сообщение от абонента «Мама».
«Сынок, ты уже узнал, на кого квартира оформлена? Надо действовать быстрее, пока она не догадалась».
Я перечитала три раза. Потом ещё раз. Буквы не менялись. «Пока она не догадалась». Она — это я. Квартира — моя, та самая, в которой мы живём. А «действовать» — это что?
Из ванной доносился шум воды. Слава любил долгий душ — минут двадцать, не меньше. У меня было время.
Пальцы сами открыли переписку.
Я читала, и с каждым сообщением воздух в комнате становился всё плотнее. Будто кто-то медленно заливал пространство холодной водой, и она поднималась всё выше — уже по грудь, уже к горлу.
«Мама, она меня на ремонт развела, я же вложился по полной. Юрист сказал — можно претендовать на долю».
«Правильно, сынок. Ты столько лет на неё горбатился, пусть теперь отдаёт».
«Только надо аккуратно. Если она заподозрит — всё испортит».
«А ты ласковее будь. Цветы там, комплименты. Женщины это любят. Потерпи ещё полгодика, а потом разведёшься и заберёшь своё».
Полгодика. Цветы и комплименты. Забрать своё.
Шум воды прекратился. Я положила телефон обратно между подушками — ровно туда, где он лежал. Встала, подошла к окну.
За окном была обычная московская весна: грязный снег, серое небо, люди в тёмных куртках. Всё как всегда. Только внутри меня что-то треснуло — тихо, но отчётливо.
Слава вышел из ванной в халате, розовый от горячей воды, довольный.
— Натуль, а что на ужин?
Я обернулась. Посмотрела на него — на этого мужчину, с которым прожила пять лет. На его мокрые волосы, на улыбку, на руки, которые столько раз меня обнимали.
— Макароны с сыром, — ответила я. — Сейчас поставлю.
И пошла на кухню. Готовить ужин человеку, который собирался меня ограбить.
***
Мне сорок четыре года. Работаю бухгалтером в небольшой строительной фирме, зарплата средняя — шестьдесят тысяч на руки. Квартира, в которой мы живём, досталась мне от бабушки. Однушка на Преображенке, тридцать восемь метров, хороший район, до метро десять минут пешком.
Когда бабушка умерла, мне было тридцать два. Я тогда снимала комнату в коммуналке на окраине и думала, что собственное жильё — это что-то из области фантастики. А потом нотариус позвонил и сказал, что я — единственная наследница.
Двенадцать лет эта квартира была моей крепостью. Моим убежищем. Местом, куда я возвращалась после любых неприятностей и знала: здесь меня никто не тронет.
Со Славой мы познакомились пять лет назад, на дне рождения общей знакомой. Он показался мне надёжным — спокойный, основательный, руки из правильного места. Работал прорабом на стройке, зарабатывал неплохо. Ухаживал красиво — цветы, рестораны, поездки за город.
Через год предложил съехаться. Я согласилась. Он переехал ко мне, потому что его съёмная квартира была дальше от работы. Логично.
Через полгода предложил сделать ремонт. Квартира и правда нуждалась — бабушка последние годы не вкладывалась, обои пожелтели, сантехника текла. Слава сказал: «Давай я всё сам сделаю, материалы пополам, работа моя». Я согласилась. Казалось — вот он, настоящий мужчина. Хозяйственный, заботливый.
Ремонт вышел хороший. Новые полы, ванная с нуля, кухня под заказ. Слава действительно работал сам — по вечерам, по выходным. Я смотрела, как он кладёт плитку, и думала: повезло.
А теперь смотрю на эту плитку и думаю: сколько она стоит в пересчёте на мою доверчивость?
***
Три дня я молчала. Ходила на работу, готовила ужины, ложилась с ним в одну кровать. И думала, думала, думала.
Он ничего не заметил. Был таким же, как всегда: ел мои макароны, смотрел футбол, целовал на ночь. Спрашивал, как день прошёл. Говорил, что люблблю.
А по ночам, когда он засыпал, я лежала и смотрела в потолок. Перебирала в памяти нашу жизнь. Искала знаки, которые должна была увидеть раньше.
Вот он предложил поменять замок на входной двери — сам поставил, ключи только у нас двоих.
Вот он настоял оформить его прописку — «для работы нужно, иначе с документами проблемы».
Вот он уговорил меня открыть совместный счёт в банке — «так удобнее, всё прозрачно, семья же».
Каждый шаг казался логичным. Правильным. Семейным. А на самом деле — это была операция. Военная операция по захвату чужой территории.
На четвёртый день я позвонила школьной подруге Ленке. Она работала юристом, специализировалась на семейных делах.
— Лен, мне нужна консультация. Неофициально.
— Что случилось?
— Муж хочет отсудить долю в моей квартире.
Пауза.
— Вы расписаны?
— Нет. Живём вместе пять лет, но штампа нет.
— Квартира твоя добрачная?
— Добрачная. Наследство от бабушки.
— Тогда расслабься. Если вы не в браке — он вообще ни на что претендовать не может. Хоть обремонтируйся.
— Но он говорит про какого-то юриста, который сказал...
— Наташ, какой юрист? Чтобы претендовать на долю в чужой квартире, нужно как минимум быть супругом. И то — только если квартира куплена в браке. Наследство вообще разделу не подлежит. Это твоя личная собственность.
Я перевела дух. Впервые за четыре дня.
— Точно?
— Абсолютно. Единственное — если он там прописан, могут быть сложности с выселением. Но это решаемо, особенно если вы не родственники по закону.
— Он прописан.
— Для работы, да? — Ленка хмыкнула. — Классика. Ну ничего, выпишем. Приходи ко мне, посмотрим документы, составим план.
Я положила трубку и впервые за эти дни улыбнулась. Его юрист, значит, что-то ему наобещал. А мой юрист говорит другое.
Посмотрим, чей юрист прав.
***
К Ленке я пошла в субботу, пока Слава был на работе. Сверхурочные, сказал. Может, и правда сверхурочные. А может, с юристом своим консультируется.
— Значит, так, — Ленка разложила передо мной бумаги. — Квартира твоя, свидетельство о праве собственности есть. Наследство, дарение — неважно, это не совместно нажитое. Он не супруг, значит, никаких прав на недвижимость не имеет.
— А ремонт?
— Ремонт — это его инвестиция в твою собственность. Он может попробовать взыскать расходы, если докажет, что вкладывал. Но это не даёт ему права на саму квартиру. Понимаешь разницу?
— Понимаю.
— Теперь про прописку. Он зарегистрирован временно или постоянно?
— Постоянно.
Ленка поморщилась.
— Это хуже. С постоянной регистрацией просто так не выпишешь. Нужно либо его согласие, либо суд.
— Суд — это долго?
— Несколько месяцев. Но если ты докажешь, что он там не проживает фактически, или что отношения прекращены — решение будет в твою пользу.
— А если он будет сопротивляться?
— Пусть сопротивляется. Закон на твоей стороне. Это твоя квартира, Наташ. Твоя.
Я вышла от Ленки с папкой документов и ощущением, что земля снова твёрдая под ногами. Четыре дня я чувствовала себя так, будто падаю в пропасть. А теперь увидела дно. И оно оказалось не таким страшным.
Теперь нужно было решить: что делать дальше?
***
Вечером того же дня Слава вернулся с работы с букетом роз.
— Это тебе, Натуль. Просто так.
Я взяла цветы. Двенадцать красных роз, красивые, дорогие. Раньше бы обрадовалась. А сейчас вспомнила: «Цветы там, комплименты. Женщины это любят».
— Спасибо, — сказала я. — Поставлю в вазу.
— Ты какая-то странная в последние дни, — Слава подошёл сзади, обнял за плечи. — Устала? Может, тебе отпуск взять?
— Может.
— Слушай, я тут подумал... Может, нам наконец расписаться? А то живём как студенты какие-то. Пять лет уже.
Сердце ёкнуло. Вот оно. Следующий шаг операции.
— С чего вдруг?
— Ну как с чего? Любим друг друга, живём вместе. Хочу, чтобы всё было официально. По-честному.
По-честному. Он сказал «по-честному» с абсолютно прямым лицом. Даже глазом не моргнул.
— Давай подумаем, — ответила я. — Не к спеху же.
— Ну да, конечно. Ты подумай.
Он поцеловал меня в макушку и пошёл переодеваться. А я стояла с розами в руках и думала: если бы я не прочитала ту переписку — согласилась бы? Наверное, да. Пять лет вместе, какие сомнения?
И тогда бы всё изменилось. Квартира стала бы совместным имуществом. И его юрист оказался бы прав.
Получается, та случайно увиденная переписка спасла мне жизнь. Или как минимум — квартиру.
***
Я решила не торопиться. Сначала — подготовить почву. Потом — действовать.
Первым делом сходила к нотариусу и оформила завещание на квартиру. На племянницу, дочку сестры. Мало ли что.
Потом открыла отдельный счёт в другом банке и начала потихоньку переводить туда деньги с общего. Не всё сразу — чтобы не заметил. По десять-пятнадцать тысяч в неделю.
Потом собрала все документы на квартиру и отнесла к Ленке на хранение. От греха подальше.
А Слава тем временем продолжал операцию «Хороший муж». Цветы раз в неделю. Комплименты каждый день. Ужины в ресторанах. Предложения поехать куда-нибудь на майские.
— Может, в Питер махнём? Давно там не были.
— Может, — отвечала я. И улыбалась.
Играть в эту игру было противно. Но я понимала: нужно время. Нужно подготовиться так, чтобы он ничего не успел предпринять.
Параллельно я читала его переписку — благо он так и не сменил пароль на телефоне. Каждую ночь, пока он спал, я проверяла: что пишет матери, что отвечает.
«Мам, она согласилась подумать насчёт свадьбы».
«Молодец, сынок! Дожимай! Как распишетесь — сразу к юристу».
«Да знаю я. Не учи».
«А квартиру проверил? Точно на ней оформлена?»
«Точно. Я в документах смотрел, когда она на работе была».
Рылся в моих документах. Пока я на работе была. Мило.
В другой переписке — с каким-то Серёгой — Слава писал:
«Короче, братан, ещё полгода максимум — и я свободен. С квартирой».
«Красава. А баба твоя не просечёт?»
«Да она тупая, ничего не заметит. Влюблённая по уши».
Тупая. Влюблённая. Ничего не заметит.
Я сидела в темноте, смотрела на эти слова и чувствовала, как внутри что-то окончательно умирает. Не любовь — та умерла ещё четыре дня назад, когда я прочитала первое сообщение. Умирала надежда. Надежда, что я ошиблась. Что всё не так. Что есть какое-то объяснение.
Объяснения не было. Был расчёт. Холодный, циничный, растянутый на годы.
Пять лет моей жизни — и всё это время я была просто объектом. Квартирой на ножках.
***
Я дала себе месяц. За этот месяц сделала всё, что нужно.
Перевела все деньги с общего счёта. Оформила доверенность на Ленку — на случай, если что-то пойдёт не так. Нашла съёмную квартиру для Славы — однушку на окраине, недорогую, чтобы ему было куда идти.
А потом выбрала день.
Он пришёл с работы как обычно — уставший, голодный, с улыбкой.
— Натуль, что на ужин?
— Садись, — сказала я. — Нам надо поговорить.
Он насторожился. Сел за стол, посмотрел на меня внимательно.
— Что случилось?
Я положила перед ним распечатку. Его переписка с матерью. Все сообщения про квартиру, про юриста, про «действовать быстрее».
Он смотрел на бумаги. Лицо менялось — от недоумения к пониманию, от понимания к страху.
— Ты... читала мой телефон?
— Да.
— Это... Наташ, это не то, что ты думаешь...
— Правда? А что это тогда?
— Мама... она просто... У неё идеи дурацкие, я ей подыгрывал, чтобы не спорить...
— «Она тупая, ничего не заметит». Это тоже подыгрывал?
Он побледнел.
— Ты и с Серёгой...
— Да, Слава. Я читала всё.
Тишина. Он сидел, опустив голову. Я ждала.
— Наташ... — голос у него дрогнул. — Я... Я правда тебя люблю. Это всё — ерунда. Мама накрутила, я повёлся, но я никогда бы...
— Никогда бы — что? Не развёлся бы? Не пошёл бы к юристу? Не попытался бы отсудить мою квартиру?
— Это же просто разговоры были!
— Разговоры, Слава, это когда один раз сказал и забыл. А у тебя — план на полгода. С этапами. С юристом. С цветами и комплиментами, чтобы я не догадалась.
Он молчал.
— Я нашла тебе квартиру, — продолжила я. — Съёмную, на Выхино. Двадцать пять тысяч в месяц. Первый месяц я оплатила. Тебе нужно съехать до конца недели.
— Ты меня выгоняешь?
— Я расстаюсь с человеком, который пять лет врал мне в лицо.
— Наташ, подожди! — Он вскочил. — Давай поговорим нормально! Я был не прав, я признаю! Но мы же можем всё исправить!
— Нет, Слава. Не можем.
— Почему?
— Потому что я тебе больше не верю. И никогда не поверю.
Он стоял передо мной — растерянный, жалкий. Совсем не похожий на того уверенного мужчину, который пять лет назад дарил мне цветы в ресторане.
— А если я не съеду?
— Тогда я подам в суд на выселение. У меня уже готовы документы. И, Слава, — закон на моей стороне. Это моя квартира. Моя.
Он сел обратно. Долго молчал. Потом сказал:
— Хорошо. Я съеду.
***
Он собрал вещи за три дня. Молча, без скандалов. Только один раз спросил:
— А как же ремонт? Я столько вложил...
— Подавай в суд, если хочешь. Посмотрим, что твой юрист скажет.
Он не подал. Видимо, юрист объяснил ему то же, что Ленка объяснила мне: вложения в чужую недвижимость — это подарок, а не инвестиция.
В день, когда он уходил, я стояла в дверях и смотрела, как он выносит последнюю сумку.
— Наташ, — он остановился на пороге. — Я правда тебя любил. Вначале.
— Вначале, — повторила я. — А потом увидел квартиру.
Он опустил глаза и ушёл. Дверь закрылась.
Я прошла по квартире. Тридцать восемь метров пустого пространства. Новые полы, красивая плитка, кухня под заказ. Всё это останется здесь. Со мной.
А он — нет.
Вечером я открыла бутылку вина. Дорогого, которое берегла для особого случая. Налила бокал, села у окна.
За окном темнело. Зажигались огни в окнах соседних домов. Обычный московский вечер. Обычная жизнь.
Только я теперь другая. Та, которая пять лет верила красивым словам. Та, которая чуть не потеряла всё, что имела. Та, которая смогла защитить себя, когда поняла правду.
Мне сорок четыре года. Я одна. Но у меня есть дом. Моя крепость. Моё убежище.
И больше я никого сюда не впущу просто так. Без проверки. Без гарантий. Без уверенности, что человек рядом — действительно человек, а не охотник за чужими метрами.
Доверие нужно заслужить. А квартиру — заработать самому.
А вы смогли бы выгнать человека, которого любили, узнав о его истинных намерениях?