Соль да сахар | правдивые истории из жизни

Света открыла глаза от запаха жареного лука с грибами. С кухни доносились голоса мужа и свекрови, звякала посуда. Её не позвали. Она подождала минут десять, прислушиваясь. Смех, чавканье, хруст тостов. Дверь в спальню так и не открылась. За последний месяц это случалось в третий раз. Свекровь готовила завтрак — и звала только Андрея. Невестка сначала думала, что совпадение. Мол, проснулась позже. Но сегодня было ровно восемь утра, как обычно. Она встала, накинула халат и вышла на кухню. За столом сидели муж и его мать, перед ними тарелки с омлетом и поджаренными грибами...

Марина Ивановна стояла на пороге квартиры сына с чемоданом в руке. Невестка смотрела на неё с порога, скрестив руки на груди. За её спиной маячил Игорь — бледный, мялся на месте. — Мам, Юля права, мы же не звали... — начал он. Марине стало не по себе. Её не звали. В квартиру собственного сына. Она приехала утром, потому что звонила накануне — предупреждала. Игорь сказал «приезжай», она так и поняла. А теперь стоит с сумкой, как чужая. Неделю назад соседи снизу залили Маринину квартиру. Прорвало трубу, вода хлынула сверху — потолок вспучился, обои отошли, паркет вздулся волнами...

Свекровь позвонила в обеденный перерыв. Я жевала бутерброд в подсобке бухгалтерии, когда на экране высветилось «Мама Игоря». — Тамарочка, Игорёк звонил. Расстроенный такой, голос дрожит. Говорит, ты на него злишься. А чего это вдруг? Что случилось-то? Я чуть не подавилась. Злюсь? Это он так назвал то, что произошло вчера? — Валентина Петровна, а он вам рассказал, почему я «злюсь»? — Ну... сказал, что вы поругались из-за денег. Тамарочка, ну бывает, милые бранятся — только тешатся! Не держи зла, он же мужчина, они все такие...

Чашка замерла у меня в руке. Я аккуратно поставила её на блюдце — так аккуратно, будто внутри был нитроглицерин. — Проще — кому? — Всем, мам. Тебе в первую очередь. Настя сидела напротив, спокойная, уверенная. Говорила тем особым тоном, каким объясняют очевидные вещи упрямому ребёнку. И от этого тона у меня заныло где-то под рёбрами. Дочь заехала двадцать минут назад — позвонила, сказала «заскочу на чай, поболтать». Я обрадовалась, печенье из заначки достала. Виделись мы редко, хотя жили через два квартала...

Муж произнёс это с обидой в голосе. Мы стояли на парковке у ресторана, гости уже разъехались, а он только сейчас решил выяснить отношения. — Какие взгляды, Серёжа? — Такие. Ты весь вечер смотрела на меня, как на пустое место. Особенно когда я про работу рассказывал. Я прислонилась к машине. Ноги гудели — четыре часа на каблуках, юбилей его начальника, улыбки-реверансы-«какая вы прекрасная пара». — Серёжа, это ты весь вечер смотрел на меня так, будто я прислуга. Которая не так вилку держит. — Что за бред? — Не бред...

Ключи от собственного дома лежали передо мной на столе. Мои ключи. От моего дома. А напротив сидел муж и объяснял мне, что я здесь — лишняя. — Гал, ну ты сама подумай, — Олег говорил терпеливо, как с больной. — Мама уже старенькая, ей тяжело одной. А у нас две комнаты пустуют. Логично же, что она переедет сюда. — Логично. А я буду где? — Как где? С нами. Просто... немного подвинешься. Подвинусь. В собственном доме. Который я строила восемь лет. Мы с Олегом женаты двенадцать лет. Когда встретились, у него была комната в коммуналке и долги по кредитам...

Он даже не повернулся, когда это произнёс. Стоял у окна родительской квартиры — теперь уже своей, как выяснилось — и смотрел во двор. — Гена, подожди. Как это — нет доли? Мама умерла три месяца назад. Я — наследница по закону. — Ты отказалась от наследства. В пользу меня. Забыла? Я не забыла. Я вообще такого не делала. — Я ничего не подписывала. — Подписывала. У нотариуса. В августе. Гена наконец обернулся. Лицо спокойное, даже скучающее. Как будто мы обсуждали погоду, а не мамино наследство. — У меня документы есть...

Невестка произнесла это, стоя посреди пустой гостиной. Вокруг — коробки с вещами, строительная пыль, запах свежей краски. Мы только что получили ключи от нового дома. Дома, в который я вложила два миллиона триста тысяч — всё, что осталось от продажи квартиры после смерти мужа. — Простите, что? — Ну, мы с Лёшей обсудили и решили — вам отдельная комната не нужна. Будете жить в проходной, у кухни. Там тепло, светло, и вы всегда рядом, если что. Я посмотрела на сына. Он стоял у окна, спиной ко мне. Не поворачивался...

Калькулятор показывал цифру, от которой хотелось то ли смеяться, то ли плакать. Сто шестьдесят один рубль. Столько стоил один час моей жизни, если разделить зарплату на реально отработанное время. Меньше, чем чашка кофе с пирожным в том кафе, куда я не хожу, потому что «дорого». А ведь ещё вчера я гордилась своей зарплатой. Всё началось с тренинга. Бухгалтерия отправила на курсы повышения квалификации — два дня в конференц-зале гостиницы «Турист», кофе-брейки и спикер из Москвы. Скучно, думала я...

Телефон зазвонил в половине третьего ночи. Я знала, кто это, ещё до того, как посмотрела на экран. Мама. Опять. — Зоя, мне плохо. Приезжай. — Мам, что случилось? Вызвать скорую? — Какую скорую?! Мне одиноко! Приезжай немедленно! Муж повернулся на другой бок, накрыл голову подушкой. Он давно перестал спрашивать, что происходит. Привык. А я натягивала джинсы и думала — это уже четвёртый раз за неделю. Четвёртый. Через весь город на Сортировку. Сорок минут по пустым ночным улицам. В голове крутилось — завтра смена с восьми, а я опять не высплюсь...

Врач скорой посветил мне фонариком в глаза и спросил: — Когда последний раз нормально спали? Я попыталась вспомнить. Не смогла. — Давление сто семьдесят на сто десять, — сказал он напарнику. — Готовь укол. Я лежала на полу собственной кухни, среди осколков чашки, которую уронила за секунду до того, как ноги подкосились. Потолок плыл, в ушах звенело. Рядом стояла дочь и плакала. Муж бегал по квартире и искал мой полис. Сорок семь лет. Ни разу не болела серьёзно. Ни разу не брала больничный. А тут — бац — и на полу...

Я положила трубку и уставилась в стену. В висках стучало, руки мелко дрожали. Только что я сказала маме, что не приеду в субботу. Впервые за четыре года. Просто не приеду — потому что устала, потому что спина болит, потому что хочу выспаться хотя бы один выходной. А она в ответ: «С жиру бесишься». Четыре года. Каждую субботу в шесть утра я сажусь в машину и еду сто двадцать километров до родительской деревни. Копаю, полю, собираю, закатываю. Возвращаюсь в воскресенье к ночи — разбитая, с ноющей поясницей, с руками в мозолях...