Знаете, я часто смотрю на карты Гражданской войны. Те самые, из старых советских учебников, где красное пятно в центре сжато кольцом врагов, а со всех сторон на Москву ползут черные стрелы. Деникин с юга, Колчак с востока, Юденич с запада. Выглядит это всегда одинаково: героическая оборона осажденной крепости. И годами, десятилетиями нам вдалбливали в голову одну простую, как мычание, мысль: красные победили, потому что были единым кулаком. Стальной монолит против рыхлой, грызущейся между собой белой массы.
Красивая картинка. Удобная. Только вот к реальной истории она имеет такое же отношение, как лубочная картинка к чертежам инженера.
Давайте честно. Сказать, что белые проиграли из-за своей раздробленности — это банальность.
Да, у них там, в Омске и Екатеринодаре, был тот еще серпентарий: монархисты ненавидели демократов, казаки косились на офицеров, а местные «наполеоны» вообще никого не хотели слушать. Это правда. Но эта правда заслоняет от нас куда более интересный факт, о котором не любят вспоминать ни красные, ни их нынешние критики.
Большевики победили не потому, что они были единственными «красными». Они победили, потому что оказались самыми хитрыми, циничными и гибкими политиками в этой мясорубке. Их успех — это искусство временного союза. Искусство использовать чужие руки, чтобы вытащить каштаны из огня, а потом эти руки отрубить.
Посмотрите на политическую карту того времени без советской ретуши. Лагерь революции был не менее пестрым, чем лагерь контрреволюции. Там кипел такой бульон из партий, фракций и движений, что голова идет кругом. Меньшевики, правые эсеры, левые эсеры, анархисты всех мастей, национальные социалисты на окраинах. И большевики, при всей их декларируемой принципиальности, прекрасно понимали: в одиночку им не выстоять. Им нужны были попутчики. Пусть временные, пусть ненадежные, но те, кто в критический момент направит ствол не в комиссара, а в белого офицера.
И они этих попутчиков нашли. Или, вернее будет сказать, создали условия, при которых у тех просто не осталось выбора.
Возьмем, к примеру, так называемую «демократическую контрреволюцию».
Лето 1918 года. Эсеры, партия, за которую на выборах проголосовало большинство крестьянской России, бегут на Восток. Они создают Комуч — Комитет членов Учредительного собрания. Имена-то какие: Фортунатов, Климушкин, Вольский. Интеллигенты, мечтатели, народники. Они поднимают знамя борьбы с большевиками, собирают Народную армию. Казалось бы, вот она — третья сила. Но что происходит дальше?
А дальше случается ноябрьский переворот в Омске. Приходит адмирал Колчак, стучит кулаком по столу и говорит: хватит болтовни, теперь здесь диктатура. И вот тут происходит тектонический сдвиг, который и решил судьбу войны на Востоке. Для эсеров и меньшевиков «золотопогонник» Колчак оказался страшнее Ленина. Ленин — он хоть и узурпатор, но «свой», социалист, левый. А Колчак — это реставрация, это помещик, это нагайка.
И посыпалось. Уфимская делегация эсеров фактически идет на поклон к большевикам. ЦК меньшевиков официально заявляет: никакого сопротивления Советской власти, наш главный враг — белая гвардия. Вы только вдумайтесь в этот парадокс: люди, которых большевики разогнали, унизили, объявили вне закона, начинают воевать на стороне своих палачей против тех, кто мог бы стать их союзниками.
Зимой 1919–1920 годов режим Колчака рухнул не только потому, что Красная Армия была сильна. Его взорвали изнутри. В тылу у адмирала полыхнуло восстание эсеро-меньшевистского Политцентра. Они наивно полагали, что смогут создать в Сибири некое «буферное государство», демократическое и многопартийное. Ирония судьбы в том, что такое государство действительно возникло — Дальневосточная республика (ДВР). Но просуществовало оно ровно столько, сколько было нужно Москве, чтобы добить остатки белых, не ввязываясь в прямую войну с японцами. До 1922 года там играли в демократию, а потом лавочку прикрыли за один день.
А что творилось на фронтах?
Вы думаете, там были только стройные ряды красноармейцев в буденновках?
Как бы не так. Большевики мастерски использовали анархистов. Нестор Махно — фигура колоссальная и трагическая. Его Повстанческая армия на Юге оттягивала на себя лучшие дивизии Деникина, громила тылы, срывала снабжение. Махно дрался в союзе с красными, потому что верил: сейчас мы вместе разобьем белых бар, а потом разберемся. Разобрались.
То же самое на Востоке. Там гремели имена анархистов Каландаришвили и Строда. Это были полевые командиры, за которыми шли тысячи людей. Они не читали Маркса, им была чужда партийная дисциплина РКП(б), но они были полезны. И Ленин, этот прагматик до мозга костей, терпел их. Пока было нужно.
Отдельная история — национальный вопрос. Здесь большевики переиграли белых вчистую. У белых генералов была одна пластинка, заезженная и скрипучая: «Единая и неделимая Россия». Никаких автономий, никаких федераций, все разговоры потом, после победы. А что делать украинцу, грузину, татарину, который уже почувствовал вкус свободы?
Большевики же пришли с совершенно другим меню. Они предложили гениальный гибрид: национальное по форме, социалистическое по содержанию. Хотите свою республику? Пожалуйста. Хотите язык, культуру? На здоровье. Главное, чтобы власть была советская. Это была блестящая политическая взятка местным элитам.
Посмотрите на Украину и Грузию.
Почему именно эти две республики в составе СССР потом имели, скажем так, особый статус? Да потому что там большевикам пришлось конкурировать с очень сильными местными проектами. Там была не просто «белая кость», там были свои социалисты. В Киеве — УНР с их левыми партиями. В Тифлисе — меньшевистское правительство Жордании, которое, кстати, европейские социалисты считали образцовым.
Чтобы выбить почву из-под ног этих «альтернативных красных», Москве пришлось предложить что-то большее, чем просто военный диктат. Им пришлось предложить реальную (пусть на бумаге) государственность. Это сработало. Местные национал-коммунисты, вроде украинских «борьбистов», поверили и влились в большевистскую партию. Они думали, что спасают национальную идею. Как же жестоко они ошибались, но это станет ясно позже.
Вообще, вся история Гражданской войны — это история того, как большевики умело «поглощали» своих попутчиков.
Из левых эсеров выделились лояльные группы — народники-коммунисты, революционные коммунисты. Их привечали, им давали посты, их использовали как агитаторов. Смотрите, мол, мы не одни, с нами все прогрессивные силы!
Но любой кредит нужно отдавать. И большевики отдали его свинцом.
Финал этой драмы наступил в 1921 году. Гражданская война фактически закончилась. Белые разбиты, интервенты ушли. Внешняя угроза, которая цементировала этот странный, противоестественный союз большевиков с другими социалистами, исчезла. И вот тут маски были сброшены.
Ленин вводит НЭП. Экономические гайки раскручиваются — торгуйте, открывайте лавки, кормите страну. Но политические гайки закручиваются с таким скрипом, что слышно на всю Россию. Никаких больше игр в коалиции.
Кронштадтское восстание матросов — «красы и гордости революции» — топят в крови. Махновщину выжигают каленым железом. Оставшиеся на легальном положении меньшевики и эсеры вдруг обнаруживают, что они теперь не «попутчики», а «пособники контрреволюции». В 1922 году над эсерами устраивают первый грандиозный показательный процесс. Это был сигнал всем: время компромиссов кончилось.
Те самые люди, которые помогли большевикам свалить Колчака и Деникина, которые устраивали восстания в тылу белых, которые верили в «третий путь», оказались в расстрельных подвалах или в политизоляторах.
Так почему же победа большевиков была неизбежной?
Не потому, что у них было больше штыков или патронов. И не потому, что они владели центром страны с железными дорогами (хотя и это важно). Их победа была неизбежна, потому что они оказались единственной силой, способной на всё ради власти. Они умели договариваться с врагом своего врага. Они умели обещать то, что хотели слышать люди, и не чувствовали никаких угрызений совести, забирая свои обещания назад, когда нужда в них отпадала.
Белые были заложниками своих принципов и своей чести, часто устаревшей и нелепой в условиях хаоса. Остальные социалисты были заложниками своих иллюзий о демократии. А большевики были профессионалами власти. Жесткими, прагматичными и абсолютно безжалостными.
Они победили, потому что сумели собрать под свои знамена всех недовольных, попользоваться ими, а потом, когда наступила тишина, оставить на сцене только одного актера. И когда в 30-х годах старые большевики, сами попадая под каток репрессий, кричали о предательстве революции, им стоило бы вспомнить тех эсеров и анархистов, на костях которых они построили свой трон. История не прощает, когда ее используют как девку на одну ночь. Платить приходится всем.
---