За окном моросил мелкий, противный дождь, какой бывает в Москве только в ноябре — серый, вымывающий все краски из города и из души. Но на кухне у Елены царила совсем другая атмосфера. Здесь пахло ванилью, сдобным тестом и запеченной курицей с чесноком. Духовка трудилась вовсю, согревая пространство их просторной трехкомнатной квартиры.
Лена в третий раз поправила салфетки на столе, смахнула несуществующую пылинку с хрустальной вазочки и посмотрела на часы. Половина седьмого. Самолет приземлился еще в четыре, пока контроль, пока такси по пробкам… Должны быть с минуты на минуту.
— Лен, ну ты чего мечешься, как тигрица в клетке? — Сергей, муж, сидел на табурете и чистил картошку для пюре, хотя Лена уже сто раз сказала, что гарнира и так достаточно. Но ему нужно было занять руки. Он тоже нервничал.
— Сереж, ты же понимаешь. Пять лет не виделись. Пять! Только скайп этот, где лицо квадратиками и звук квакает, — Лена присела на край стула, но тут же вскочила, услышав шум лифта за стеной. — Марк совсем другой стал, наверное. Взрослый, немец настоящий. И эта его… Марта. Как с ней разговаривать? Я по-немецки только «хенде хох» знаю.
— Разберемся, — буркнул Сергей, откладывая нож. — Сын же переведет. Главное, чтобы человеком остался, а на каком языке говорит — дело десятое.
Марк уехал в Германию сразу после института. Программист, умница, гордость школы. Сначала просто на стажировку, потом контракт продлили, потом вид на жительство. Лена плакала в подушку, скучала страшно, но перед соседками гордо держала голову: сын в Европе, карьеру строит. В его комнате, самой маленькой в их «трешке», они ничего не меняли — там так и стоял его компьютерный стол, диван и шкаф с книгами, словно он вышел за хлебом и сейчас вернется. В этой комнате иногда ночевали гости, но для семьи она оставалась «комнатой Марка».
И вот, наконец, он приехал. Не один, а с невестой, знакомить. Лена представляла эту встречу тысячу раз. Как она обнимет его, как накормит любимым пирогом с капустой, как они будут сидеть до утра и говорить обо всем на свете.
Звонок в дверь прозвучал резко, заставив Лену вздрогнуть.
На пороге стоял высокий, статный мужчина в дорогом пальто. Лена на секунду даже растерялась — этот уверенный в себе иностранец был ее Марком? Рядом с ним, зябко кутаясь в объемный шарф, стояла худенькая блондинка с острыми чертами лица.
— Мам, привет, — Марк улыбнулся, но как-то сдержанно, одними губами. Не было того мальчишеского порыва, с которым он раньше влетал в квартиру.
— Сынок! — Лена кинулась к нему, прижалась к колючему пальто, вдохнула запах дорогого парфюма и холодной улицы. — Марк, Маркуша…
Он похлопал ее по спине, словно успокаивая расшалившуюся соседку, и мягко отстранился.
— Мам, ну не в коридоре же. Познакомься, это Марта.
— Гутен… то есть, здравствуйте, Марта! Добро пожаловать! — засуетилась Лена.
Девушка натянуто улыбнулась и произнесла с сильным акцентом:
— Здравствуйте. Очень приятно.
Ужин начался странно. Стол ломился от угощений: холодец, который Сергей варил шесть часов, фирменный салат «Мимоза», пирожки, курица. Но гости ели мало. Марта ковыряла вилкой салат, вежливо отказывалась от хлеба, ссылаясь на глютен, а Марк больше налегал на воду, чем на домашнее вино.
Разговор не клеился. Марк рассказывал о Мюнхене, о своей работе, о том, как там чисто и правильно устроена жизнь. Сергей пытался вставить слово про дачу, про то, как они с Леной наконец-то перекрыли крышу и взяли в кредит новую машину, чтобы возить туда рассаду, но эти новости казались мелкими и незначительными на фоне европейских успехов сына.
Младшая дочь, Аня, прибежавшая с лекций, разрядила обстановку своим щебетанием, но и она быстро заметила напряжение, повисшее над столом. Марк смотрел на сестру как-то оценивающе, а на обстановку квартиры — с едва скрываемой брезгливостью, словно сканировал старые обои и советский сервант.
Когда чай был разлит, а Марта вышла в ванную, Марк отставил чашку и посмотрел родителям прямо в глаза.
— В общем, я приехал не просто так, — начал он деловитым тоном, от которого у Лены почему-то похолодело внутри. — Мы с Мартой решили купить дом. В пригороде Мюнхена. Цены сейчас растут, нужно брать, пока есть вариант.
— Ой, как здорово! — всплеснула руками Лена. — Свой дом — это же мечта! Молодцы какие!
— Да, молодцы, — кивнул Марк, не разделяя материнского восторга. — Но нам не хватает на первоначальный взнос. Кредиты там дешевые, но входной порог высокий.
Сергей нахмурился. Он, как глава семьи, уже почувствовал, куда дует ветер.
— И сколько не хватает?
— Примерно семьдесят тысяч евро. Ну, если переводить на наши… в общем, много.
Повисла тишина. Лена растерянно переводила взгляд с мужа на сына.
— Сынок, но у нас таких денег нет… Ты же знаешь, мы дачу в ипотеку взяли, машину обновили, Ане за институт платим…
Марк вздохнул, словно объяснял прописные истины неразумным детям. Он вынул из кармана смартфон, что-то быстро набрал и положил на стол экраном вниз.
— Я знаю, что у вас нет наличных. Но у нас есть актив. Эта квартира.
Лена замерла с чайной ложкой в руке.
— Что?
— Квартира, мам. Она большая, трехкомнатная, в хорошем районе. И она приватизирована на троих. На тебя, на папу и на меня. Мы это делали еще в девяностые, помнишь? Чтобы всё по-честному было.
Лена помнила. Тогда это казалось простой формальностью. Кто же думал, что подписи на бумаге спустя десятилетия превратятся в приговор?
— И что ты предлагаешь? — голос Сергея стал тяжелым, глухим.
— Мама, я требую свою долю в этой квартире, — произнес Марк спокойно, глядя матери в глаза. — Я узнавал, трешка такой площади стоит прилично. Если продать, моей доли как раз хватит на взнос. А вы с папой и Аней можете купить двушку, например. Или в Подмосковье переехать. Вам же нравится дача, вот и будете ближе к природе.
В комнате стало так тихо, что было слышно, как тикают часы в коридоре. Тик-так, тик-так. Отсчитывают время, которое уже никогда не будет прежним.
— Ты шутишь? — прошептала Лена. — Марк, это же наш дом. Мы здесь всю жизнь… Аня здесь выросла, ей до института отсюда полчаса. Моя комната, комната отца, Анина… Твоя стоит пустая, мы ее бережем для тебя, когда приезжаешь. Мы ремонт только в ванной сделали…
— Мам, давай без эмоций, — поморщился сын. — Это экономика. У меня есть актив, который не работает. Я десять лет здесь не живу, не пользуюсь им. Почему я должен дарить вам треть квартиры? Это мои деньги, которые сейчас мне жизненно необходимы для будущего.
— Для будущего? — Сергей медленно встал из-за стола. — А наше настоящее тебя не волнует? Нам уже седьмой десяток пошел, Марк! Мы что, на старости лет по съемным углам мотаться должны или в тьмутаракань ехать? Ты предлагаешь нам из трехкомнатной переехать в клетушку? Аня с нами живет, у нее скоро своя семья будет.
— Зачем в тьмутаракань? Купите квартиру в Новой Москве. Или здесь, в районе, но поменьше и в доме попроще. Аня все равно скоро замуж выйдет, съедет. Вам двоим много места не надо.
В этот момент вернулась Марта. Она увидела красное лицо Сергея, бледную Лену и застывшего с каменным лицом Марка.
— Проблемен? — спросила она по-немецки у жениха.
— Найн, аллес гут, — бросил он ей и снова повернулся к родителям. — Я здесь на две недели. За это время нам нужно решить вопрос. Я уже связался с риелтором, он придет завтра оценивать.
— Никакого риелтора здесь не будет! — рявкнул Сергей, ударив ладонью по столу так, что чашки подпрыгнули.
— Папа, не кричи, — холодно осадил его Марк. — По закону я имею право распоряжаться своей собственностью. Если мы не договоримся по-хорошему, то есть через продажу всей квартиры, я буду вынужден продать свою долю третьим лицам.
Лена схватилась за сердце. Она читала про такие случаи в газетах. «Профессиональные соседи». Это когда долю выкупают черные риелторы или просто неблагополучные люди, и жизнь оставшихся жильцов превращается в ад, пока они сами не сбегут, продав все за копейки.
— Ты… ты угрожаешь нам? — прошептала Лена, не узнавая собственного сына. Где тот мальчик, который приносил ей одуванчики? Которому она шила костюм зайчика на елку? Неужели Европа так меняет людей, или гниль всегда была внутри, просто спала до поры до времени?
— Я не угрожаю, я обрисовываю перспективы, — Марк встал. — Мы пойдем в отель. Здесь, я вижу, конструктивного диалога сегодня не получится. Подумайте. Утром позвоню.
Они ушли, оставив после себя запах дорогого одеколона и руины семейного счастья.
Лена сидела на кухне до утра. Сергей курил на балконе, одну за одной, хотя бросил пять лет назад. Аня плакала в своей комнате.
На следующий день жизнь превратилась в кошмар. Марк не шутил. Он действительно привел риелтора — вертлявого мужчину с бегающими глазками, который ходил по квартире в обуви, тыкал рулеткой в стены и что-то записывал в блокнот.
— Хорошая квартира, ликвидная, — приговаривал он. — Три изолированные комнаты, кухня большая. Если целиком продавать — уйдет быстро. А долями… ну, сами понимаете, дисконт будет большой. Но желающие найдутся, район у вас проходной.
Лена пыталась поговорить с сыном наедине. Она позвонила ему, попросила о встрече в кафе.
— Марк, послушай, — говорила она, сжимая в руках чашку с остывшим кофе. — У нас нет возможности продать квартиру. На нас висит ипотека за дачу. Мы платим за учебу Ани. Если мы сейчас продадим жилье, мы останемся ни с чем. Банк заберет половину денег за дачу, остатка не хватит ни на что приличное.
Марк слушал ее с выражением вежливой скуки на лице.
— Мам, я все понимаю. У всех свои проблемы. Но почему мои проблемы должны быть менее важны, чем ваши? Я хочу дом. Я хочу семью. Марта беременна, кстати.
— Беременна? — у Лены екнуло сердце. — Внук… или внучка… Марк, поздравляю! Но тем более! Куда же вы торопитесь? Ребенок родится, мы поможем, чем сможем…
— Вот именно поэтому и торопимся. Ребенку нужен дом. Сад. Экология. Ты же хочешь, чтобы твой внук рос в нормальных условиях?
— А твоя сестра? А мы с отцом? Мы что, не люди? — слезы сами покатились по щекам.
— Мам, хватит давить на жалость. Вы взрослые люди. Отец работает, ты работаешь. Выкрутитесь. А я свое упускать не намерен. Я в этой квартире прописан с рождения, приватизация была общей. Это мое право.
— Право… — горько усмехнулась Лена. — А совесть, Марк? Совесть в Германии не выдают вместе с видом на жительство?
Марк жестко посмотрел на нее.
— Совесть — это понятие абстрактное. А квадратные метры — конкретное. У вас неделя на принятие решения. Потом я выставляю долю на продажу. У меня уже есть покупатели. Большая бригада строителей из ближнего зарубежья, человек пять-шесть. Им как раз прописка нужна и угол, чтобы ночевать. Будете жить весело, очередь в ванную занимать с утра.
Лена вернулась домой, чувствуя себя раздавленной. Она пересказала разговор Сергею. Муж почернел лицом. Вечером у него подскочило давление, пришлось вызывать скорую. Врач сделал укол, строго наказал не нервничать. Лена только горько усмехнулась: как тут не нервничать, когда родной сын выставляет на улицу?
Прошло три дня. Атмосфера в доме была как перед казнью. Аня ходила притихшая, пыталась искать в интернете варианты размена, но математика была неумолима: чтобы отдать Марку треть рыночной стоимости и погасить текущие долги, им пришлось бы переехать в условия, близкие к нищете.
— Лена, надо что-то решать, — сказал Сергей вечером четвертого дня. Он выглядел постаревшим лет на десять. — Я звонил в банк. Кредит под залог квартиры нам не дадут, у нас уже есть нагрузка, и возраст предпенсионный…
— Я не отдам ему квартиру, Сережа! — взорвалась Лена. — Это мой дом! Я здесь каждый гвоздь знаю! Почему я должна уступать?
— Потому что иначе он нас уничтожит. Ты же видишь, он не отступится. Ему плевать на нас. Ему деньги нужны.
В субботу Марк пришел снова. На этот раз один, без Марты. Вид у него был торжествующий.
— Ну что, надумали? У меня самолет через четыре дня. Нужно успеть оформить предварительный договор.
Лена смотрела на сына и пыталась найти в его лице хоть каплю сочувствия, хоть тень сомнения. Но видела только холодный расчет. Это был чужой человек. Бизнес-партнер, пришедший за дивидендами.
— Мы не будем продавать квартиру, — твердо сказал Сергей.
Марк поднял бровь.
— Да? Ну что ж, тогда знакомьтесь с новыми соседями. Завтра я приведу покупателей на просмотр моей комнаты.
— Подожди, — остановила его Лена. Голос ее дрожал, но она старалась держаться. — Мы не будем продавать квартиру. Мы выкупим твою долю.
Глаза Марка алчно блеснули.
— Откуда деньги? Вы же говорили…
— Мы продаем дачу, — глухо сказал Сергей, глядя в пол. — Срочно. Перекупщикам. И берем потребительский кредит на недостающую сумму под бешеные проценты. Я договорился с другом, он поручителем пойдет.
Дача была их отдушиной. Сергей строил ее три года, каждый выходной пропадал там. Лена развела там шикарный розарий, отец только в прошлом месяце закончил беседку, мечтал, как будет пить там чай теплыми вечерами. Они мечтали, как выйдут на пенсию и будут жить там, нянчить внуков… Теперь этой мечты не было.
— Дача? — Марк поморщился. — Ну, если вам так удобнее. Мне все равно, откуда кэш. Главное — сумма. Треть от рыночной оценки квартиры. Это пять миллионов.
— Мы дадим четыре с половиной, — отрезала Лена. — Дачу за три дня дороже не скинуть, перекупщики дают половину цены за срочность. И кредит больше не одобрят. Четыре с половиной, Марк. Или продавай долю своей бригаде строителей, но помни, что они тебе столько не дадут. За проблемную долю дают копейки, ты сам это знаешь. Никто не заплатит тебе рыночную цену за комнату в квартире с враждебно настроенными жильцами.
Марк задумался. Он явно просчитывал варианты. Калькулятор в его голове работал быстрее, чем совесть.
— Четыре восемьсот.
— Четыре с половиной. И ни копейкой больше. Это все, что мы можем наскрести, вывернув карманы и продав всё, что нажили, — голос Лены зазвенел сталью. — Соглашайся, или уходи и делай что хочешь. Мы будем судиться, мы не пустим никого в квартиру, мы костьми ляжем, но жизни тебе не дадим.
Сын посмотрел на мать. Впервые за все это время в его глазах промелькнуло что-то вроде уважения. Или страха потерять верные деньги.
— Хорошо. Четыре с половиной миллиона. Но деньги должны быть на счете до моего отлета.
Следующие три дня прошли в аду бюрократии и суеты. Дачу продали буквально за сутки — приехали хваткие ребята на джипе, осмотрели участок, сбили цену до минимума и сунули под нос договор. Сергей едва сдерживал слезы, отдавая ключи от дома, который строил своими руками. Он погладил деревянные перила крыльца, словно прощаясь с живым существом, и быстро отвернулся, чтобы жена не видела его влажных глаз. Лена бегала по банкам, собирала справки, унижалась перед начальством, выпрашивая аванс за полгода вперед.
В день сделки они встретились у нотариуса. Марк был весел, шутил с секретаршей. Он уже мысленно был в Мюнхене, выбирал обои для нового дома. Сергей и Лена сидели молча, держась за руки. Руки у обоих были ледяные.
Когда подписи были поставлены, а деньги переведены, Марк расцвел.
— Ну вот и отлично! Видите, все решилось. Деловое соглашение. Мам, пап, не дуйтесь. Это жизнь. Вы еще спасибо скажете, что я вас подтолкнул к оптимизации активов. Дача эта ваша только деньги тянула. А теперь у вас долгов хоть и прибавилось, зато квартира полностью ваша.
Он потянулся обнять мать на прощание.
— Пока, мам. Я позвоню, как долечу. Приезжайте в гости на новоселье!
Лена не шелохнулась. Она стояла прямо, глядя сыну в переносицу. Руки ее висели вдоль тела, как плети.
— Не звони, Марк, — тихо сказала она.
— Что? — он застыл с дурацкой улыбкой.
— Не звони. И не приезжай. У нас больше нет сына. Ты получил свою долю. Ты обналичил свое родство. Мы расплатились с тобой. Больше мы тебе ничего не должны.
— Мам, ты чего начинаешь? Драма-то зачем?
— Это не драма. Это финал. Уходи.
Марк пожал плечами, посмотрел на отца. Сергей отвернулся к окну, разглядывая серую улицу.
— Ну, как знаете. Психи, честное слово.
Он вышел из конторы, легко сбежал по ступенькам и сел в такси. Лена видела через окно, как он что-то весело рассказывает Марте по телефону.
Они вернулись домой. Теперь квартира была полностью их. Юридически. Три комнаты, кухня, коридор. Но она казалась чужой и холодной, словно из нее выкачали весь воздух.
Вечером Лена зашла в комнату, которая всегда считалась «комнатой Марка». Там до сих пор стояли его книги, висели грамоты за олимпиады по математике, старый глобус на шкафу. Она взяла большую коробку и начала методично складывать туда все: фотографии, школьные дневники, первую азбуку, плюшевого медведя с оторванным ухом.
— Лен, ты что делаешь? — спросил Сергей, встав в дверях.
— Убираюсь, — ответила она сухо, не поворачивая головы. — Ане нужно больше места. Пусть переезжает сюда, здесь светлее. А из Аниной сделаем тебе кабинет или мастерскую. Ты же хотел.
— А вещи куда?
— На помойку. Или нет… в благотворительный фонд отнесем. Кому-то может пригодиться.
Сергей подошел, обнял ее за плечи. Она прижалась к нему и, наконец, заплакала. Громко, навзрыд, выпуская всю боль, накопившуюся за эту безумную неделю. Она плакала не о деньгах, не о проданной даче и разрушенных планах на старость. Она оплакивала сына, который умер для нее, будучи живым и здоровым.
— Ничего, Ленка, ничего, — шептал Сергей, гладя ее по седеющим волосам. — Проживем. Кредит выплатим, мы еще крепкие. Главное, мы вместе. Аня у нас есть.
Через месяц пришло письмо из Германии. Красивая открытка с видом баварских Альп. «Дорогие родители, мы купили дом! Все отлично. Ждем в гости. Марк».
Лена повертела открытку в руках. Красивая, глянцевая, дорогая бумага. Она подошла к мусорному ведру и, не разрывая, бросила ее туда, прямо поверх картофельных очистков.
Потом вытерла руки полотенцем, подошла к плите. Там шкворчали котлеты. Скоро придет Аня с женихом, обещала познакомить. Жизнь продолжалась. Только теперь Лена точно знала: в квартире никто, никогда и ничего не должен приватизировать «на всех» бездумно. У каждого должно быть свое. И любовь, оказывается, тоже имеет свою цену. Они свою цену заплатили сполна.
Вечером, когда все семейство ужинало, Аня робко спросила:
— Мам, а Марк звонил?
Лена положила добавку мужу и спокойно ответила:
— Ешь, остынет.
За окном снова шел дождь, но в квартире было тепло. И главное — это было их тепло, оплаченное дорогой ценой, и оттого ставшее еще более ценным. Больше никто не мог прийти и потребовать его часть.
Где-то в Мюнхене Марк, наверное, праздновал новоселье, поднимая бокал баварского пива за удачную сделку. Он так и не понял, что, купив дом из кирпича и бетона, он продал единственный настоящий дом, который у него был — родительское сердце. Но это было уже не важно.
Лена включила телевизор, Сергей открыл газету. Обычный вечер. Только фотографий сына на серванте больше не было. На их месте стояла новая красивая ваза, которую купила Аня. Пустая, но готовая для новых цветов.