Начало
Белый не дал ему времени ощутить победу.
В толпе учеников и недоучек, в грязи двора, среди чужого хриплого дыхания Мар успел только один раз моргнуть — и всё. Мир снова стал узким, как лезвие.
— За мной, — сказал Белый.
Не приказал громко. Не повысил голоса. И от этого стало холоднее, чем от ночи на камнях. Мар пошёл. Он шёл чуть позади, как положено. Не обгоняя. Не отставая. Так ходят слуги. Так ходят те, кого можно ударить, если раздражаешь.
Они вошли в дом, куда до сих пор вход им – простым дворняжкам Белого, – был запрещен. Им оставался сарай с лежанками, благо теплый, и кладовка с едой. Мар медленно водил глазами по сторонам. Двор остался за спиной. Крики, стоны, ругань, мокрая грязь под ногами — всё отрезало каменными коридорами. Здесь пахло иначе: сухой пылью, старым железом, горькими травами. Мар поймал этот запах и снова почувствовал, как под ребрами что-то дёрнулось. Пепел. Кровь. Лекарства.
Его провели туда, куда остальные не заходили.
Низкая дверь. Железная скоба. За ней — помещение без окон, где свет давала одна коптящая лампа. У стены — стол. На столе — ножи. Не один. Не два. Целая семья ножей: тонкие, широкие, с зубцами, с крючками. Рядом — верёвки, куски ткани, деревянные палочки, похожие на те, которыми доктор когда-то осматривал горло.
Мар сглотнул. Но не показал как ему страшно от мысли, что эта комната похожа на пыточную. Бродяги не знают, что такое пыточная. Лишь слухи.
Белый сел за стол и долго смотрел на него, как на страницу, которую собирается читать медленно, по буковкам. Мар почувствовал себя голым.
— Твоё имя. — произнёс он.
Мар на секунду почувствовал, как в груди шевельнулась паника — старая, детская, смешная. Имя — это власть. Настоящее имя — цепь.
— Мар, — сказал он спокойно.
Белый кивнул.
— Возраст.
— Двенадцать, — соврал Мар так же легко, как дышал. Он давно уже не был уверен. Годы здесь текли не календарём — голодом и холодом. Кажется, когда должна была зацвести лаванда ему должно было стать тринадцать. Но он не видел, цвела ли она.
Белый снова кивнул, будто и так всё знал.
— Ты понимаешь, что значит «личный ученик»?
Мар молчал.
— Это значит, что теперь ты не принадлежишь стае этих мелких отбросов, — продолжил Белый. — Стая тебя не защищает. И не спасает. Если ты ошибёшься — никто не будет тебя жалеть. Даже я.
Мар поднял взгляд.
— Я не ошибусь.
Белый усмехнулся, едва заметно.
— Все ошибаются. Вопрос только — сколько раз.
Он встал.
— Раздевайся.
Мар окаменел.
Не потому что стыдно, и даже не потому что «женское тело». Потому что инстинкт. Тот самый, звериный, который он прятал глубоко — чтобы не сорваться, не выдать себя, не стать добычей.
Белый наблюдал.
— Рубаху, — уточнил он, словно разговаривал с глупым. — Я должен видеть твою спину и плечи.
Мар медленно снял верхнюю рубаху, оставшись в тонкой, прилипшей к телу тканюшке. И отрез, которым он замотал грудь. Руки не дрожали. Он заставил их не дрожать. Белый подошёл ближе и резко, коротко ткнул пальцами в ребра — там, где у Мара чаще всего появлялись синяки от ударов.
Мар втянул воздух, но не вздрогнул.
— Здесь, — сказал Белый, — ты бережёшься. Значит, здесь у тебя слабость.
Он прошёлся пальцами по плечу, где у Мара ещё не до конца зажила порванная кожа после очередной «случайной» драки. Ткань окрасилась кровью. Мальчишка едва подавил раздражение от того, что опять отстирывать придется.
— Ты не плачешь, — произнёс Белый. — Хорошо. Плач — это для тех, кто ещё надеется на помощь.
Мар почувствовал, как горло само пытается сомкнуться.
— Но ты прячешь, — добавил Белый, — не только боль.
Он остановился. И тогда Мар понял: Белый не «осматривает». Он снимает мерки.
И от этого было хуже, чем от ножа.
— Одевайся, — сказал Белый внезапно. — Пока.
Пока.
Мар натянул рубаху обратно, будто это могло вернуть ему кожу. Было бы его желание – он бы закутался в ткань с головой. Белый сел за стол и достал из ящика маленькую баночку. Там черными листьями свернулась Марова тайна.
— Ты пьёшь паслён, — произнёс он не вопросом.
Мар замер на долю секунды. Слишком маленькую долю. Но Белый заметил.
— Не отвечай, — сказал Белый. — Я не спрашивал. Я констатирую то, что есть.
Мар почувствовал, как на языке появляется горечь, хотя ничего не ел. Белый покрутил баночку в пальцах, будто в ней был не сушёный лист, а судьба.
— Умно, — сказал он наконец. — Глупо — что ты думаешь, будто я не знаю.
Мар молчал. Дышал ровно. Разум держал ясным.
– Чтобы не болеть от холода. – ровно произнес он, едва вспомнив что это растение может еще и снимать воспаления.
Белый отставил баночку в сторону.
— С этого дня ты пьёшь то, что скажу я, — произнёс он. — И ешь то, что скажу я. И спишь тогда, когда скажу я.
Мар впервые позволил себе дерзость:
— А если нет?
Белый смотрел на него долго. Потом сказал тихо:
— Тогда ты умрёшь. Не красиво. Не героически. Очень скучно. Как те, кто думает, будто у него есть выбор.
Мар опустил глаза.
— Понял.
Белый удовлетворённо кивнул, словно поставил галочку в списке.
— Первый урок: не быть личностью.
Мар поднял взгляд.
— Но…
Белый поднял ладонь, и «но» умерло ещё до того, как родилось.
— Личность — это роскошь, — сказал он. — Она мешает. Она заставляет выбирать «правильно». Ты уже понял, что «правильно» — это слово для тех, кто живёт за стеной и верит во взрослых.
Мар почувствовал, как внутри что-то кольнуло. Ликорисы. Голубое платье матушки. Кровь. Он задавил это.
Белый продолжил:
— Второй урок: тело.
Он отодвинул от себя ножи.
— Все думают, что я делаю убийц. Это смешно. Убийцы — это дешёвый товар. Их много.
Белый наклонился вперёд.
— Я делаю инструменты.
Мар слушал.
— Инструмент не устает, потому что не жалуется. Инструмент не сомневается, потому что не мечтает. Инструмент не боится, потому что ему некуда отступать.
Белый встал.
— Пошли
* * *
Мар потерял счет времени. Лишь мельком, краем сознания пытался запоминать смену лета и зимы. Тренировки были не похожи на те, что происходили во дворе. Во дворе били, чтобы проверить. Здесь ломали — чтобы собрать заново.
Белый не бил Мара «просто так». Он бил его за реакцию. За моргание. За лишний вдох. За попытку отвести взгляд.
— Ты предупредил тело, — говорил Белый, когда Мар напрягался до удара. — Тело глупое. Оно верит, что может успеть.
Белый заставлял его падать правильно. Не красиво — эффективно. Учил, как «не ломать» кости, когда тебя сбрасывают на камень. Как не терять сознание от боли. Как дышать так, чтобы кровь в голове не шумела. Белый учил его читать – Мар усердно делал вид, что он гений и очень быстро учится. Белый стал давать ему книги. Самые разные, среди которых был справочник по ядам. Мар полюбил яды. Яд – тихое оружие, смертельное. От него не защититься, если не знаешь о нем. И оно многогранно.
Но самое страшное — Белый учил, как причинять боль. Не ножом. Не кулаком.
Словом.
Однажды он привёл Мара в комнату, где сидел мальчишка из учеников. Тот, которого Мар не убил на последнем этапе. Он сидел на полу, связанный. Лицо в синяках. Глаза — пустые. Уже не мальчишка, но еще и не юноша.
«Сколько лет прошло?» – мелькнуло и погасло в голове у Мара.
— Он пытался сбежать, — сказал Белый ровно. — И теперь он будет учиться оставаться.
Мар посмотрел на мальчишку.
— Что я должен сделать? – ровно, спокойно, почти скучающе спросил он у Учителя.
Белый пожал плечами.
— Сломай его.
Мар почувствовал, как по позвоночнику пробежал холод. Кровь. Он ненавидел, когда та лилась, отстирывать одежду было все так же трудно. От вида крови все так же тошнило, хотя он и прятал это.
— Я не…
Белый поднял бровь.
— Ты уже сломал Пальца, — сказал он мягко. — Не притворяйся.
Он знал. Конечно же он знал. Мар медленно подошёл к пленнику и присел напротив.
Мальчишка поднял на него взгляд — и в этом взгляде было то, что Мар узнавал слишком хорошо: страх быть никем. Мар не ударил. Лишь сказал тихо:
— Ты хотел убежать. Куда?
Мальчишка молчал.
— Куда, — повторил Мар. — В город? В стаю? В грязь? Тебя там сожрут. И ты это знаешь.
Мальчишка сжал губы. Мар наклонился ближе.
— Ты думаешь, что ты особенный, — произнёс он почти ласково. — Что тебя ждёт что-то другое. Что кто-то тебя пожалеет.
Мальчишка вздрогнул. Мар продолжил, ровно, тихо, как читает урок:
— Никто тебя не пожалеет. Ты не сын, не внук, не часть семьи. Ты не любимец. Ты — расход. И если ты не станешь полезным, тебя просто заменят.
Мальчишка вдруг дёрнулся — не телом, глазами. В них промелькнула ненависть. Мар поймал его лицо в свои тонкие пальцы. За подбородок повернул к себе.
— Вот, — сказал он спокойно. — Уже лучше. Ненависть — это энергия. Используй её. Не на побег. На выживание. На то, чтобы стать кем-то.
Белый наблюдал из угла.
— Достаточно, — сказал он наконец.
Мар поднялся.
— Ты его не сломал, — произнёс Белый.
Мар посмотрел на него.
— Я сделал лучше, — ответил он. — Сломанное не приносит пользы. Правильная мотивация — да.
Белый усмехнулся.
— Умно, — сказал он. — И опасно.
* * *
Позднее Белый дал ему первое настоящее «дело».
Он вывел Мара за город, к дороге, где часто проходили мелкие торговцы. Там стоял камень, на котором была выцарапана метка. Ничего особенного. Для чужого глаза — просто царапина.
— Этот человек, — сказал Белый, показывая на мужчину в телеге, — должен исчезнуть.
Мар посмотрел на мужчину. Он был не похож на врага. На преступника. На кого-то, кого хочется убить.
— Почему? — спросил Мар.
Белый улыбнулся — едва, неприятно.
— Потому что он сделал выбор не в мою пользу, — сказал он. — И теперь мир должен научить его, что каждый выбор имеет цену. И последствия.
Мар кивнул. Он понял: «почему» тут не имеет значения. Значение имеет «как».
Мар не стал нападать. Он пошёл следом. День. Второй.
Он узнал привычки. Узнал, что мужчина пьёт, когда нервничает. Узнал, где он останавливается ночевать. Узнал, что он любит сидеть у колодца вечером, когда рядом никого.
На третий день Мар подмешал в его вино траву. Не яд. Просто то, что делает человека медленнее. Соннее. Тупее. Срывает шаг. А дальше… Мар не вмешался. Мужчина оступился у колодца. Камень. Удар. Тело ушло в воду, как будто так и должно было. Когда его нашли, все говорили: “Сам”. “Пьяница”. “Не повезло”.
Мар вернулся к Белому.
— Сделано, — сказал он.
Белый смотрел на него долго.
— Ты не убил его руками, — произнёс Белый.
— Я убрал его, — ответил Мар. — Разница только для тех, кто хочет считать себя чистым.
Белый впервые рассмеялся тихо. Коротко. Как щёлкнул замок на дверях Маровой темницы.
— И это говорит мне мальчишка, которого я подобрал из грязи.
Мар не дрогнул.
Белый подошёл ближе.
— Ты понял главное, — сказал он. — Ты не ищешь оправданий. Ты ищешь результат.
Мар молчал.
Белый наклонился к самому его уху:
— А теперь третье. Самое важное.
Мар напрягся, но не показал.
— Ты думаешь, что обманул меня тем, что ты «мальчишка», — прошептал Белый. — Думаешь, что это твой щит.
Мар почувствовал, как мир на секунду сжался. Белый отстранился и посмотрел прямо в его лицо.
— Я знаю, что у тебя есть секрет, — сказал он ровно. — Я знаю, какой. И пока мне это не мешает — мне всё равно.
Мар сделал вдох. Белый продолжил:
— Но если твой секрет однажды поставит под угрозу мою руку — я вырву его вместе с твоим горлом.
Мар кивнул.
— Понял.
Белый удовлетворённо кивнул в ответ.
— Хорошо. Значит, ты будешь жить.
Он повернулся к двери.
— Завтра начнёшь учиться тому, чему не учат во дворе. Пальцы не дерутся. Пальцы решают.
Мар остался один в комнате с ножами. Он смотрел на них, пока не погасла лампа. А потом, в темноте, впервые за долгое время позволил себе одну мысль — короткую, как укол:
Если Белый знает, что у меня секрет… значит, он уже ищет, как его использовать.
И Мар понял: следующий этап будет не про силу. И даже не про кровь. Он будет про то, кто из них двоих первым ошибётся.
