Начало
Время перестало быть. Потерялось под грудой непрекращающихся дней. Оно не шло вперёд — оно стачивалось, как камень под водой. Зима сменялась весной, весна — летом, но Мар замечал это только по запахам: сырость уходила из камня, в воздухе появлялась пыль, потом — цветочная горечь, потом снова плесень. Тело менялось быстрее, чем память. Боль становилась короче. Раны — тише. Сон — глубже и реже.
Его называли Призраком.
Не за белую кожу, не за глаза, седые волосы и не за молчание. За то, что он появлялся там, где его не ждали, и исчезал, не оставляя следов. За то, что его не слышали, даже когда он стоял рядом. За то, что после него оставалась пустота — не шум, не кровь, а именно пустота, будто кто-то вытер место ладонью. Он был вездесущ. Им пугали детей. Фигура в черном капюшоне, из под которого сверкают светлые пустые глаза.
Белый готовил его к посвящению. Последний шаг. Клятва. Имя, которое не принадлежит человеку. Кровь — как печать. Палец Белого. Официально. Навсегда.
Но Мар понял: ему это больше не нужно.
Он понял это не сразу. Понимание пришло не через страх и не через бунт. Оно пришло через скучное, ровное знание, как приходит зрелость: ты просто смотришь на то, что раньше казалось целью, и понимаешь — это уже пройдено.
* * *
Проезжий торговец вошёл в Мерд под вечер — один из тех упрямых, старых, с телегой, обитой железом, и лицом человека, который слишком долго жил и потому почти перестал бояться. Такие не задерживались. Но этот остановился.
Мар следил за ним с крыши. Час. Второй. Пока город не расслабился и не принял чужака как часть ежедневной грязи. В его комнату Мар вошёл без шума. Не взламывая двери и не стуча ставнями. Просто оказался там — как если бы всегда был.
— Не ори, — сказал он тихо. — Я не за тобой.
Торговец вздрогнул, но крик проглотил. Умный.
— Ты… из Белых? — спросил он сипло.
Мар чуть наклонил голову.
— Мне нужен календарь.
Старик моргнул.
— Что?
— Календарь. Бумажный. Любой.
Торговец долго шарил в сундуке, пока не достал потрёпанную книжицу, исписанную датами, именами, мелкими расчётами. Мар взял её осторожно, будто это было оружие. Он ушёл в тень и начал считать. Не сразу. Несколько раз. Пальцами. Мысленно. Потом снова пальцами.
Семнадцать. Ему теперь семнадцать лет.
Мар аккуратно вернул календарь.
— Ты можешь идти, — сказал он.
— Ты… — начал торговец.
— Иди, — повторил Мар. — И забудь.
Старик ушёл. А Мар остался сидеть в темноте, прижавшись спиной к стене, и впервые за много лет почувствовал не ярость и не холод.
Время вернулось и возобновило свой нормальный ход.
* * *
Слухи приходили в Мерд обрывками. О том, что творилось в столице, о том, что творилось в королестве Азуре. Слухи приходили с наемниками Белого, вернувшимися с заданий, какие-то новости Мар узнавал сам, уходя по поручениям Учителя.
Король Артур.
Совет.
Новые налоги.
Казни.
Дома, которые поднимаются и падают.
Фамилия Лиренталь не звучала нигде. И вот это уже было неправильно. Графства не стирают просто так. Их либо чтят, либо проклинают. Забвение — это работа. Значит, кто-то очень хотел, чтобы эту фамилию не вспоминали. Но что же тогда произошло с их землями? Кому они достались? Что произошло с людьми, что жили в поместье?
Мар понял: пора. Но прежде чем идти дальше, нужно было закончить то, что держало его здесь. Он вспомнил про задание Лиры. Или не забывал никогда?
Белый чувствовал изменения раньше других.
Он всегда чувствовал момент, когда инструмент перестаёт быть инструментом и начинает думать о другом. Его задания стали короче. Его взгляд — внимательнее. Его вопросы — реже, но точнее.
— Ты почти готов, — сказал он однажды своему ученику. Лучшему из всех, надо сказать. — Ещё немного — и ты станешь Пальцем.
Мар кивнул, соглашаясь. Он не солгал. Он просто не сказал правды. Действительно, еще немного…
* * *
Правда пришла ночью.
Мар проснулся не от шума — от ощущения. От того самого, что спасало его в детстве, в лесу, на земле, под чужими руками. Инстинкт. Холодный и ясный. В коридоре говорили тихо. Голоса Белого и одного из старших Пальцев. Непривычно близко.
— …он созрел, — сказал Белый. — И слишком долго прятался.
— Ты уверен? — спросил второй. — Он полезен. И кстати, мы слишком близко, не проснется?
– Чай с сонной травой. Не проснется.
– Хм, ну как скажешь. И все-таки… Зачем?
Белый усмехнулся.
— Полезность бывает разной. Иногда инструмент нужно проверить иначе.
Мар не дышал. Сонная трава не действовала на него уже очень давно, только он об этом молчал. Видимо не зря.
— Девчонка, — продолжил Белый спокойно, как говорят о погоде. — Всегда был ею. И похоже та самая, которую мне хотел продать Рыжий. Думаешь, я не знал? С первого дня. Запах. Кости. То, как он держит равновесие. – он хмыкнул. – Эта паталогическая тяга к чистоте.
Мар почувствовал, как в груди что-то сжалось, но лицо осталось пустым.
— И что ты хочешь? — спросил Палец. Паук – вспомнил его прозвище Мар. Это Паук. Который тоже пользуется ядами, но не такими как он, другими. Более явными. Фу, грубая работа, грубый человек. Только и способен, что плести сети – уж в ловушках тому не было равных.
— Хочу посмотреть, — сказал Белый. — Сломается ли он, если напомнить, кто он на самом деле. Или станет ещё полезнее. Ты представляешь себе? Соблазнение и смерть! Идеальный инструмент под маской куклы. Я уже пытался это провернуть, но ни одна не выдержала. Он – она – сможет.
Пауза.
— А если нет?
Белый ответил без колебаний:
— Тогда это будет наказание. И урок для остальных. От меня не уходят.
Шаги удалились.
Мар сидел в темноте и считал удары сердца. Не чтобы успокоиться. Чтобы убедиться, что оно ещё подчиняется. Он понял сразу: это не угроза. Это решение. И тогда Мар сделал то, чему Белый учил его лучше всего. Он стал действовать.
* * *
Ночь была тихой — не сонной, а настороженной. Такой, где каждый звук кажется неправильной, чудовищной ошибкой.
Мар вошёл в комнату Белого так же, как делал это десятки раз. Он знал все ловушки. Все привычки. Все слабые места. Знал, где Белый оставляет нож. Знал, как он дышит во сне.
Белый сидел за столом.
— Ты пришёл рано, — сказал он, не оборачиваясь.
— Да, — ответил Мар.
Белый повернулся и улыбнулся. Мара затошнило.
— Ты вырос, Призрак.
Мар подошёл ближе.
— Ты всегда знал, — сказал он.
Белый кивнул, будто речь шла о чём-то незначительном.
— Конечно. И именно поэтому ты выжил. Мне нужно было попробовать.
— Ты хотел использовать меня, — сказал Мар ровно.
Белый развёл руками.
— Использовать — неправильное слово в данном случае. Я хотел проверить. Все вещи проверяют на прочность.
Мар смотрел на него долго. Потом сказал:
— Ты ошибся в одном.
Белый прищурился.
— В чём же?
— Ты решил, что я — вещь.
Мар ударил быстро. Точно. Без злости. Без размаха. Белый отшатнулся, захлебнувшись воздухом. Упал. Попытался подняться — и не смог. Не тогда, когда клинок был смазан ядом.
Мар стоял над ним спокойно. Даже нервное пламя свечи успокоилось, не потревоженное его движениями. Поистине, Призрак.
— Ты многому меня научил, — сказал он. — В том числе — тому, что если выбор человека сделан не в мою пользу, то мне не нужен этот человек. И да, болиголов – чудесное растение, Учитель.
Белый попытался что-то сказать. Может, имя. Может, проклятие. Мар не стал слушать. Он закончил быстро.
* * *
Мешочек был тяжелым, несмотря на маленький размер. Тяжело он несся, тяжело и ухнул, падая на стол перед ней.
Лира сидела в полутени, как всегда. Вино в бокале бликовало алым. Она посмотрела на мешочек. Развернула. И медленно выдохнула — так, будто держала этот воздух много лет.
– Твоя месть свершилась. Это было подозрительно просто. И ты знала, что так будет. – Мар стоял перед ней, глядя спокойно, без ожиданий.
Лира закрыла глаза.
— Знала, — ответила она.
Мар молчал.
— Он убил моего сына, — сказала Лира тихо. — Нашего. Потому что я слишком много знала. Потому что отказалась молчать. Я знала, что ты сумеешь это сделать, потому что ты похож на него. На нашего мальчика. У Бела не было сердца, но была поразительно четкая память. Я знала, что он допустит тебя к себе, чтобы хотя бы посмотреть, что могло бы получиться из… него.
Мар сжал пальцы.
— Поэтому он не трогал Дом удовольствий, — продолжила она. — Это была его плата. Его трусость.
Мар кивнул.
— Задание выполнено.
— Да.
Они молчали.
— Ты уходишь, — сказала Лира.
— Да.
— Ты вернёшься?
Мар подумал.
— Если будет зачем.
Лира впервые улыбнулась по-настоящему.
— Тогда иди, Призрак.
Мар вышел в ночь. Теперь у него был возраст.
Была цель.
И было знание, которое нельзя забыть. Он больше не был ничьим инструментом. И когда придёт время, мир узнает, что бывает с теми, кто путает людей с вещами.
