Глава 5(1)
Циклы: "Курсант Империи" и "Адмирал Империи" здесь
Мы подлетали к Периметру на умирающем аэролете, единственная турбина выла предсмертной песней, а машину по-прежнему швыряло из стороны в сторону.
С высоты картина разрушений раскрывалась во всей своей апокалиптической красе. Столбы дыма от горящих складов превращали солнца в два мутных оранжевых пятна, похожих на воспаленные глаза. Башня — та самая, падение которой я видел издалека — лежала поперек жилого сектора как поваленный гигант, пробив собой три барака и превратив их в груду щепок и искореженного металла. Транспортная стоянка больше напоминала кладбище техники после особенно неудачного сражения — обгоревшие остовы грузовиков, расплавленные шины, скрученная от жара арматура.
Но что поражало и радовало больше всего — это отсутствие движения там, где еще час назад кипела битва. Ни одного живого богомола. Только трупы, устилающие землю плотным ковром — черно-зеленая масса, растянувшаяся от проломов в стене до центральной площади. Некоторые лежали грудами высотой в человеческий рост — там, где их настиг сосредоточенный огонь турелей. Другие образовывали причудливые узоры смерти вдоль линий обороны, отмечая последние рубежи сопротивления.
И вот среди этого кошмара начинали появляться люди. Они выползали из укрытий медленно, недоверчиво — как звери после лесного пожара, не веря, что опасность миновала. Сначала по одному, потом группами. Гражданские в изодранных комбинезонах и солдаты с полупустыми обоймами. Все они смотрели вверх, провожая взглядами наш покалеченный аэролет, и в их глазах читалось понимание. Они знали — весть о том, что произошло, уже разнеслась по базе со скоростью степного пожара.
Кто-то первый поднял руку в приветствии. Потом другой. Через несколько секунд вся база превратилась в море машущих рук и криков — не ужаса, а ликования. Даже с высоты, сквозь вой умирающей турбины, я слышал скандирование: «Ура! Герои! Победа!»
И, кстати, вдали, на горизонте, я увидел их — богомолов. Серая волна откатывалась к карстовым пещерам единым потоком, не останавливаясь, не оглядываясь. Десятки тысяч насекомых бежали на зов матки. Инстинкт защиты матери пересилил жажду крови, и это зрелище наполняло меня странной смесью гордости и одновременно тревоги. План вроде как сработал, но что будет дальше?
Посадка снова вышла жесткой даже по меркам аварийных приземлений. Аэролет ударился о бетон, подпрыгнул, накренился, проехался на брюхе несколько метров, высекая фонтаны искр, и замер, жалобно скрипнув напоследок.
Не успели мы выбраться из искореженной машины, как нас окружила толпа. Лица сливались в калейдоскоп эмоций — восторг переплетался с недоверием, благодарность с изумлением, облегчение со слезами. Чьи-то руки хватали за плечи, хлопали по спине, тянули в объятия. Голоса сливались в единый гул.
Толпа расступилась, образуя коридор, и через который к нам подошел полковник Кнутов. Его походка оставалась размеренной, спина прямой, лицо непроницаемым — Кнут старался держать марку. Но и в единственном глазу плясали искорки чего-то нового.
Он остановился перед нами, окинул взглядом нашу потрепанную компанию — Капеллана в забрызганной зеленой кровью броне, Кроху с дымящимися от перегрузки сервоприводами, Мэри с винтовкой, которую она не выпускала из рук даже сейчас, Толика, бледного от пережитого, на счастливого до безумия и Яну в порванном летном комбинезоне, ну и меня конечно.
— Капитан Бекетова, — его голос прорезался сквозь шум толпы, официальный, но с непривычными нотками. — Старшина Костин. Рядовые. Вы совершили невозможное. Благодаря вашим действиям база спасена, гражданские живы, угроза нейтрализована.
Он сделал паузу, словно боролся с собой, потом махнул рукой:
— К черту официоз. Вы спасли наши задницы. Спасибо.
Слова прозвучали так неожиданно из уст всегда официального Кнутова, что толпа на мгновение замерла, а потом взорвалась еще более громкими криками одобрения.
Капеллан шагнул вперед, вытянувшись по стойке смирно несмотря на усталость, сгибавшую плечи:
— Господин полковник, благодарность следует адресовать прежде всего рядовому Василькову. Вся операция — его идея. План с маткой, использование ее крика для отзыва атакующих — все это придумал этот парень. Мы же просто... помогли с реализацией.
Кнутов медленно повернулся ко мне, и в его взгляде я прочитал целую историю внутренней борьбы — от изначального презрения к сосланному сюда "столичному мажору" через вынужденное признание моих способностей до нынешнего, еще не полного, но уже ощутимого уважения.
— Васильков, — он протянул руку — живую, не механическую, что само по себе было жестом. — Хорошая работа, боец. Очень хорошая работа.
Рукопожатие оказалось крепким, и в нем я ощутил нечто большее, чем формальная благодарность командира подчиненному. Это было признание меня равным.
И тут толпа сомкнулась вокруг нас как морская волна. Десятки рук подхватили меня, подняли над головами, подбрасывая вверх под оглушительные крики: "Мажор! Мажор! Мажор" Я мелькал над морем лиц — восторженных, благодарных, живых. Чья-то пожилая женщина в технической робе плакала, сложив руки в молитвенном жесте. Молодой солдат из соседнего взвода орал что-то неразборчивое, но явно одобрительное. Какой-то угрюмый прапорщик из интендантской службы улыбался беззубым ртом...
Краем глаза я видел, как подхватили остальных — Капеллана, который сохранял каменное выражение лица даже покачиваясь на руках толпы, Толика, визжащего от восторга и ужаса одновременно, даже Кроху, хотя для этого потребовалось человек пятнадцать самых крепких мужиков. Только Мэри избежала этой участи, отступив к стене с винтовкой наперевес — ее репутация "Кровавой" все еще работала как невидимый барьер.
— ВАСИЛЬКОВ!
Рев прорезал шум толпы как боевой клич через звуки битвы. Это Папа Рычков продирался сквозь людское море с решимостью ледокола, крушащего льды. Толпа расступалась перед ним, опуская меня на землю — все знали, что становиться между Папой и его целью опасно для здоровья.
Он навис надо мной своей двухметровой тушей, и на его лице играли эмоции, которые я никогда раньше не видел — злость смешивалась с облегчением, раздражение с чем-то, похожим на... гордость?
Его рука опустилась на мое плечо с силой кузнечного молота, от которой колени подогнулись:
— Ты охренительный ублюдок, Васильков! Ты в курсе? Я думал, что ты сбежал как последняя крыса с тонущего корабля, а ты, сука такая, придумал как всех спасти! Молодец, мажорчик! Может, из тебя еще и получится настоящий солдат!
Он врезал мне по спине так, что броня жалобно скрипнула, и отошел, рыча на зевак, чтобы не стояли без дела, а занимались восстановлением обороны. Но в его голосе уже не было прежней злобы — только привычная грубость, за которой пряталось неумение выражать эмоции иначе.
Друзья, на сайте ЛитРес подпишитесь на автора, чтобы не пропустить выхода новых книг серий.
Подпишитесь на мой канал и поставьте лайк, если вам понравилось.