— У меня нет отца, — тихо сказала она.
Голос ее дрогнул, но тут же окреп. Ты перестал быть им в тот момент, когда выгнал меня с температурой на улицу ради чужого комфорта.
— Алина, я же денег дал. Я хотел как лучше.
— Ты хотел, чтобы тебе не мешали, — отрезала она.
Алина повернулась к Елене, и ее лицо смягчилось. Слезы блеснули в глазах.
— Мам, прости меня. Она опустилась на колени прямо на мокрую траву перед матерью, обнимая ее ноги.
Сергей остался сидеть в грязи. Один.
Напротив стояли трое людей, объединённых чем-то большим и важным, чем деньги или статус. Чем-то, что он потерял навсегда и даже не заметил, когда.
Он медленно поднялся, отряхивая безнадёжно испорченный костюм. Молча сел в машину.
Мотор взревел, и грязный кроссовер рванул с места, обдав на последок забор комьями земли.
Здание суда встретило их гулким эхом шагов и запахом казённой бумаги.
Сергей пришёл один, без Кристины, без былого лоска, в мятом пиджаке с серым, уставшим лицом. Он нервно крутил в руках телефон, стараясь не смотреть в сторону бывшей жены. Елена была не одна.
Слева, как скала, возвышался Дмитрий. Справа шла Наталья. А чуть впереди вышагивал юрист, которого наняла сестра.
Зубастый, хваткий мужчина в очках, который за полчаса разговора в коридоре объяснил Сергею его перспективы так доступно, что у того затряслись руки.
Заседание было коротким.
— Моя клиентка не претендует на долю в квартире, принадлежащей вашей матери, — сухо чеканил юрист.
— Однако она также не претендует и на долги по коммунальным платежам, накопившиеся за последние полгода, как и на обязательства по потребительским кредитам, взятым вами в браке, но потраченным не на нужды семьи.
— У нас есть все доказательства, выписки, чеки, даты…
Сергей сглотнул. Долги. После бегства Кристины он остался с тремя кредитами, взятыми на красивую жизнь, и огромным долгом за квартиру матери, за которую просто забывал платить в угаре новой любви.
— Я согласен, выдавил он. Пусть забирает свободу. Квартира останется мне.
Елена подписала бумаги. Рука не дрогнула.
Когда они вышли на крыльцо суда, ударил свежий морозный воздух. Падал редкий снежок, припудривая серый асфальт.
Сергей задержался в дверях.
Он смотрел на Елену, на её спокойное лицо, на прямую спину, на руку Дмитрия, бережно поддерживающую её под локоть.
— Лен! — окликнул он хрипло.
Она обернулась, без злости, без ненависти, просто как смотрит на постороннего человека, который ошибся номером.
— Прощай, Серёжа, — сказала она, и пошла к машине Дмитрия, легко ступая по свежему снегу.
Она оставила в том здании 22 года жизни, стены в которых её унижали, и человека, который её предал.
Взамен она получила целый мир. Вечером в доме Наталии было тихо. Печка гудела, создавая уютное тепло. Елена сидела в кресле, вязала носок, погружённая в свои мысли.
Дверь скрипнула, впуская клуб морозного пара. В комнату вошла Алина. Она сильно изменилась за эти недели. Исчез надменный взгляд, смылся кричащий лак с ногтей. Девушка была одета в простые джинсы и свитер.
Болезнь, предательство отца и жизнь в дешевом хостеле выжгли из нее всю спесь, оставив только испуганную девчонку, которая вдруг поняла, что мир — это не только картинки в телефоне и брендовые вещи.
Алина подошла к матери и, не говоря ни слова, опустилась на колени перед креслом.
— Мам.
Елена отложила вязание, глядя на склоненную голову дочери.
— Мамочка, прости меня, — голос Алины дрожал. Она уткнулась лицом в колени матери, и ее плечи затряслись от рыданий.
— Прости за тот лук, за гардеробную. Я такая дура была, мам. Я думала, папа, это праздник, а ты… а ты просто есть.
Она перехватила руки Елены, те самые рабочие руки, которые Дмитрий называл «честными» и начала покрывать их поцелуями мокрыми от слез.
— Я так тебя люблю, мам. Я не знала, как страшно без тебя.
Сердце Елены сжалось. Какая мать сможет смотреть на слезы своего ребенка и не дрогнуть?
Обида, жившая в ней месяцами, растаяла, как снежинка на горячей ладони. Она положила руку на голову дочери, погладила мягкие волосы, как в детстве.
— Ну все, все, родная. Я простила.
Алина подняла заплаканное лицо, в глазах светилась робкая надежда.
— Правда? Ты разрешишь мне остаться? Я не подведу.
Елена взяла ее лицо в ладони, заглянула в глаза.
— Ты моя дочь, Алина. Я тебя люблю и всегда приму. Но жить как раньше мы не будем.
— Как скажешь, мама, я все сделаю.
— На шее сидеть не получится, — твердо сказала Елена.
— Я не буду больше служанкой, ни для кого. Хочешь жить с нами, учись самостоятельности.
— Я уже нашла работу, быстро, боясь, что мать передумает, проговорила Алина.
— В кафе у дороги, официанткой. Тетя Наташа договорилась, смены тяжелые, ноги гудят, но платят честно.
— Я справлюсь, мам, я обещаю.
Елена улыбнулась и прижала дочь к себе. В этот момент она поняла, что бумеранг судьбы вернул ей не только пережитую боль, но и ребенка. Настоящего, живого, повзрослевшего.
Спустя месяц, в ясный зимний день, Дмитрий заехал за Еленой.
— Собирайся, — сказал он, загадочно улыбаясь.
— Поедем, покажу кое-что.
Они ехали через заснеженный лес, пока деревья не расступились, открывая вид на широкую поляну.
Там стоял дом. Большой, крепкий, сруб из золотистой сосны. Окна смотрели на лес, из трубы шёл дымок. Дом казался живым, дышащим, словно вырос из этой земли сам.
— Дима, — выдохнула Елена, заворожённо глядя на янтарные брёвна.
— Это чей?
— Наш, — просто ответил он, глуша мотор. Они вошли внутрь.
Пахло свежим деревом, смолой и счастьем.
В доме было тепло, но пустовато.
— Я тут мебель не покупал, Лен, — Дмитрий обвёл рукой просторную гостиную, залитую солнцем.
— Не мужское это дело, занавески выбирать до диваны. Хочу, чтобы ты выбрала. Всё, как тебе нравится.
Он повернулся к ней, взял её руки в свои.
— Ты здесь хозяйка, Лена. Ни гостья, ни прислуга. Хозяйка. Это твой дом, навсегда.
Елена смотрела на солнечные зайчики на деревянном полу и не верила своим глазам. У неё есть дом, свой, настоящий, где никто не укажет на дверь.
Дмитрий полез в карман куртки и достал маленькую бархатную коробочку.
— Я не мастер красивой речи говорить, ты знаешь, но я тебя не отпущу.
— Выходи за меня.
В коробочке лежало кольцо. Простое, золотое, с небольшим, но чистым камнем.
— Да, — прошептала Елена, и слезы счастья покатились по щекам.
— Да, Дима.
Год спустя. Сентябрь выдался на редкость тёплым. Веранда нового дома была залита мягким предвечерним светом, пробивающимся сквозь листву. Вокруг большого дубового стола царило оживление.
Алина в красивом легком платье расставляла тарелки. Она смеялась, переговаривая с сыном Дмитрия, который приехал на выходные.
Елена вышла на веранду, осторожно ступая. Одной рукой она поддерживала поясницу, другой несла большое блюдо, накрытое полотенцем.
Под сердцем уютно и настойчиво толкалась новая жизнь. В сорок три года это казалось чудом, даром небес, в который врачи верили с трудом, а Дмитрий верил безоговорочно.
— Осторожно, Лен, давай помогу. Дмитрий подскочил к ней, перехватывая тяжелое блюдо.
Он бережно усадил ее в плетеное кресло, подложив под спину подушку.
— Сиди, тебе отдыхать надо.
— Я не больная, Дима, я беременная, — рассмеялась она, но послушно села, наслаждаясь заботой.
Дмитрий поставил блюдо в центр стола и сдернул полотенце. Аромат вырвался на свободу, накрыв веранду облаком .
Тот самый курник. Золотистый, румяный, идеальный, с косичкой по краю.
— О-о-о, — выдохнула Алина, вдыхая знакомый с детства запах.
— Мам, это шедевр!
— Лучшее, что я ел в жизни, — серьезно подтвердил Дмитрий, отрезая первый и самый сочный кусок.
— Ни в одном ресторане такого не подадут.
Алина взяла свою порцию, откусила и блаженно зажмурилась.
— У мамы самые золотые руки, сказала она с набитым ртом.
— Мам, научишь меня так тесто ставить?
— Научу, конечно.
Алина потянулась за солонкой, которая стояла на другом конце стола, ближе к Дмитрию.
— Пап, передай соль, пожалуйста.
Елена замерла.
Дмитрий тоже на секунду перестал жевать.
Он посмотрел на Алину, его глаза потеплели, в уголках собрались добрые морщинки. Он молча передал солонку.
— Спасибо, пап, как ни в чём не бывало, сказала Алина.
Елена откинулась на спинку кресла, глядя на свою семью.
На мужа, который смотрел на неё с обожанием, на дочь, которая наконец-то обрела настоящего отца.
На этот дом, пахнущий деревом и пирогами. Счастье было таким плотным, что его можно было потрогать рукой.
А в городе, в квартире на третьем этаже, выл ветер в вентиляции. Обои в прихожей висели клочьями.
Собака Кристины порвала их перед отъездом хозяйки, а клеить новые было некому и не на что. Сергей сидел на кухне в растянутой майке алкоголички.
Перед ним стояла тарелка с дешевыми магазинными пельменями. Они слиплись в один серый ком, выглядели не аппетитно и пахли мокрым тестом и сыростью. Он вяло ковырнул вилкой пельмень, откусил. Внутри оказалось что-то жёсткое, похожее на хрящ.
Сергей сплюнул в тарелку, отставил её в сторону с глухим стуком. Он закрыл глаза и вдруг отчётливо, до боли в сердце, вспомнил тот другой запах.
Запах сдобного теста, курицы и ванили. Запах уюта, запах дома.
Запах Елены. В квартире было тихо, слишком тихо. Никто не ждал его. Никто не спросит, как прошёл день. Никто не погладит рубашку. Он посмотрел на своё отражение в тёмном окне. Оттуда на него глядел постаревший, усталый мужчина с пустыми глазами.
Мужчина, который своими руками разрушил свой мир ради иллюзии, которая рассыпалась в прах.
— Какой же я дурак, прошептал Сергей в пустоту.
Но ответом ему было только равнодушное гудение холодильника, который так никто и не помыл.
Ещё больше новых историй ждут вашего прочтения: