В тот вечер Елена еще не знала, что румяный курник, который она с такой любовью доставала из духовки, станет последним ужином в ее семейной жизни.
Она не догадывалась, что через час этот уютный мир, который она бережно строила двадцать лет, будет уничтожен одним поворотом ключа в замке.
Елена поставила тяжелый противень на стол. Горячий воздух пахнул в лицо сдобным тестом и запеченной курицей. Курник вышел на славу. Румяный, с косичкой по краю, именно такой, какой любил Сергей. В центре пирога через маленькое отверстие побулькивал прозрачный бульон. На кухне царила идеальная, почти хирургическая чистота.
Ни крошки на столе, ни пятнышка на плите. Салфетки в салфетнице стояли ровным веером, на крахмальная скатерть хрустела при прикосновении.
Елена вытерла руки о полотенце и прислушалась к себе.
Странное чувство. Вроде бы всё шло как обычно.
Сегодня пятница, Сергей должен вернуться с хорошими новостями о повышении.
Она приготовила праздничный ужин, надела блузку, которую берегла для особых случаев, но внутри, где-то была тяжёлая тревога.
Даже запах любимого пирога оказался ей сегодня каким-то неправильным. Будто к аромату ванили и курицы примешивалась едва уловимая горечь.
Она подошла к зеркалу в прихожей. Поправила выбившуюся прядь волос. Из стекла на нее смотрела приятная женщина чуть за сорок. Глаза добрые, но уставшие. Уголки губ опущены вниз, словно привыкли молчать и терпеть.
Елена попыталась улыбнуться своему отражению. Улыбка вышла жалкой, натянутой.
— Ничего, — подумала она.
Сейчас Серёжа придёт, поужинаем, может, сегодня наконец-то получится поговорить про спину. Поясница ноет уже неделю, сил нет терпеть.
Врач сказал, откладывать больше нельзя.
В замке повернулся ключ. Елена вздрогнула.
Обычно Сергей приходил позже. Она поспешила в прихожую, на ходу оправляя юбку. Дверь распахнулась. На пороге стоял муж. В руках он держал не цветы, не торт к чаю, а два больших кожаных чемодана.
— Серёжа? Елена замерла.
— Ты в командировку? Почему не сказал? Сергей не ответил.
Он шагнул в квартиру, не разуваясь. Уличная пыль с его дорогих туфель отпечаталась серыми следами на безупречно чистом бежевом ковре, который Елена чистила сегодня утром.
Он прошёл в гостиную, поставил чемоданы у дивана и посмотрел на часы.
— Серёж, ужин стынет, — растеряно проговорила Елена, глядя на грязные следы.
— Я курник испекла.
Сергей поморщился, словно у него заболел зуб.
- Опять это тесто.
Его голос звучал по-деловому. Так он обычно разговаривал с подчиненными, которых собирался уволить.
— Лен, нам надо поговорить, сядь.
Елена не села. Она прислонилась плечом в дверному косяку, чувствуя, как холодеют руки.
— Я ухожу, сказал он просто, будто сообщил, что идет за хлебом.
— Я встретил женщину.
В комнате стало очень тихо. Было слышно, как на кухне тикают часы и шумит холодильник.
— Женщину? — переспросила Елена.
Слово было чужим, шершавым, оно застревало в горле.
— Да, ее зовут Кристина, мы вместе работаем. С ней я чувствую, что живу, понимаешь, а не доживаю.
Он говорил спокойно, буднично. Смотрел не на жену, а куда-то поверх ее головы, на полку с книгами.
— А мы? — тихо спросила Елена.
— Двадцать два года, Серёжа.
— Двадцать два года привычки, — перебил он, — ты посмотри на нас, мы же как старая мебель.
— Вот этот диван, — он кивнул на старый, но добротный диван, накрытый пледом. Он удобный, мягкий, но, честно говоря, гостям его показать стыдно.
— Потёртый, пружины скрипят. Хочется чего-то нового, современного, яркого.
Елена почувствовала, как кровь отлила от лица. Сравнение с диваном ударило больнее, чем новость об измене.
Она — вещь.
Удобная, старая вещь, которую пора вынести на помойку. Ясно, она с трудом разлепила губы. Мысли путались, но одна, самая острая, вдруг пронзила сознание.
— Сережа, а как же… деньги? Наш счет!
Они копили десять лет, откладывали с каждой зарплаты. «Подушка безопасности», как любил говорит Сергей. Там были деньги на старость и на лечение Елены.
Ей требовалась серьезная реабилитация для позвоночника.
Сергей впервые за весь разговор посмотрел ей прямо в глаза и усмехнулся.
— Я снял сегодня утром.
Елена схватилась рукой за косяк, чтобы не упасть.
— Все? Но там же… Сережа, там мои уколы! Моя спина! Ты же знаешь, я без них не могу.
— Кристине нужна машина, — жестко отрезал он.
— Она молодая, ей жить надо сейчас, драйв ловить, а не по больницам шастать.
— А тебе, Лен, зачем? Ты и так дома сидишь. Дальше кухни и магазина не ходишь. Спина потерпит, не развалишься.
Он сказал это с такой легкостью, словно речь шла о покупке мороженого, а не о здоровье человека, который двадцать лет стирал ему рубашки и готовил обеды.
— Ты украл у меня здоровье ради машины для любовницы? Прошептала Елена.
— Не драматизируй. Я эти деньги зарабатывал. Ты последние пять лет вообще не работала.
Считай это компенсацией за мои потерянные годы.
Елену затрясло. Ей стало нечем дышать в этой комнате. Ей нужна была поддержка, кто-то родной, кто скажет, что это дурной сон.
Алина. Дочь была дома. Елена слышала, как за стеной играет музыка. Она бросилась в комнату дочери, распахнула дверь. Алина сидела за столом в больших наушниках и красила ногти ярко-красным лаком.
На кровати были разбросаны глянцевые журналы.
— Алина! — крикнула Елена, — папа уходит!
Дочь медленно повернула голову. В её глазах не было ни удивления, ни страха. Она спокойно сняла один наушник, подула на свежий лак.
— Я знаю, мам…
Елена застыла на пороге.
— Знаешь?
— давно с Кристиной
Алина пожала плечами.
— Полгода точно. Она классная, мам, современная. В инстаграме у нее сто тысяч подписчиков. С ней интересно.
— И ты молчала. Елена сделала шаг к дочери, протянула руку, желая коснуться ее плеча, найти хоть каплю сочувствия.
— Доченька, как же так?
Алина брезгливо отстранилась, отодвигаясь на стуле подальше.
— Мам, не надо, фу.
— Что фу?
— От тебя пахнет неприятно. Вечный этот запах, жареный лук, хлорка, какая-то затхлость.
— Как будто ты не моешься.
Елена отдернула руку, словно обожглась. Она мылась два раза в день, она пользовалась дезодорантом. Но запах кухни, въевшийся в кожу и волосы за годы готовки для этой семьи, видимо, стал её вторым именем.
— А у Кристины парфюм классный, — мечтательно добавила Алина.
— Дорогой. С тобой, мам, честно говоря, стыдно куда-то выйти. Ты как тетка с рынка.
В коридоре послышались шаги Сергея.
Алина тут же оживилась, вскочила со стула и подбежала к отцу.
— Пап, ты не забыл? Ты обещал.
— Что обещал? — спросил Сергей, поправляя манжет рубашки.
— Что теперь мамина комната будет моей гардеробной. У меня шмотки не влезают.
— Когда она съедет? Мне надо планировку прикинуть.
Елена смотрела на них, на мужа, с которым прожила полжизни, на дочь, которую вынянчила, ночей не спала, лечила, учила, и видела перед собой совершенно чужих людей.
Холодных, расчетливых чужаков.
Словно пощечину дали. Нет, хуже. Словно ножом полоснули по самому больному.
— Съедет? — переспросила Елена бесцветным голосом.
— Куда я съеду, это мой дом!
— Не твой, Леночка, — раздался голос Сергея, — ты забыла?
Квартира оформлена на маму, свекровь, Анна Петровна.
Елена бросилась к телефону в коридоре, дрожащими пальцами, не попадая по кнопкам, набрала знакомый номер.
Анна Петровна перенесла инсульт три года назад. Елена тогда полгода жила между больницей и домом, меняла памперсы, кормила с ложечки, заново учила говорить. Анна Петровна называла её доченькой.
Гудки. Долгие, равнодушные гудки.
— Алло? Голос свекрови был бодрым и твёрдым.
— Анна Петровна, это Лена. Серёжа. Он выгоняет меня. Он завёл другую. Анна Петровна, скажите ему…
Пауза.
Короткий вздох на том конце провода.
— Леночка, не нервничай, я в курсе.
— Вы тоже знали?
— Серёже нужно устраивать жизнь. Он мужчина в расцвете сил, ему нужен уход, эмоции, а ты уж, прости, свое отработала.
— Но мне некуда идти.
Анна Петровна, я же за вами ухаживала, я же вас с того света вытащила.
— Не будь эгоисткой, Лена.
Голос свекрови стал ледяным.
— Квартира моя, я на стороне сына. От меня поддержки не жди. Даю тебе срок до завтрашнего утра, освободи жилплощадь. И будь добра, помой холодильник перед уходом.
— Кристина — девочка чистоплотная, не любит чужую грязь.
Короткие гудки ударили по ушам, как молотком.
Елена медленно опустила трубку.
— Холодильник! Помыть холодильник!
Она вернулась в коридор. Сергей стоял у дверей, нетерпеливо постукивая ногой.
— Чемоданы я, пожалуй, оставлю, — сказал он, оглядывая свой багаж.
— Подумал тут… Кристине переезжать надо, у неё вещей много. А твои тряпки и в пакеты влезут. У нас там под раковиной рулон мешков для мусора есть. Крепкие, чёрные.
— Бери, не жалко.
Он прошёл на кухню, открыл шкафчик под мойкой и швырнул Елене рулом чёрных пакетов.
Елена механически взяла пакет. Руки двигались сами по себе, голова была пустой и звонкой. Она пошла в спальню. Открыла шкаф. Вещей у неё и правда было немного. Пара платьев пятилетней давности, джинсы, старый пуховик, бельё. Всё это сиротливо уместилось в два мусорных мешка.
Она вернулась на кухню.
Взгляд упал на блендер. Хороший, мощный, дорогой блендер. Она купила его полгода назад на деньги, которые сэкономила на продуктах, выискивая акции в магазинах. Она мечтала делать смузи, начать правильно питаться. Елена протянула руку и взяла коробку с блендером.
— Э! Сергей возник рядом мгновенно. Он грубо вырвал коробку из её рук.
— Поставь на место.
– Это моё, — тихо сказала Елена. Я покупала.
— На мои деньги ты покупала, — рявкнул он. Ты здесь ничего не заработала. Кристине пригодится на первое время, смузи делать будет, пока мы обустраиваемся.
— А тебе он зачем? Кашу варить и в кастрюлю можно.
Он поставил блендера обратно на полку, подальше, к стене.
— Всё, собралась? — он открыл входную дверь.
Ключи на тумбочку.
На улице лил дождь. Холодный, косой, совсем не летний.
Елена вышла из подъезда, сжимая в руках два чёрных мусорных пакета. За спиной хлопнула тяжёлая железная дверь. Домофон пискнул и замолк. Елена стояла под дождём, чувствуя, как вода стекает за шиворот. В окнах её бывшей квартиры на третьем этаже горел тёплый, уютный свет. Там пахло её курником. Там её муж, её дочь планировали, где поставить гардеробную.
Она стояла и прохожие, спешащие мимо под зонтами, брезгливо обходили женщину с чёрными мешками.
Дождь усилился, превратившись в сплошную ледяную стену. Вода хлюпала в старых ботинках, насквозь пропитала тонкое пальто. Елена шла, не разбирая дороги, механически переставляя ноги.
Два чёрных мусорных пакета били её по ногам при каждом шаге, напоминая о том, во что превратилась её жизнь.