— Ты вообще соображаешь, что несёшь? Я что, банкомат для твоей семейки?
Олег замер у холодильника, бутылка кефира застыла в руке. Наташа стояла в дверном проёме кухни — руки скрещены на груди, губы сжаты в тонкую линию. Вот оно, началось. Он уже знал, куда повернёт этот разговор.
— Послушай, Наташ, я просто сказал, что маме нужно поправить здоровье...
— Значит я должна брать кредит на санаторий для твоей мамы? А не жирно ли будет? — выпалила она, и каждое слово било как хлыст.
Олег поставил бутылку на стол. Тихо, медленно, будто боясь разбудить что-то страшное. Но уже поздно — это "что-то" давно проснулось и теперь расхаживало по их двухкомнатной квартире, отравляя воздух.
— Никто не говорит о кредите, — начал он осторожно. — Мама копила, у неё почти вся сумма есть. Не хватает тысяч двадцать, я думал...
— Ты думал! — Наташа засмеялась, но в этом смехе не было ничего весёлого. — Ты всегда думаешь за меня, да? Вечно ты думаешь, как бы твоей мамочке угодить. А про меня когда думать будешь?
Она прошла на кухню, резко выдернула стул из-под стола. Села, закинула ногу на ногу. На ней была домашняя пижама в горошек — купленная на распродаже три года назад. Олег вспомнил, как тогда мама сказала: "Какая практичная девушка". Тогда это звучало как комплимент.
— При чём тут ты? — Олег почувствовал, как внутри закипает раздражение. — Это между мной и моей матерью...
— Ничего между вами нет, — отрезала Наташа. — Всё, что у тебя есть — наше общее. Или ты забыл? Мы семья. А твоя мамочка... она уже не твоя семья номер один.
Вот оно. То, что висело между ними последние полгода. Может, год. Олег уже не помнил точно, когда всё пошло наперекосяк. Когда Наташа перестала улыбаться, встречая его маму. Когда начала находить придирки в каждом слове Татьяны Васильевны.
— Мама больна, — сказал он глухо. — У неё давление скачет, врачи говорят, что нужно пройти курс лечения...
— Давление! — Наташа вскочила, стул скрипнул по линолеуму. — У всех людей после шестидесяти давление! Мою мать ты видел последний раз месяц назад, между прочим. Она тоже не железная. Но я же не бегаю с протянутой рукой!
— Твоя мать живёт в трёх часах езды...
— А твоя в соседнем районе! И что? Она каждый день здесь торчит, рот мне затыкает своими советами! "Олежка любит сырники со сметаной", "Олежку нельзя перетруждать", "А Олежка не хотел бы погулять в парке?" Она думает, что я прислуга, да?
Олег сжал кулаки. Наташа говорила быстро, на одном дыхании — так она всегда делала перед большим скандалом. Набирала разгон, как самолёт перед взлётом. И потом... потом было уже не остановить.
— Мама никогда не вмешивалась в нашу жизнь, — попытался он возразить.
— Не вмешивалась? — Наташа шагнула к нему, глаза сузились. — А кто мне три месяца назад сказал, что я неправильно глажу твои рубашки? Кто намекнул, что в доме беспорядок, хотя я вкалываю с утра до ночи? Кто...
— Хватит! — Олег ударил ладонью по столу. Бутылка с кефиром качнулась. — Ты выдумываешь! Мама просто хотела помочь...
— Помочь, — протянула Наташа ядовито. — Она хочет меня выжить отсюда, вот что она хочет. Чтобы ты остался её маленьким мальчиком, которого она будет облизывать всю жизнь.
Олег почувствовал, как внутри что-то надламывается. Не впервые — эти трещины копились давно. Каждая такая фраза добавляла ещё одну. И он уже не знал, сколько можно, прежде чем всё разлетится вдребезги.
— Почему ты её ненавидишь? — спросил он тихо. — Что она тебе сделала?
Наташа замерла. В её глазах мелькнуло что-то — удивление? Обида? Олег не успел понять. Она развернулась и вышла из кухни, хлопнув дверью. Через секунду он услышал, как щёлкнул замок в спальне.
Олег опустился на стул, опёр локти на колени. За окном завывал февральский ветер, где-то внизу лаяла собака. Обычный вечер обычного дня. Только внутри всё снова летело в пропасть.
Татьяна Васильевна. Мама. Женщина, которая родила его, выкормила, выучила. Одна подняла после того, как отец ушёл к другой. Работала на двух работах, чтобы Олег ни в чём не нуждался. Отказывала себе во всём — новой обуви, нормальном отдыхе, даже в лечении зубов. Всё для сына.
И теперь... теперь она снова одна. Живёт в своей однушке на окраине. Приезжает раз в неделю — приносит пироги, которые Наташа демонстративно не ест. Спрашивает про работу, про планы. Старается не мешать, но всё равно чувствует себя лишней. Олег видел это по её глазам.
А санаторий... это была её мечта. Она копила три года. Откладывала с пенсии, экономила на всём. Хотела поехать в Кисловодск, в то самое место, где когда-то, сто лет назад, была с его отцом. До развода. До всего этого кошмара.
Двадцать тысяч. Такая смешная сумма. Олег зарабатывал нормально — инженер в проектной конторе, зарплата стабильная. Мог бы просто дать. Не в кредит, не в долг. Подарить.
Но он знал, что Наташа устроит. Именно такой скандал. Или хуже.
Телефон вибрировал в кармане. Олег достал — сообщение от мамы: "Олежка, я тут подумала... может не стоит? Я как-нибудь сама... не хочу, чтобы у вас из-за меня проблемы".
Она знала. Конечно знала. Мать всегда чувствует.
Олег посмотрел на закрытую дверь спальни. Потом на телефон. Потом в окно, где в темноте мерцали огни соседних домов.
Ему было тридцать четыре. Он был взрослым мужчиной с работой, квартирой и женой. Но почему-то чувствовал себя мальчишкой, зажатым между двух огней. И выхода не было. Совсем.
Выбирать между матерью и женой... как вообще можно?
Наташа не выходила до утра. А когда вышла — молча налила себе кофе, молча собралась и ушла на работу. Даже не посмотрела в его сторону. Олег попытался что-то сказать, но она просто подняла руку — мол, не надо.
И этим всё сказала.
Звонок раздался в обед. Олег сидел в офисе, пытаясь сосредоточиться на чертежах, когда телефон ожил. Незнакомый номер.
— Алло?
— Олег Сергеевич? Это Ирина, сестра Наташи.
Он напрягся. Ирина звонила редко. Вернее, никогда. Старшая сестра Наташи жила своей жизнью в Москве, работала в какой-то крупной компании и считала их с Наташей провинциалами. При встречах смотрела свысока, отпускала ядовитые комментарии про их квартиру и доходы.
— Слушаю, — сухо ответил Олег.
— Наташка мне всё рассказала. Про санаторий для твоей маменьки, — голос Ирины сочился презрением. — Ты совсем крышу потерял? Жену на кредит разводить?
— Извините, но это не ваше дело.
— Ещё как моё! — рявкнула Ирина. — Это моя сестра! Я не дам тебе её использовать как дойную корову для твоей родственницы. У вас что, денег куры не клюют? Наташка мне показала, во что вы одеты — она в пижаме ходит трёхлетней давности, а ты на мамашу тысячи собираешься спустить!
Олег сжал челюсти. Значит, Наташа уже успела пожаловаться. Разумеется.
— Никто никого не использует. И вообще, Ирина, давайте не будем...
— Нет, давай будем! — перебила она. — Ты думаешь, я не вижу? Твоя мамочка манипулирует тобой. Она хочет, чтобы ты всю жизнь был при ней, чтобы жена знала своё место. Классическая токсичная свекровь.
— Вы не знаете мою мать.
— Я таких знаю сотни. Они все одинаковые. Моя подруга из-за такой развелась. Муж до сорока лет не мог отстричь пуповину. Ты хочешь так же?
Олег повесил трубку. Руки дрожали от злости. Кто она такая, чтобы судить? Видела маму от силы три раза, и то мельком.
Но звонки не прекратились. Вечером позвонила подруга Наташи — Виолетта, театральная особа с крашеными волосами и вечными драмами. Она вещала минут двадцать о том, какой Олег эгоист, как он не ценит жену, как все мужчины одинаковые. Потом позвонил какой-то Роман — кузен Наташи, который начал угрожать "разобраться по-мужски", если Олег не прекратит "насилие в семье".
Насилие. Он даже голос не повысил толком.
К ночи Олег понял — Наташа включила всю свою армию. Родственники, друзья, коллеги. Все узнали "его версию" событий, где он — тиран и маменькин сынок, а его мать — злая ведьма, разрушающая брак.
Когда Наташа вернулась домой, Олег встретил её в коридоре.
— Зачем ты всем рассказала?
— А что я должна была делать? Молчать? — она скинула туфли, небрежно бросила сумку на тумбочку. — Мне нужна поддержка. Мне нужны люди, которые подтвердят, что я не сумасшедшая.
— Ты настроила их против меня!
— Я рассказала правду, — Наташа посмотрела на него холодно. — Если тебе не нравится, как ты выглядишь в этой правде — проблема не во мне.
Олег шагнул к ней, но сдержался. Спорить бесполезно. Она уже построила свою версию реальности, где он враг. И теперь это транслировала всем вокруг.
— Завтра приедет Ирина, — бросила Наташа, проходя мимо. — Будем обсуждать наше будущее. Втроём.
— Зачем втроём? Это наш брак!
— Не только твой. Ирина разбирается в психологии, она поможет тебе понять, как ты меня унижаешь.
Унижаешь. Это слово повисло в воздухе. Олег смотрел на спину жены, уходящей в комнату, и чувствовал, как внутри растёт холодная пустота.
Утром он позвонил маме.
— Мам, не собирай больше на санаторий.
— Олежка, что случилось?
— Ничего. Просто... не надо. Потом как-нибудь.
Пауза. Он слышал, как мама дышит в трубку.
— Из-за Наташи?
— Мам...
— Я понимаю, сынок. Не переживай. Я же говорила — справлюсь сама.
Но в её голосе Олег услышал то, чего боялся больше всего. Обречённость. Усталость. Понимание, что она проиграла. Что в этой войне за сына, которую она не начинала, её объявили врагом.
После разговора Олег долго сидел на балконе, куря сигарету за сигаретой. Он не курил пять лет, но сегодня купил пачку по дороге домой.
Внизу во дворе играли дети. Смеялись, бегали, радовались жизни. А он сидел здесь, зажатый между двух миров, и не знал, как выбраться.
Вечером приехала Ирина. С чемоданом. Наташа открыла дверь, они обнялись, засмеялись — как будто приехала не сестра на разбор полётов, а подружка на вечеринку.
— Ну что, — Ирина прошла в гостиную, окинула Олега оценивающим взглядом, — будем говорить?
Олег посмотрел на двух женщин. Наташа стояла рядом с сестрой, скрестив руки. Ирина устроилась в кресле, закинув ногу на ногу, — как на допросе.
— Говорите, — сказал он тихо. — Я слушаю.
И понял, что проиграл ещё до начала разговора.
Ирина достала блокнот. Блокнот! Как будто пришла на деловую встречу, а не в семью разбираться.
— Итак, Олег, — начала она, — давай по пунктам. Первое: ты считаешь нормальным требовать от жены денег на свою мать?
— Я не требовал...
— Второе, — продолжила Ирина, не слушая, — ты осознаёшь, что твоя мать постоянно нарушает личное пространство Наташи? Приезжает без предупреждения, лезет с советами, критикует?
— Она никогда...
— Третье. Ты готов поставить чёткие рамки в отношениях со своей матерью? Объяснить ей, что у тебя теперь своя семья?
Олег молчал. Наташа стояла у окна, отвернувшись, но он чувствовал её напряжённое внимание. Она ждала. Ждала, что он скажет.
— Моя мать никогда не была проблемой, — произнёс он медленно. — Проблема в том, что Наташа не хочет её принимать.
— Вот как? — Ирина усмехнулась. — Значит, Наташа виновата? Классическая позиция абьюзера. Перевести стрелки на жертву.
— Я не абьюзер, — Олег почувствовал, как внутри закипает. — Я просто хотел помочь больному человеку. Своей матери. Это нормально!
— Нормально за счёт жены? — вмешалась Наташа, резко обернувшись. — Нормально игнорировать мои чувства? Нормально постоянно ставить меня на второе место?
— Я никогда...
— Всегда! — выкрикнула она. — Всегда ты выбираешь её! Когда мы планировали отпуск, ты сказал, что надо маму взять, потому что она одна. Когда я попросила поехать к моей матери на день рождения, ты нашёл отговорку, зато к своей — каждые выходные готов! Когда я заболела в прошлом году, ты был на работе, а она приехала — и что? Лечила меня по своим бабушкиным методам, я чуть не задохнулась от её горчичников!
Олег вспомнил тот день. Мама действительно приехала. Хотела помочь. Наташа тогда промолчала, но теперь это всплыло, как гной из старой раны.
— Ты понимаешь, Олег, — Ирина сложила блокнот, — у Наташи есть два варианта. Первый — ты меняешься. Ходишь к психологу, учишься отделяться от матери, начинаешь строить здоровые отношения. Второй...
Она сделала паузу.
— Развод.
Слово повисло в воздухе, тяжёлое и неотвратимое. Олег посмотрел на Наташу. Она не отводила взгляда. Не плакала. Просто смотрела — холодно, решительно.
— Ты серьёзно? — спросил он тихо.
— Абсолютно, — ответила Наташа. — Я устала. Устала быть третьей в нашем браке. Устала от того, что ты меня не слышишь. Если ничего не изменится — я уйду.
Олег встал. Прошёлся по комнате. За окном стемнело, фонари зажглись один за другим. Он думал о маме — как она сейчас сидит в своей квартире, смотрит телевизор, пьёт чай. Одна. Всегда одна.
Думал о Наташе — как они познакомились шесть лет назад, как влюбились, как мечтали о будущем. Где всё сломалось? Когда?
— Хорошо, — сказал он, и голос прозвучал чужим. — Я поговорю с мамой. Скажу, что мы... что нам нужно больше пространства.
— Это не всё, — вмешалась Ирина. — Ты должен извиниться перед Наташей. Признать, что вёл себя неправильно.
Олег посмотрел на сестру жены. На её самодовольное лицо, на блокнот в руках, на то, как она устроилась в его доме, диктуя правила его жизни.
И что-то внутри щёлкнуло.
— Знаете что? — он шагнул к Ирине. — Вы можете убираться из моего дома. Прямо сейчас.
— Что? — она вскинула брови.
— Я сказал — убирайтесь. Это между мной и моей женой. Не вашего ума дело, что у нас происходит.
— Олег! — Наташа шагнула вперёд.
— И ты, — он повернулся к ней, — можешь идти к своей сестре. Раз уж вы так сплотились против меня. Раз уж я такой плохой, токсичный, абьюзер. Идите. Живите вместе. Обсуждайте, какой я урод.
— Ты сейчас истерику устраиваешь? — холодно спросила Ирина.
— Я говорю правду. Мне надоело оправдываться за то, что я люблю свою мать. Надоело чувствовать себя виноватым за каждую попытку ей помочь. Надоело жить в этом... — он обвёл рукой комнату, — в этом аду, где меня судят за каждое слово.
Наташа стояла молча. Лицо побледнело.
— Моя мама всю жизнь отдала мне, — продолжал Олег, и слова сами рвались наружу. — Она работала на двух работах, чтобы я не голодал. Отказывала себе во всём. А теперь, когда ей нужна помощь — я должен от неё отвернуться? Потому что жене не нравится?
— Дело не в этом...
— В чём тогда? — крикнул он. — Скажи мне! В чём? Что она тебе сделала? Что?!
Тишина. Долгая, вязкая. Наташа смотрела в пол. Ирина барабанила пальцами по блокноту.
— Ничего, — тихо сказала Наташа наконец. — Она мне ничего не сделала.
— Тогда что?
Наташа подняла глаза. И в них Олег увидел то, чего не видел раньше. Страх. Не злость, не ненависть. Страх.
— Я боюсь, — прошептала она. — Боюсь, что ты меня разлюбишь. Что она важнее. Что я тебе не нужна по-настоящему.
Олег замер.
— Каждый раз, когда ты выбираешь её, я чувствую... что меня нет. Что я просто тень в твоей жизни. Что если она скажет "прыгай", ты спросишь "как высоко", а обо мне даже не подумаешь.
Её голос дрожал. Ирина молчала, впервые за вечер потерявшись.
Олег подошёл к жене. Медленно. Взял за руку.
— Наташ. Я люблю тебя. Ты не тень. Никогда ей не была.
— Тогда почему... почему я так себя чувствую?
Он не знал ответа. Может, его и не было. Может, они оба были правы и не правы одновременно. Может, между любовью к матери и любовью к жене не должно быть выбора — но он был. Всегда был.
— Давай попробуем, — сказал он тихо. — Попробуем иначе. Без Ирины, без советчиков. Просто мы. Попробуем?
Наташа молчала долго. Потом кивнула. Едва заметно.
Ирина собрала вещи и уехала через полчаса, бросив на прощание: "Ты пожалеешь об этом".
Может, и пожалеет. Но сейчас Олег сидел рядом с женой на диване, держал её за руку, и впервые за долгое время чувствовал — они вместе. Не против друг друга. Вместе.
А утром он позвонит маме и скажет правду. Всю правду. И пусть будет так, как будет.
Потому что жить в войне он больше не мог.