Домой они вернулись поздно. Сергей молча разогрел ужин, Наталья молча поела. Слова казались лишними, ненужными. Всё, что можно было сказать, уже было сказано — или ещё не пришло время.
— Что будем делать? — наконец спросил Сергей. Он сидел напротив, сгорбившийся, постаревший за эти сутки на десять лет.
— Не знаю, — честно ответила Наталья. — Мне нужно время.
— Сколько?
— Не знаю. Но пока она в больнице, я буду приезжать. Не ради тебя. Ради неё.
Сергей кивнул. В его глазах блеснула надежда — крошечная, хрупкая, как первый подснежник.
Той ночью Наталья снова не могла уснуть. Она лежала в темноте и думала о маленькой руке, которая помахала ей из больничной койки. О глазах, которые смотрели с такой надеждой. О пяти годах одиночества в казённых стенах. И о женщине по имени Вера Павловна, которая тоже хотела эту девочку. Зачем? Из любви? Из чувства долга? Или из каких-то других соображений, о которых Наталья пока не догадывалась?
Утром она нашла на столе записку от Сергея: «Уехал в больницу. Позвони, когда проснёшься». И визитку Веры Павловны, которую забыла убрать вчера.
Наталья долго смотрела на визитку. Потом взяла телефон и набрала номер.
— Я ждала вашего звонка, — голос Веры Павловны звучал удовлетворённо, почти торжествующе. — Вы приняли решение?
— Нет, — Наталья старалась говорить спокойно. — Я хочу встретиться. Поговорить. Есть вопросы, на которые вы не ответили вчера.
Пауза на том конце провода.
— Хорошо. Кафе «Ромашка» на центральной площади, через час. Знаете его?
— Найду.
Наталья положила трубку и посмотрела на своё отражение в зеркале прихожей. Бледное лицо, тёмные круги под глазами, спутанные волосы. Она выглядела так, будто не спала неделю. Впрочем, так оно и было — две ночи без нормального сна и неизвестно, сколько ещё впереди.
Она приняла душ, оделась, выпила кофе. Сергею решила не звонить — пусть побудет с Катей, а она пока попытается разобраться в этом клубке из лжи и полуправды.
Кафе оказалось маленьким, уютным, с клетчатыми скатертями и запахом свежей выпечки. Вера Павловна уже сидела за угловым столиком, прямая как струна, с чашкой чая перед собой.
- Присаживайтесь, — она указала на стул напротив. — Заказать вам что-нибудь?
— Просто воду.
Официантка принесла воду, и они остались одни. Наталья сделала глоток, собираясь с мыслями.
— Вчера вы сказали, что узнали о Кате полгода назад, — начала она. Но я навела справки. Ирина умерла почти пять лет назад. О её смерти писали в местных новостях — молодая женщина, умершая от рака после родов. Вы хотите сказать, что за пять лет ни разу не слышали об этом?
Вера Павловна поджала губы.
— Я жила за границей. Вернулась только год назад.
— Где именно?
— Это не имеет отношения к делу.
— Имеет, — Наталья подалась вперёд. — Если вы хотите забрать ребёнка, я хочу знать, кому его отдаю. Вчера вы пришли ко мне домой и рассказали страшные вещи о матери Кати. Показали документы. Но я не знаю, можно ли вам доверять.
Вера Павловна долго молчала, помешивая чай. Потом заговорила тихо, глядя в чашку.
— Я жила в Германии. Уехала двенадцать лет назад, после того как Ирина выиграла суд и забрала себе квартиру родителей. Мне было обидно, больно. Я решила начать новую жизнь, забыть о племяннице, которая, как мне казалось, предала меня.
— И что изменилось?
— Я заболела. Сердце. Врачи сказали, что нужна операция — сложная. И я вдруг поняла, что могу умереть, а после меня никого не останется. Ни детей, ни семьи. Только деньги, которые некому оставить.
Она подняла глаза на Наталью, и в этих глазах было что-то, чего не было вчера. Уязвимость. Страх.
— Я начала искать Ирину. Хотела помириться, извиниться за прошлое. И узнала, что она умерла. А потом — что у неё осталась дочь, моя внучатая племянница, единственная кровная родственница на всём свете.
— И вы решили забрать её себе.
— Да, я хочу дать ей всё, чего у меня не было. Хорошее образование, достойную жизнь, будущее. У меня есть деньги, возможности. Я могу обеспечить ей лучших врачей, если проявится болезнь матери.
— А любовь? — тихо спросила Наталья. — Вы можете дать ей любовь?
Вера Павловна вздрогнула, будто её ударили.
— Я... я научусь. Со временем.
— Катя знает вас?
— Нет. Я ещё не виделась с ней. Хотела сначала уладить формальности.
Наталья откинулась на спинку стула. Картина начинала проясняться, и она была не такой однозначной, как казалось вчера.
— Она любит Сергея, — сказала Наталья. — Ждёт его каждую неделю. Называет папой. Если вы заберёте её, вы разрушите единственную связь, которая у неё есть.
- Он ей не отец. - Голос Веры Павловны стал резким.
— Он случайный человек, который переспал с её матерью по пьяни. Он даже не женился на ней, не признал ребёнка официально. Просто откупался игрушками, чтобы совесть не мучила.
— Пять лет, — возразила Наталья. — Пять лет он приезжал к ней каждую неделю. Это не откупался, это любил. Как мог, как умел, но любил.
— Вы его защищаете? После того, что он с вами сделал?
Наталья замолчала. Сама не понимала, почему защищает Сергея. Может, потому что видела его глаза в больнице — глаза отца, который боится за своего ребёнка.
Может, потому что вчера Катя помахала ей из-за стеклянной двери. Может, потому что всё это было слишком сложно для простых ответов.
— Я не защищаю его, — наконец сказала она. — Я пытаюсь понять, что лучше для девочки. И пока не уверена, что это вы.
Вера Павловна побледнела.
— Вы мне отказываете?
— Я пока ничего не решила. Мне нужно больше времени.
— Времени нет, — голос Веры Павловны стал жёстким. — Ваш муж уже подал документы. Если вы дадите согласие через месяц, Катя будет жить с вами. И я потеряю её навсегда.
— Может, это и к лучшему.
— Вы не понимаете, — Вера Павловна наклонилась к ней через стол. — Я не просто хочу забрать Катю. Я имею на это право. Я её кровная родственница. Если дело дойдёт до суда, у меня хорошие шансы.
— Вы угрожаете?
— Я предупреждаю. Подумайте хорошенько, прежде чем ввязываться в это. Вам нужен чужой ребёнок с возможными психическими проблемами и судебными тяжбами в придачу. Вы уверены?
Наталья встала.
— Спасибо за разговор. Я свяжусь с вами, когда приму решение.
Она вышла из кафе, не оглядываясь. Сердце колотилось, руки дрожали. Угрозы Веры Павловны напугали её, но ещё больше напугало собственное желание бороться. За девочку, которую она видела один раз. За ребёнка, который ей никто. Или уже не никто?
Телефон зазвонил — Сергей.
— Наташа, где ты? Катя проснулась, спрашивает о тебе. Врачи говорят, что кризис миновал, температура спала. Можно навестить.
— Еду, — сказала Наталья. — Буду через двадцать минут.
Она поймала такси и всю дорогу думала о том, что происходит. О мужчине, который её предал. О женщине, которая угрожает.
О девочке, которая ждёт у окна. И о себе — женщине, которая десять лет мечтала о ребёнке и теперь не знала, готова ли принять того, кого посылает судьба.
В больнице пахло лекарствами и надеждой. Наталья прошла по коридору, толкнула дверь палаты и замерла на пороге. Катя сидела на кровати, уже без капельницы, с книжкой в руках. Увидев Наталью, она улыбнулась широко, открыто — так, как умеют улыбаться только дети.
— Вы красивая! — Папа говорил, что вы красивая, и не соврал.
Наталья почувствовала, как что-то ломается внутри неё. Какая-то стена, которую она строила годами. Защита от боли, от разочарований, от несбывшихся надежд.
— Привет, Катя, — сказала она, садясь на край кровати. — Я Наталья.
— Можно просто Наташа?
— А можно мне называть вас тётя Наташа?
— Можно.
Катя протянула ей книжку — сказки с яркими картинками.
— Почитаете мне? Папа читал. Но у него голос хриплый, смешной. А у вас голос добрый.
Наталья взяла книжку. Сергей стоял у окна, смотрел на них с выражением, которое она не могла разобрать.
Благодарность? Надежда? Страх?
— Конечно, почитаю. Какую сказку хочешь?
— Про Золушку. Там добрая фея помогает бедной девочке найти семью.
Наталья открыла книжку на нужной странице и начала читать. Голос дрожал, но она старалась не показывать. А Катя слушала, прижавшись к её боку тёплым маленьким телом, и это было так правильно, так естественно, будто они знали друг друга всю жизнь.
Катю выписали через неделю. Семь дней Наталья приезжала в больницу, каждый день читала сказки, рисовала вместе с девочкой корявых принцесс и кривобоких лошадок. Слушала бесконечные истории про детский дом, про подружку Машу, про воспитательницу Анну Николаевну, которая печёт вкусные пирожки по воскресеньям. И с каждым днём стена между ними становилась всё тоньше.
— Тётя Наташа, а у вас есть дети? — спросила Катя на третий день, когда они вместе раскрашивали картинку с единорогом.
— Нет, милая, нет детей.
— Почему?
Наталья замерла с карандашом в руке. Как объяснить пятилетнему ребёнку годы боли, процедур, разбитых надежд?
— Так получилось, — сказала она наконец. — Иногда жизнь складывается не так, как мы хотим.
Катя задумалась, наморщив лобик.
— А вы хотели детей?
— Очень хотела.
— Тогда почему вы не взяли кого-нибудь из нашего дома? Там много детей, которые хотят маму.
Наталья не нашла, что ответить. Она смотрела в эти карие глаза — такие серьёзные, такие взрослые — и думала о том, как несправедлив мир. Где-то рядом, в часе езды от её квартиры, жили дети, которые мечтали о семье. А она годами ходила по врачам, пытаясь родить своего, и даже не думала о том, чтобы просто открыть сердце и впустить чужого ребёнка в свою жизнь.
продолжение