Начало тут
Лачи достала из потайного кармана льняной мешочек, затянутый чёрным шнурком. Внутри тихо шелестели сушёные листья — мята, полынь и ещё десяток трав, названия которых знали лишь те, кто ведал древние обряды.
— Нужно обвести дом по периметру, — пояснила она, высыпая содержимое на широкий поднос. — Каждый угол, каждое окно. Ни одна тень не пройдёт сквозь эту преграду.
Михаил молча наблюдал, как она растирает травы пальцами, превращая их в мелкий порошок. В воздухе разлился терпкий, почти удушающий аромат — смесь горечи и чего‑то древнего, забытого миром.
— А если она… — он запнулся, не решаясь назвать жену тем, кем она, видимо, уже стала, — если Лада попытается прорваться силой?
— Тогда получит обратно всё, что несла в себе, — холодно ответила Лачи, беря в руки маленький хрустальный сосуд с мутной жидкостью. — Это не просто защита. Это зеркало. Её зло отразится и ударит в десять раз сильнее.
Она подошла к первому окну, провела ладонью по раме, затем аккуратно рассыпала порошок, чертя невидимые глазу символы. С каждым движением её губы беззвучно повторяли слова заговора — древние, тяжёлые, словно камни, падающие в бездну.
За окном Лада всё ещё металась. Теперь её фигура казалась искажённой — то вытягивалась, то сжималась, будто реальность не могла удержать её истинный облик. Она подняла руки, и в свете луны стало видно, как кожа на запястьях покрылась тёмными, пульсирующими венами.
— Смотрите, — тихо сказала Лачи, не отрывая взгляда от окна. — Она уже не одна.
Между деревьями мелькнули новые тени. Не человеческие — слишком высокие, слишком тонкие, с длинными, изогнутыми пальцами. Они скользили бесшумно, окружая дом, словно стая волков, взявших след.
— Кто это? — голос Михаила дрогнул.
— Слуги. Те, кого Вита отправила, чтобы забрать то, что ей принадлежит.
Лачи подошла к камину, сняла старый кожаный том, который принесла накануне. Страницы шелестели, как крылья ночных птиц, когда она переворачивала их, находя нужный ритуал.
— Нам нужно время, — пробормотала она. — Хотя бы до рассвета.
Внезапно Лада остановилась. Её голова медленно повернулась к окну, где стояли Михаил и Лачи. Глаза — теперь уже полностью чёрные — сверкнули в темноте. Она улыбнулась, и эта улыбка не принадлежала человеку.
— Ты думаешь, что победила, — её голос раздался не снаружи, а прямо в голове у каждого, кто был в комнате. — Но ты лишь отсрочила неизбежное.
Лачи резко захлопнула книгу.
— Хватит разговоров. — Она взяла кинжал, провела остриём по ладони. Капля крови упала на порошок, и тот вспыхнул багровым светом. — Теперь они знают: мы готовы.
В тот же миг ветер взвыл с новой силой, стёкла задребезжали, а тени за окном начали собираться в единую, плотную массу.
— Михаил, — Лачи повернулась к нему, её глаза горели странным светом, — идите к Даше. Не оставляйте её ни на секунду. Если что‑то пойдёт не так — уводите её через чёрный ход. Ключ под вазой у двери.
— А вы?
— А я встречу их здесь. — Она подняла кинжал. — У меня есть, чем их удивить.
Где‑то вдали, за лесом, ударил первый колокол. Глухой, низкий звук разнёсся по округе, словно отсчитывая последние мгновения тишины.
Лачи подошла к окну, распахнула его, и в лицо ей ударил ледяной ветер.
— Ну, — прошептала она, — давайте начнём.
**
Лачи распахнула окно, и в лицо ей ударил ледяной ветер, пропитанный запахом гнили и далёких грозовых туч. В темноте за садом мерцали десятки глаз — не звериных, не человеческих, а чего‑то иного, противоестественного.
Где‑то вдали, за лесом, ударил первый колокол. Глухой, низкий звук разнёсся по округе, словно отсчитывая последние мгновения тишины.
Лачи подошла к порогу, рассыпала остатки порошка, чертя сложный узор. Затем достала из кармана маленький хрустальный шар, поставила его на подоконник. Внутри, в глубине прозрачных граней, уже клубились тёмные вихри.
— Силы древних, услышьте меня. Кровь и слово, огонь и тень — пусть защита встанет стеной. Кто несёт зло — пусть получит его обратно. Кто ищет жертву — найдёт лишь погибель. Да будет так, — её голос звучал низко, нараспев, каждое слово отзывалось эхом в стенах дома.
Шар вспыхнул ослепительным светом, и в тот же миг все свечи в комнате разом погасли. Но вместо тьмы комнату окутало странное сияние — бледно‑голубое, дрожащее, словно сотканное из тысяч крошечных огоньков.
За окном раздался пронзительный вой — не один голос, а десятки, слившиеся в единый, леденящий душу хор. Тени рванулись вперёд, но натолкнулись на невидимую преграду. Воздух затрещал, словно от молний, а в месте столкновения вспыхнули багровые всполохи.
— Начинается, — тихо сказала Лачи, сжимая кинжал.
Михаил, уже на полпути к двери, обернулся:
— Вы справитесь?
— У меня нет выбора, — ответила она, не отрывая взгляда от наступающей тьмы. — А у вас — есть. Спасайте дочь. Это сейчас главное.
Он кивнул и выбежал из комнаты. Шаги его затихли на лестнице, а Лачи осталась одна — лицом к лицу с тьмой, которая уже начала просачиваться сквозь трещины в защите.
Она подняла кинжал, провела им по воздуху, рисуя в пространстве древние символы. Каждый жест сопровождался вспышками света, каждый слог заклинания — раскатами беззвучного грома.
— Я не дам вам войти. Этот дом — не ваша добыча. Эта семья — не ваша жертва.
Тени взвыли, их очертания исказились, превращаясь в нечто ещё более жуткое: длинные когти, разверстые пасти, глаза, горящие адским огнём. Они бросались на защиту снова и снова, но каждый раз отлетали назад, будто ударяясь о невидимую стену.
Лачи чувствовала, как силы медленно уходят. Пот стекал по лицу, руки дрожали, но она не останавливалась. Ещё одно слово, ещё один символ — и защита вспыхнет ярче.
Внезапно в центре вихря теней появилась фигура. Высокая, худая, с длинными, извивающимися руками. Её лицо было искажено, глаза горели багровым огнём.
— Ты не сможешь удержать их вечно, — прошипела она голосом, от которого кровь стыла в жилах. — Она уже наша.
— Нет, — твёрдо ответила Лачи. — Пока я здесь — нет.
Фигура вскинула руки, и тьма рванулась вперёд с новой силой. Защита затрещала, в ней появились первые прорехи. Лачи глубоко вдохнула, собрала всю оставшуюся силу и выкрикнула последнее слово заклинания.
Комната озарилась ослепительным светом. Тени взвыли и рассыпались, словно пепел, уносимый ветром. Фигура в центре исчезла с пронзительным визгом.
Но тишина длилась недолго. Где‑то в глубине дома раздался крик.
Лачи побледнела.
— Даша…
**
В этот момент Лачи почувствовала, как немеет тело — словно ледяные иглы пронзили каждую мышцу, высасывая тепло и силу. Ощущения исчезли одно за другим: сперва пропала тяжесть в ногах, потом угас слух, а следом растворилось и чувство равновесия. Не в силах контролировать тело, она рухнула на пол, ударившись локтями о жёсткие доски. В последний миг перед отключкой в сознании вспыхнула горькая усмешка: «Всё‑таки получила энергетический удар… Но это будет полезно».
А потом — тишина. И туман.
Лачи открыла глаза и обнаружила, что стоит на узкой деревенской улице. Вокруг — ни души, лишь белёсые клочья тумана медленно перетекают между покосившимися избами, цепляясь за плетни и старые колодцы. Воздух был густым, как кисель, и пах сыростью, прелой листвой и чем‑то ещё — едким, металлическим, будто где‑то рядом тлели угли.
Она сделала шаг — под ногой хрустнуло. Опустив взгляд, Лачи увидела, что земля покрыта странным серым порошком. Он прилипал к сапогам, скрипел между пальцами, если провести по нему рукой.
«Пепел», — догадалась шовихани.
Её взгляд скользнул по окрестностям: вдоль дороги тянулись почерневшие стволы берёз, их ветви без листьев напоминали скрюченные пальцы. На заборе у одной из изб висели высохшие травы — но не те, что собирают для целебных отваров, а какие‑то искореженные, с чёрными пятнами на листьях. Даже воздух здесь казался мёртвым — ни птичьих трелей, ни стрекота кузнечиков, ни далёкого собачьего лая. Только тишина, да изредка — едва уловимый шёпот, будто кто‑то шептал сквозь зубы, не желая быть услышанным.
В тумане пряталась она — Вита. Лачи чувствовала её присутствие: холод вдоль позвоночника, внезапный спазм в горле, когда невидимые пальцы будто сжимали трахею. Но страх не сковал её — напротив, внутри разгоралось холодное пламя решимости.
Уверенным шагом Лачи направилась к дому Виты. Он стоял в конце улицы, выделяясь среди прочих: стены из тёмного дерева, покрытого странными узорами, напоминающими трещины или вены; окна — узкие, как бойницы, затянутые изнутри чем‑то похожим на паутину. Дверь была приоткрыта, и из щели пробивался тусклый багровый свет, будто внутри тлел костёр, питаемый не дровами, а чем‑то иным.
Под ногами продолжал хрустеть пепел. Лачи остановилась, подняла горсть порошка, пропустила его сквозь пальцы. Он осыпался, оставляя на коже сероватые разводы, а в воздухе на мгновение вспыхнул запах гари и тлена.
«Прах к праху, пепел к пеплу…»
Она знала: это не просто пыль. Это останки тех, кто не сумел вырваться из Безвременья. Душ, поглощённых Витой. Их крики, их боль, их отчаяние — всё превратилось в этот серый прах, покрывающий землю.
Ветер усилился, взметнув пепел в вихрь. Туман за спиной Лачи сгустился, образуя очертания фигур — нечёткие, дрожащие, но уже узнаваемые. Это были они — те, кто когда‑то пришёл сюда с надеждой, а остался навеки.
Но Лачи не обернулась. Она шагнула к двери, положила ладонь на холодную, влажную от тумана ручку и толкнула её.
Внутри ждал голос — тихий, но пронизывающий, как лезвие сквозь плоть:
— Ты пришла…
**
Лачи переступила порог, и воздух внутри дома сгустился, словно вязкий сироп. Запах гари усилился — теперь к нему примешивался сладковатый, тошнотворный аромат разлагающейся древесины и чего‑то ещё, неуловимо чужого.
Стены, казалось, дышали: то слегка расширялись, то сжимались, будто живые. На потемневших бревнах проступали узоры — не резьба, нет, а нечто вроде вен, пульсирующих тусклым багровым светом. Пол под ногами слегка пружинил, словно покрытый толстым слоем мха, хотя на вид оставался деревянным.
— Ты пришла, — повторил голос, теперь уже со всех сторон.
Вита стояла в центре комнаты, но её облик менялся с каждым мигом. То она казалась высокой, нечеловечески стройной фигурой в чёрном плаще, то превращалась в сгорбленную старуху с длинными, спутанными волосами, то вдруг обретала черты молодой женщины — но глаза оставались прежними: две бездонные дыры, в которых кружились звёзды и тени.
— Я знала, что ты найдёшь дорогу, — прошипела она, и её голос эхом отразился от стен. — Ты всегда была упрямой.
Лачи не ответила. Она медленно обошла комнату, внимательно разглядывая детали. В углу — старый ткацкий станок, покрытый паутиной, но нити на нём шевелились, словно живые. На полке — ряд стеклянных банок с мутной жидкостью, внутри которых плавали неясные очертания… органы? Лачи не стала всматриваться. В дальнем конце комнаты — зеркало в резной раме, но в нём не отражалось ничего, кроме клубящегося тумана.
— Зачем ты забрала моих жертв? — голос Виты стал тише, но от этого ещё страшнее. — Они были обещаны мне.
Лачи наконец остановилась, посмотрела прямо в чёрные глаза демона.
— Они не были твоими, — сказала она твёрдо. — Ты крадёшь души, но не имеешь на них права.
Вита рассмеялась — звук был похож на скрежет когтей по стеклу.
— Право? Кто устанавливает правила в Безвременье? Здесь нет законов, только голод. И я насыщаюсь.
Она сделала шаг вперёд, и тень за её спиной выросла, превратившись в силуэт с десятком извивающихся рук. Каждая ладонь раскрылась, обнажая когти, острые как бритва.
Лачи подняла руку, сжимая в пальцах амулет. Камень в его центре начал светиться — бледно‑зелёный, как болотные огни.
— Ты не получишь ни Дашу, ни Михаила, — сказала она. — Этот круг замкнётся без тебя.
Вита замерла. На мгновение в её глазах вспыхнуло что‑то похожее на страх, но тут же исчезло, сменившись яростью.
— Тогда ты умрёшь здесь, — прошипела она. — И станешь частью этого места. Как все остальные.
В тот же миг стены задрожали, узоры на брёвнах вспыхнули ярче, а из углов комнаты начали выползать тени — длинные, тонкие, с горящими глазами. Они тянули к Лачи свои пальцы, шептали что‑то на языке, которого не знал ни один живой человек.
Но Лачи не отступила. Она подняла амулет выше, и камень вспыхнул ослепительным светом. Тени взвизгнули, отпрянули, а в воздухе раздался звук, похожий на треск ломающихся костей.
— Ты забыла, кто я, — произнесла Лачи, и её голос звучал как звон множества колокольчиков. — Я — хранительница границ. Я – Шовихани. И я не позволю тебе выйти.
Вита зашипела, её тело начало искажаться, превращаясь в нечто бесформенное, состоящее из тьмы и острых углов.
— Тогда сразимся, — прорычала она. — На моей земле. По моим правилам.
Комната содрогнулась. Пол под ногами Лачи пошёл трещинами, из которых вырвались клубы едкого дыма. Зеркало в углу треснуло, и из него хлынула тьма, принимая очертания десятков рук, тянущихся к ней.
Лачи глубоко вдохнула, собрала всю свою волю и произнесла одно слово — древнее, как сам мир.
И свет амулета стал ослепительным.
Свет амулета вспыхнул ослепительно — не зелёным, а белым, как молния, пронзившая тьму. Комната содрогнулась, стены затрещали, будто деревянные доски пытались разорваться на части. Тени взвыли — их крики слились в единый, режущий слух вопль.
Вита отшатнулась. Её бесформенное тело заколыхалось, словно ткань, которую рвут на куски.
— Ты не понимаешь, что делаешь! — прошипела она, и голос её дрогнул. — Без меня этот мир захлебнётся в хаосе!
— Без тебя он выживет, — твёрдо ответила Лачи.
Она подняла амулет выше, и камень в его центре засиял так ярко, что даже тени отступили, съежившись у стен. Лачи шагнула вперёд, не сводя взгляда с Виты, и произнесла второе слово — древнее, тяжёлое, как молот.
Пол под ногами затрещал, трещины расширились, и из них вырвались струи холодного света. Они обвивали тени, стягивали их, превращая в плотные, светящиеся узлы. Те извивались, пытались вырваться, но свет держал их крепко.
Вита закричала — звук был таким пронзительным, что Лачи едва удержалась на ногах. Её тело начало распадаться на части, превращаясь в вихрь тьмы и искр.
— Это не конец! — проревела она, и её голос разносился эхом по всему Безвременью. — Я вернусь!
Лачи не ответила. Она сделала последний шаг, подняла руку с амулетом и произнесла третье слово — тихое, почти шёпот, но от него весь дом содрогнулся в последний раз.
Свет вспыхнул с такой силой, что на мгновение всё исчезло — стены, тени, сама Вита. Осталась лишь ослепительная белизна, заполнившая всё вокруг.
А потом — тишина.
Лачи пошатнулась, едва не упала, но успела ухватиться за край стола. Амулет в её руке потемнел, треснул, и камень рассыпался в пыль. Она медленно опустила ладонь, чувствуя, как уходит последнее тепло.
Вокруг царил полумрак. Стены больше не пульсировали, тени исчезли, а в воздухе больше не витал запах гари. Только пепел — серый, безжизненный — продолжал сыпаться с потолка, оседая на пол.
Лачи глубоко вдохнула, пытаясь собраться с силами. Она знала: это ещё не победа. Вита не уничтожена полностью — лишь отброшена, рассеяна. Но теперь у неё не осталось проводников в мире живых.
Она повернулась к двери, шагнула к выходу. Ноги едва держали её, но она шла — медленно, но уверенно.
Когда Лачи переступила порог, туман перед ней начал рассеиваться. Вдали, сквозь серую дымку, пробивался рассвет — первые лучи солнца, розовые и нежные, как обещание нового дня.
Она сделала несколько шагов по улице, оглядываясь. Избы стояли тихо, безмолвно, будто никогда и не были живыми. Ни шёпота, ни теней, ни запаха тлена. Только тишина — чистая, спокойная, как после грозы.
Лачи закрыла глаза, вдохнула свежий воздух. В нём пахло травой, росой и чем‑то ещё — жизнью. Настоящей жизнью.
Она знала: впереди долгий путь. Нужно вернуться, нужно защитить Дашу и Михаила, нужно восстановить силы. Но сейчас — сейчас она могла позволить себе лишь одно: сделать шаг вперёд.
И она пошла — прочь от этого места, прочь от пепла и теней, навстречу рассвету.
**
Когда Лачи пришла в себя, первым, что она увидела, были испуганные лица Даши и её отца. В комнате царил полумрак — тяжёлые бархатные шторы почти не пропускали рассветный свет, лишь тонкая золотистая полоска пробивалась сквозь щель, вытягиваясь по полу, как застывший поток расплавленного металла.
Лачи кряхтя попыталась подняться с пола. Деревянные доски под спиной казались твёрдыми, будто камень, а в затылке пульсировала тупая боль — отголосок энергетического удара.
— Что за джентльмены пошли! — проворчала она, пытаясь сесть.
Михаил тут же бросился к ней, подхватил под локоть, помогая подняться. От его прикосновения по спине пробежала волна тепла, но следом — неловкий хлопок по плечу, слишком сильный для простого жеста поддержки.
— Прости! — поспешно сказал он, заметив её гримасу.
— Ты сломаешь мне спину! — рассмеялась Лачи, но смех вышел хриплым, будто она долго кричала в пустоту.
В воздухе ещё витал слабый запах гари и сухих трав — остатки ночного обряда. На столе догорала свеча, превратившись в лужицу воска с торчащим чёрным огарком. Рядом лежал треснувший хрустальный шар, внутри которого клубились последние отблески тьмы, медленно рассеиваясь, словно дым.
— Всё закончилось? — тихо спросила Даша, её голос дрожал, но в глазах уже не было прежнего страха — только настороженная надежда.
Девушка стояла у окна, сжимая в руках край занавески. Её пальцы побелели от напряжения, но она не отпускала ткань, будто та была единственным якорем в этом мире.
— Да, теперь да, — ответила Лачи, наконец вставая на ноги. Она потянулась к карману, нащупала там что‑то маленькое и твёрдое — амулет, который теперь был холодным и безжизненным. — Конечно, я поставлю защиту на вас, на дом. Постепенно ты научишься чувствовать свои силы. Будешь знать, когда что‑то не так.
Она сделала шаг к окну, раздвинула шторы. За стеклом медленно светлело небо — из тёмно‑синего превращалось в бледно‑розовое, а на горизонте уже проступали первые лучи солнца, окрашивая верхушки деревьев в золотистый цвет.
— А Лада? — спокойно спросил Михаил. Его голос звучал ровно, но в нём чувствовалась тяжесть, будто он уже знал ответ, но всё ещё надеялся на чудо.
Лачи повернулась к нему. Её глаза, обычно яркие и проницательные, сейчас казались усталыми, но в них не было ни тени сомнения.
— Её больше нет, — сказала она тихо, но чётко. — Не в том смысле, в каком ты думаешь. Она не мертва физически… но и не жива по‑настоящему. Вита забрала её. До конца.
За окном прокричала первая птица — резкий, пронзительный звук, нарушивший утреннюю тишину. Где‑то вдали залаяла собака, и этот обычный, бытовой звук вдруг показался странно неуместным в этой комнате, где ещё пахло магией и тьмой.
Михаил кивнул. Его лицо оставалось неподвижным, но пальцы, сжимавшие край стола, побелели. Он не стал задавать вопросов — видимо, ответы были ему не нужны.
— Значит, всё было зря, — произнёс он наконец, глядя куда‑то вдаль, сквозь стену, будто видел то, что скрыто от остальных.
— Нет, — Лачи шагнула к нему, её голос стал твёрже. — Всё было не зря. Ты жив. Даша жива. И вы оба свободны. Это главное.
Даша, до этого молчавшая, сделала шаг вперёд. Её руки дрожали, но взгляд был ясным.
— А что теперь? — спросила она, поднимая подбородок.
— Теперь — восстанавливаемся, — Лачи обвела их взглядом. — Я поставлю защиту на дом. На вас обоих. Постепенно ты, Даша, научишься чувствовать свои силы. Ты ведь уже начала. Помнишь, как проснулась в больнице? Это был первый звоночек.
Девушка кивнула, прижимая ладони к груди, будто пытаясь удержать внутри что‑то неуловимое, но важное.
— Но если Вита вернётся… — начал Михаил.
— Она вернётся, — перебила Лачи. — Рано или поздно. Но теперь у неё не будет проводников. Лада была её последней ставкой. Без неё — без той, кто открывал двери, — Вита не сможет проникнуть сюда так просто.
Она подошла к столу, достала из кармана небольшой кожаный мешочек, высыпала на ладонь горсть сухих трав. Запах полыни и мяты тут же заполнил комнату, вытесняя последние остатки тьмы.
— Сейчас я поставлю защиту. На первое время — чтобы никто не смог войти без вашего ведома. Потом научу вас, как поддерживать её самостоятельно.
— И что дальше? — спросил Михаил, глядя, как она чертит на полу странные символы.
— Дальше — жить, — просто ответила Лачи. — Жить, зная, что тьма всегда рядом. Но и зная, что вы сильнее.
Она зажгла свечу, бросила в пламя щепотку трав. Воздух наполнился горьковатым ароматом, а тени в углах комнаты на мгновение сгустились, будто прислушиваясь.
— Это не конец, — прошептала Лачи, проводя ладонью над символами. — Это только начало.
За окном солнце поднималось выше, заливая комнату тёплым светом. Туман, окутывавший дом всю ночь, медленно рассеивался, открывая вид на сад — обычный сад, с яблонями, кустами роз и дорожкой, усыпанной утренней росой.
Всё выглядело так, будто ничего и не было.
Но Лачи знала: следы тьмы остаются. Даже когда её не видно.