Страшные сказки от Наташки

Серый пепел, словно саван, окутал всё вокруг — почерневшие брёвна, обугленные рамы окон, скрученные жаром железные ставни. Воздух стоял тяжёлый, пропитанный едким запахом гари, который въедался в одежду, волосы, лёгкие. Даже спустя дни этот запах не уходил — он прятался в складках ткани, проступал по ночам, когда казалось, что всё уже забылось. Всё, что осталось от хлебосольного дома, где всегда пахло свежим хлебом и травяным чаем, где зимой на подоконниках краснели яблоки, а летом в саду гудели пчёлы над малиной...

создано ии Начало : Лачи стояла на террасе санатория, наблюдая, как солнце медленно поднимается над горами. Его лучи окрашивали заснеженные пики в нежные розовые тона, а воздух был наполнен свежестью и ароматом хвои. После всего произошедшего казалось, что мир вокруг стал чище, прозрачнее. Но цыганка знала — это иллюзия. Тьма не исчезает навсегда, она лишь отступает, чтобы набраться сил для нового удара. В санатории жизнь шла своим чередом. Пациенты гуляли по дорожкам, наслаждаясь горным воздухом, персонал хлопотал по своим делам, а Татьяна иногда бросала на Лачи обеспокоенные взгляды...

создано ии Дорога до санатория превратилась в испытание. Машина то подпрыгивала на ухабах, то проваливалась в яму. Каждый шорох, каждый порыв ветра заставлял её вздрагивать. В темноте то и дело мерещились тени — то ли ветви деревьев, то ли нечто иное, не желающее быть увиденным. В холле было тихо. Лишь дежурная медсестра дремала за стойкой, убаюканная монотонным шумом дождя. Лачи проскользнула к лестнице, стараясь не привлекать внимания. В номере она первым делом зажгла свечу. Пламя дрогнуло, но тут же выровнялось, отбрасывая причудливые тени на стены...

создано ии Стая кружила в сумеречной мгле, словно тёмный вихрь, не решаясь напасть. Ветер, пронизывающий до костей, шелестел высохшей травой на пустыре, поднимал клубы пыли и разносил тревожный запах — смесь городской гари, прелой листвы и звериного духа. Вожак, огромный пёс с сединой на морде и шрамом через левый глаз, молча перешёл в наступление, плавно перетекая из тени в тень. За ним, как по незримому сигналу, двинулись остальные — десять или двенадцать силуэтов, сливающихся с вечерним полумраком...

создано ии Комната тонула в сумраке, прорезаемом лишь бледным светом уличных фонарей. Их желтоватые лучи, пробиваясь сквозь грязные оконные стёкла, ложились на пол неровными пятнами, словно пролитое молоко. За окном бесшумно кружились снежинки — редкие, крупные, будто пепел неведомого костра. На столе, покрытом выцветшей чёрной бархатной тканью, догорала свеча. Её огонёк подрагивал от едва уловимых сквозняков, пробиравшихся сквозь щели в старых рамах. Воск давно перестал стекать по бокам — он застыл в причудливых извилистых наростах, напоминающих оплавленные слёзы...

Следующие несколько дней Эльвира не находила себе места. Сон стал роскошью, которой она не могла позволить себе насладиться: каждую ночь её настигали кошмары, а днём преследовали обрывочные видения, от которых холодела кровь. Ей казалось, что она сходит с ума — реальность и бред сплетались в один липкий клубок. Самый страшный сон повторился трижды. Эльвира стояла в сыром, затхлом подвале, где воздух был густым, как кисель, и пропитан запахом плесени, старой крови и чего‑то сладковато‑гнилостного. В углу, едва различимая в тусклом свете, мерцала фигура девушки. Она протягивала руку — не с мольбой, а с каким‑то жгучим, болезненным любопытством, словно хотела не спасти, а узнать...

создано ии Женский силуэт мелькнул в дверном проёме, ведущем в подвал, — полупрозрачный, словно сотканный из ночного тумана. Мужчина, словно заворожённый, двинулся следом. Интуиция вопила истошным голосом: «Уходи! Беги!» — но ноги, будто чужие, сами несли его вниз по скрипучей деревянной лестнице, каждая ступенька которой отзывалась глухим стоном, будто предупреждала о неминуемой беде. В подвале было сухо, но воздух стоял тяжёлый, пропитанный запахами давно ушедших времён: мышиной возни, затхлой пыли и чего‑то сладковато‑приторного, отчего к горлу подкатывала тошнота...

Начало тут Лачи достала из потайного кармана льняной мешочек, затянутый чёрным шнурком. Внутри тихо шелестели сушёные листья — мята, полынь и ещё десяток трав, названия которых знали лишь те, кто ведал древние обряды. — Нужно обвести дом по периметру, — пояснила она, высыпая содержимое на широкий поднос. — Каждый угол, каждое окно. Ни одна тень не пройдёт сквозь эту преграду. Михаил молча наблюдал, как она растирает травы пальцами, превращая их в мелкий порошок. В воздухе разлился терпкий, почти удушающий аромат — смесь горечи и чего‑то древнего, забытого миром...

Начало истории тут Часы на каминной полке громко пробили полночь — их гулкий, металлический звон разнёсся по всему дому, заставляя дрожать стёкла в старинных рамах. В такт ударам пламя свечей трепетало, разрываясь на несколько призрачных огоньков, которые то гасли, то вспыхивали вновь, отбрасывая на стены причудливые, извивающиеся тени. В центре комнаты, на дубовом паркете лежала женщина. Её длинные, тёмные волосы разметались по полу, словно живые щупальца, а лицо, бледное как лунный свет, казалось почти прозрачным в полумраке...

Начало здесь Туман стал гуще, почти осязаем — словно вязкая пелена, липнущая к коже, забивающаяся в ноздри сырым, затхлым духом болота. Влажная глина хлюпала под ногами, налипая на подошвы тяжёлыми комьями, будто пыталась удержать, не дать уйти. Девушки вышли на дорогу — всё та же безмолвная пустота и туман, в котором то и дело мерещились шевеления, будто что‑то скользило меж белёсых струй, не желая показываться целиком. Внезапно сквозь молочную муть проступил силуэт — Проводник. Он возник без звука, без малейшего шороха, словно выткан из самого тумана...

Плотный, словно пропитанный сыростью и печной копотью, туман не поднимается уже который день. Он обволакивает дом, прижимаясь к стёклам, просачиваясь в щели старых рам, оставляя на подоконниках липкие серебристые капли. Иногда туман становится чёрным — густым, как деготь, как её мысли, которые крутятся в голове, сплетаясь в тугие, болезненные узлы. Она стоит у окна, вглядываясь в седую мглу. За стеклом — лишь размытые очертания старого сада: искривлённые ветви яблонь, давно утративших листву, покосившийся забор, заросший бурьяном...

Тома бежала, не разбирая дороги. Дождь хлестал по лицу, смешиваясь со слезами, а в ушах стоял тот низкий, вибрирующий гул — будто земля стонала под ногами. Она спотыкалась о корни, падала, вставала и снова бежала, пока лёгкие не начали гореть огнём. Остановилась она лишь у старого колодца на окраине посёлка. Схватилась за покосившуюся ограду, тяжело дыша, и только тогда осознала: запах не исчез. Он шёл за ней, как невидимый шлейф, въедался в кожу, в волосы, в одежду. — Оно не отпустит, — прошептала она, глядя на тёмную воду в колодце...