Норковая шуба висела на свекрови, как приговор. Тёмный шоколад, поперечная раскладка, капюшон. Вещь за двести тысяч. А Лена стояла в той же куртке, что и три года назад, и смотрела на эту шубу, купленную на их с Костей деньги.
Но обо всём по порядку.
Лена не просто экономила. Она вела домашнюю бухгалтерию с азартом, с которым другие играют в казино. Только вместо фишек у неё были акционные купоны, а вместо джекпота — заветная строчка в банковском приложении: «Остаток долга: 0».
— Кость, ты видел, в «Пятёрочке» гречка по акции? Я взяла пять пачек, — Лена с гордостью выкладывала трофеи на кухонный стол. — И курицу урвала по жёлтому ценнику. На неделю хватит, если суп сварить и второе с подливой.
Костя, её муж, сидел за столом и вяло ковырял вилкой вчерашние макароны. Он кивал, но глаза у него бегали, как у школьника, который забыл дома дневник с двойкой.
— Молодец, Ленусь. Ты у меня хозяйственная, — пробормотал он, не поднимая взгляда.
— Ещё бы не хозяйственная! — Лена открыла ноутбук, где в экселевской таблице светились ровные столбики цифр. — Смотри. Если в этом месяце мы снова ужмёмся и не будем покупать ничего лишнего, то внесём досрочно сто пятьдесят тысяч. И тогда срок ипотеки сократится ещё на год! Костя, ты представляешь? На год меньше кабалы!
Она сияла. Для неё эти цифры были не просто математикой, а билетом на свободу. Свободу от ежемесячного страха, от ненавистного банка, от ощущения, что ты живёшь в долг. Они три года не были на море. Лена красила волосы сама, дома, дешёвой краской, которая щипала кожу. Костя ходил в одной и той же куртке пятый сезон, уверяя, что она «ещё ничего». Всё ради этой цели.
— Лен, может, не надо так резко? — вдруг тихо спросил Костя. — Может, оставим тысяч пятьдесят на всякий случай? Мало ли что.
— Какой случай, Костя? — Лена аж очки поправила от удивления. — У нас «подушка» есть, маленькая, но есть. А эти деньги — целевые. Они жгут карман. Пока не отдадим банку, они не наши. Всё, решено. В пятницу ты получаешь премию, я добавляю свою заначку, и вносим.
Костя тяжело вздохнул, встал из-за стола и подошёл к чайнику. Спина у него была какая-то ссутуленная, виноватая.
В пятницу Лена летела домой как на крыльях. В сумке лежала распечатка графика платежей, которую она уже мысленно перечеркнула красным маркером. Она зашла в квартиру, на ходу скидывая сапоги.
— Костя! Я дома! Давай, переводи деньги на общий счёт, я сейчас всё оформлю!
Тишина. Из комнаты вышел муж. Вид у него был такой, будто он только что похоронил любимого хомячка.
— Лен, сядь, — сказал он глухо.
Лена замерла с сапогом в руке. Сердце пропустило удар.
— Что случилось? Тебя уволили? Премию не дали?
— Дали, — Костя сел на пуфик в прихожей и обхватил голову руками. — Но денег нет.
— В смысле — нет? — Лена медленно опустила сапог на пол. — Тебя ограбили? Потерял?
— Я отдал их маме.
Лена моргнула. Раз, другой. Слова доходили туго, как через вату.
— Маме? Тамаре Игоревне? Зачем? У неё пенсия, мы ей продукты возим каждые выходные. Что случилось? Операция? Лекарства? Костя, не молчи! Она заболела?
Костя поднял на неё глаза, полные вселенской скорби.
— У неё трудности. Временные финансовые трудности. Там коллекторы звонили, угрожали. Она плакала, Лен. У неё давление скакануло, скорую вызывали. Я не мог иначе. Я же сын.
Лена почувствовала, как внутри всё обрывается. Конечно, здоровье матери — это святое. Тут не поспоришь. Ипотека подождёт, если речь о жизни и смерти. Но червячок сомнения уже начал точить где-то под ложечкой.
— Какие коллекторы? Откуда у пенсионерки долги? Она же из дома почти не выходит!
— Ну... взяла кредит. Не рассчитала силы. Пенсия маленькая, цены растут. Лен, ну не начинай. Я закрыл её долг. Полностью. И те сто тысяч, что мы откладывали, и мою премию.
— И мою заначку? — тихо спросила Лена.
— Ну да... Там сумма большая была.
Лена присела на тумбочку. Сто пятьдесят тысяч. Год жизни. Год без отпуска, без нормальной одежды, без радостей. Всё улетело в трубу чьей-то глупости.
— Ладно, — сказала она деревянным голосом. — Здоровье важнее. Но в следующий раз, Костя, мы это обсуждаем вместе. До того, как ты опустошишь наши счета.
Костя закивал, как китайский болванчик.
— Конечно, Ленусь. Ты у меня золотая. Спасибо, что поняла.
Он попытался её обнять, но Лена мягко отстранилась. Ей вдруг стало противно. Не от потери денег, а от того, что её поставили перед фактом. Как мебель.
Прошло две недели. Обида немного притупилась, заваленная бытовыми проблемами и новой гонкой за экономией. Лена снова пересчитала бюджет, вычеркнула из списка покупок новые сапоги — старые ещё сезон послужат, если подклеить — и смирилась.
В субботу они поехали к свекрови. Тамара Игоревна жила в другом конце города, в сталинке с высокими потолками. Обычно визиты проходили по одному сценарию: Лена привозила пакеты с едой, свекровь жаловалась на правительство, погоду и соседей, Костя молча кивал, а потом они уезжали.
Но в этот раз всё было иначе.
Дверь открыла Тамара Игоревна, сияющая, как начищенный самовар. На лице — свежий макияж, губы накрашены яркой помадой, которой она обычно пользовалась только по великим праздникам.
— Ой, детки приехали! Проходите, проходите! — она буквально впорхнула в коридор, распространяя вокруг себя аромат тяжёлых духов.
Лена сразу заметила перемену. Свекровь не выглядела больной или измученной коллекторами. Наоборот, она цвела.
— Чай будете? Я тортик купила, «Прагу»! — щебетала Тамара Игоревна, суетясь на кухне.
«Прагу»? Лена прищурилась. Этот торт стоил почти как три килограмма курицы, которую они ели всю неделю. Откуда деньги у бедной пенсионерки, которую едва спасли от долговой ямы?
— Мам, ты как себя чувствуешь? — осторожно спросил Костя, нервно поглядывая на жену.
— Ой, да прекрасно! — отмахнулась свекровь. — Как гора с плеч свалилась. Костенька, сынок, ты мой спаситель!
Она подошла к сыну и чмокнула его в лысеющую макушку. Костя вжал голову в плечи.
— Кстати! — Тамара Игоревна вдруг хитро подмигнула. — Я вам сейчас такое покажу! Вы упадёте!
Она убежала в спальню. Лена переглянулась с мужем. Костя стал пунцовым и начал с остервенением размешивать сахар в чае, хотя даже не пробовал его.
— Костя, что происходит? — шёпотом спросила Лена.
— Ничего, просто мама рада... — промямлил он.
В этот момент в кухню вплыла Тамара Игоревна. На плечах у неё, переливаясь благородным блеском, висела норковая шуба. Тёмный шоколад, поперечная раскладка, капюшон. Вещь дорогая, статусная. И абсолютно неуместная на этой тесной кухне с облупившейся плиткой.
Лена застыла с куском торта во рту. Она чуть не поперхнулась.
— Ну как? — Тамара Игоревна сделала пируэт, едва не сбив бедром табуретку. — Итальянская! Представляете?
Лена медленно прожевала бисквит. Вкус шоколада показался ей горьким.
— Красивая, — выдавила она. — А откуда деньги, Тамара Игоревна? Вы же говорили, у вас трудности. Долги.
Свекровь рассмеялась, поглаживая мех, как любимого кота.
— Так Костенька же помог! Золотой мой мальчик. Закрыл тот кредит, дурацкий, который я брала... ну, на мелочи. А тут акция подвернулась! Ну как я могла пройти мимо? Я всю жизнь мечтала о норке. Вон, у соседки Вальки есть, а я чем хуже?
— Погодите, — Лена почувствовала, как в висках начинает стучать. — То есть тот кредит, который Костя закрыл... Это был не на лекарства? Не на жизнь?
— На какую жизнь? — фыркнула свекровь, любуясь собой в отражении тёмного окна. — Я телефон тогда взяла, айфон этот, будь он неладен. Пальцем тыкать неудобно, но зато камера хорошая. А проценты там накрутили — жуть! Ну, Костя и выручил.
— А шуба? — голос Лены звенел. — Шуба откуда?
Тамара Игоревна замялась. Костя уставился в пол.
— Ну... Костенька ещё немного добавил. Со своей карточки. Там же скидка была, грех не взять...
Лена медленно повернулась к мужу. Тот сидел, вжавшись в стул.
— Сколько?
— Восемьдесят, — прошептал он. — Я думал, ты не заметишь...
Лена перевела взгляд на свекровь. Та достала из кармана шубы новенький смартфон в блестящем чехле.
— Смотрите, как фоткает!
— Костя, — голос Лены звучал тихо, но в нём звенела сталь. — Ты сказал, что у мамы проблемы. Что ей угрожают. Что ей нечего есть.
— Ну... угрожали же! Банк звонил! — жалко пискнул Костя.
— За айфон? — уточнила Лена. — А теперь мы, значит, оплатили ещё и шубу?
— А что такого? — вмешалась Тамара Игоревна, перестав крутиться. Голос её сразу стал визгливым. — Сын обязан помогать матери! Я его вырастила, ночей не спала, последнее отдавала! А ты, Лена, могла бы и порадоваться за свекровь. У самой-то небось всё есть, а старая женщина должна в пуховике ходить?
Лена посмотрела на свои руки. Маникюр она не делала полгода. Куртка у неё была куплена на распродаже три года назад. Сапоги просили каши.
— У меня ипотека, Тамара Игоревна, — сказала она очень спокойно. — И мы с Костей во всём себе отказываем, чтобы её закрыть. Мы не ездим в отпуск. Мы не ходим в рестораны. Мы едим акционную курицу.
— Ой, да ладно тебе! — махнула рукой свекровь. — Работаете оба, детей вырастили, живите для себя! Вот я и живу. А ты просто завидуешь. Сын меня любит, вот и балует. А ты должна его поддерживать, а не пилить за каждую копейку!
Она запахнула шубу и величественно села на стул, ожидая аплодисментов.
Дорога домой прошла в гробовом молчании. Костя вёл машину, вцепившись в руль побелевшими пальцами. Он пару раз пытался включить радио, но Лена выключала его одним резким движением.
Зашли в квартиру. Лена, не разуваясь, прошла на кухню, достала из шкафа банку с кофе, открыла, понюхала, закрыла. Движения были механическими — чтобы занять руки.
— Лен, ну прости, — начал Костя с порога. — Ну не мог я ей отказать. Она плакала. Говорила, что жизнь прошла, а радости не было.
— А у меня была радость, Костя? — Лена повернулась к нему. Лицо у неё было уставшее, серое. — Я три года считаю каждую копейку. Отказываю себе во всём. А ты берёшь наши деньги — наши, Костя! — и покупаешь маме игрушки. Сначала сто пятьдесят тысяч. Теперь ещё восемьдесят. Двести тридцать тысяч, Костя! Это полтора года экономии!
— Это не игрушки, это... — начал было Костя, но осёкся под её взглядом.
— Что — это? Мы живём в квартире, которая принадлежит банку, а твоя мама ходит в шубе, чтобы утереть нос соседке Вальке?
— Ну она же мать...
— А я тебе кто? — перебила Лена. — Бухгалтер? Домработница? Спонсор твоего сыновьего долга?
Костя молчал, переминаясь с ноги на ногу.
— Знаешь, что самое обидное? — продолжала Лена, и голос её предательски дрогнул. — Не деньги. Заработаем. Обидно, что ты мне соврал. Ты сделал из меня дуру. Я ночами не спала, переживала за её давление, думала, чем ещё помочь. А вы...
— Никто над тобой не смеялся! — воскликнул Костя. — Просто я знал, что ты не разрешишь. Ты же зациклилась на этой ипотеке! Света белого не видишь!
— Ах, я зациклилась? — Лена горько усмехнулась. — Хорошо. Тогда так. Раз я зациклилась, а ты у нас щедрый, давай поменяем правила.
Она подошла к столу, взяла ноутбук и захлопнула крышку.
— С этого дня у нас раздельный бюджет.
— В смысле? — Костя вытаращил глаза. — Как это? Мы же семья!
— Были семьёй. Пока ты не решил, что мамина шуба важнее нашего будущего. Я буду платить свою половину ипотеки. Покупать продукты на себя. Коммуналку делим пополам. А всё, что останется от твоей зарплаты — трать куда хочешь. Хоть на шубы, хоть на айфоны, хоть на бриллианты для мамы.
— Лен, ты чего? Ты не проживёшь на одну зарплату с ипотекой! — испугался Костя.
— Проживу, — спокойно ответила Лена. — Я умею экономить. Три года тренировалась. А вот как ты будешь жить, когда маме захочется круиз, а денег на еду не останется — это уже твои проблемы.
Она прошла мимо него в комнату и начала доставать из шкафа постельное бельё.
— Ты куда? — растерянно спросил муж.
— На диван. Мне нужно выспаться. Завтра на работу, на новую премию зарабатывать.
Костя ещё долго ходил под дверью, бубнил что-то про жестокость, про то, что «так нельзя» и «мать — это святое». Потом звонил Тамаре Игоревне, жаловался шёпотом. Лена слышала через стену: «Да, мам, она взбесилась... Да, из-за денег... Нет, я не говорил про сумму...».
Лена лежала в темноте и смотрела в потолок. Странно, но слёз не было. Была какая-то звенящая пустота и... облегчение. Как будто она сбросила тяжёлый рюкзак, который тащила в гору.
Она больше не будет проверять его счета. Не будет выкраивать копейки из его обедов. Не будет чувствовать себя надзирателем. Пусть он сам разбирается со своим «святым долгом».
Утром она встала раньше обычного. Сварила себе кофе — хороший, из припрятанной пачки, которую берегла для гостей. Налила в красивую чашку.
На кухню выполз заспанный Костя. Полез в холодильник, пошарил по полкам.
— Лен, а где колбаса? И сыр?
— На моей полке, — Лена кивнула на свою тарелку с бутербродом. — А твоя — нижняя. Там, кажется, остался майонез и полбанки огурцов. Приятного аппетита.
Она допила кофе, взяла сумку и вышла из дома, впервые за три года не чувствуя вины за то, что не приготовила мужу завтрак.
Сегодня она пообедает в кафе. Бизнес-ланч стоит триста пятьдесят рублей. Она может себе это позволить.
А ипотека... Ипотека никуда не денется. В отличие от её жизни, которая, оказывается, проходила мимо, пока кто-то примерял чужие шубы.