Шорох плотной упаковочной бумаги в тишине спальни казался мне звуком заряжаемого орудия. Я аккуратно, уголок к уголку, складывала содержимое в большой фирменный пакет с логотипом известного итальянского бренда. Сверху я повязала пышный бант из атласной ленты. Выглядело это так, словно внутри лежит мечта любой модницы — кашемировое пальто или, как минимум, дизайнерское платье из последней коллекции. На самом деле, внутри лежало мое прошлое, с которым я расставалась без малейшего сожаления, но с огромным предвкушением.
Все началось не вчера и даже не месяц назад. Эта история тянулась годами, как плохая резинка на дешевых трусах. Я люблю хорошие вещи. Это моя слабость, моя страсть и, если хотите, моя награда за те бесконечные часы, которые я провожу на работе. Я работаю ведущим аудитором, график у меня ненормированный, нервы часто на пределе, и качественный шопинг для меня — это своего рода терапия. Я годами собирала свой гардероб: искала идеальные лекала, ловила скидки в аутлетах, иногда копила по полгода на одну сумку, которая будет служить вечно.
Моя золовка, Лариса, была моей полной противоположностью. Она была младшей сестрой моего мужа, Антона, и любимой дочерью свекрови, Галины Петровны. Лариса жила по принципу «хочу все и сразу, но работать не хочу». В свои тридцать с хвостиком она перебивалась случайными заработками, жила с родителями и искренне считала, что мир ей задолжал. Особенно несправедливым ей казалось то, что у меня, «какой-то там счетоводки», есть гардеробная, полная красивых вещей, а у нее — только кредиты на новые айфоны.
Первые звоночки прозвучали, когда мы только поженились с Антоном. Лариса приходила к нам в гости и, не спрашивая разрешения, открывала мой шкаф.
— Ой, Алинка, какая блузка! — восклицала она, прикладывая к себе шелковую вещь. — Дай поносить? Мне на свидание надо.
Сначала я, по доброте душевной и неопытности, давала. Вещи возвращались (если возвращались вообще) с пятнами от тонального крема, запахом дешевых сигарет или оторванными пуговицами. После третьего испорченного платья я твердо сказала «нет». Лариса тогда надула губы, свекровь прочитала мне лекцию о жадности и о том, что «вещи — это тлен», но я стояла на своем.
Однако настоящий ад начался месяц назад. Грянул юбилей у какой-то дальней, но очень богатой родственницы Антона. Намечался грандиозный банкет в ресторане, куда была приглашена вся семья. Лариса, естественно, впала в панику: ей нечего было надеть, чтобы «выглядеть достойно» и, возможно, подцепить там перспективного кавалера.
Она пришла к нам в субботу утром, когда мы с Антоном лениво завтракали сырниками.
— Привет, буржуи! — громко поприветствовала она нас, плюхаясь на стул и цепляя вилкой сырник с тарелки брата. — Алин, дело есть на миллион.
Я напряглась. Обычно после таких вступлений следовала просьба дать денег в долг без отдачи.
— Слушаю, — сухо ответила я, подливая себе кофе.
— У тети Вали юбилей через неделю. Мне нужно выглядеть на все сто. Я тут вспомнила, у тебя висит тот бежевый костюм, ну, «Макс Мара» или как его там. И туфли к нему лодочки. И сумка та, коричневая. Короче, собери мне образ.
Она сказала это так просто, словно просила соли. Не «пожалуйста», не «могла бы ты». Просто «собери».
Я медленно поставила чашку на стол.
— Лариса, я не дам тебе этот костюм.
— В смысле? — она перестала жевать. — Тебе жалко, что ли? Он же висит у тебя, пылится. Ты его надевала последний раз полгода назад.
— Это дорогая вещь. Она требует бережного обращения. И это мой размер, а не твой.
— Ой, да ладно! — отмахнулась она. — Я похудела. Влезу. А не влезу — не застегну пиджак, модно будет. Ну Алин, ну будь человеком! Мне нужно произвести впечатление!
— Нет, — твердо повторила я. — Я больше не даю свои вещи. Ты знаешь почему.
Лариса покраснела, ее глаза сузились.
— Ты просто завидуешь, что на мне вещи лучше сидят! — выпалила она. — У тебя фигуры нет, ты сухая, как вобла, а я — женщина в соку! Тебе эти тряпки все равно не помогают, а мне они жизнь устроить могут!
— Лариса! — рявкнул Антон, который до этого молча жевал. — Прекрати хамить в моем доме. Алина сказала «нет», значит «нет». Иди в магазин и купи себе, что хочешь.
— У меня денег нет! — взвизгнула золовка. — Тебе хорошо говорить, ты устроился, жена богатая! А сестре родной помочь — так фиг! Жлобы!
Она вылетела из квартиры, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.
Я думала, на этом все закончится. Как же я ошибалась. Вечером позвонила Галина Петровна.
— Алина, ты почему девочку обидела? — начала она без предисловий. — Она пришла вся в слезах. У нее давление поднялось!
— Галина Петровна, она требовала мой костюм, который стоит как три ее зарплаты. И нахамила мне.
— Ой, ну какие зарплаты! — голос свекрови задрожал от возмущения. — Это всего лишь тряпки! Неужели кусок ткани важнее отношений в семье? Ты же знаешь, как Ларисе тяжело. Ей нужно замуж, а как она выйдет, если ходит в обносках? Ты бы могла и подарить ей этот костюм, у тебя их полно. Поделись, не убудет. Бог велел делиться!
— Галина Петровна, мой гардероб — это не гуманитарная помощь. Я зарабатываю на эти вещи своим трудом.
— Ты меркантильная! — припечатала свекровь. — Только о себе думаешь. Смотри, Алина, жадность фраера сгубит.
Всю неделю меня атаковали. Лариса присылала сообщения в мессенджере: то слезные смайлики, то ссылки на статьи о том, как жадность разрушает карму, то прямые угрозы: «Если я не пойду на юбилей красивой, это будет на твоей совести!». Антон пытался поговорить с матерью, но там была глухая стена: «Вы должны помочь сестре».
В четверг Лариса пришла снова. На этот раз она сменила тактику. Она была приторно-ласковой.
— Алиночка, ну прости меня, дуру грешную, — запела она с порога. — Ну сорвалась, ну нервы. Сама понимаешь, возраст, часики тикают, а принца все нет. Ну выручи по-родственному. Я этот костюм в химчистку сдам потом, честное слово! Или, если костюм жалко, дай то платье, синее, с пайетками. И босоножки. И клатч.
Я смотрела на нее и понимала: она не отстанет. Если я не дам сейчас, она устроит скандал на самом юбилее. Она будет тыкать в меня пальцем и громко рассказывать всем родственникам, какая я жадная невестка, которая оставила золовку голой и босой. Она превратит мою жизнь в ад сплетнями и интригами.
И тогда в моей голове родился план. Он был злым, возможно, даже жестоким, но, видит бог, меня довели.
— Хорошо, Лариса, — сказала я, изобразив тяжелый вздох. — Ты меня убедила. Мир в семье важнее.
Глаза золовки загорелись хищным блеском.
— Правда?! Ой, Алинка, ты лучшая! Давай сюда!
— Нет, подожди, — остановила я ее. — Вещи дорогие, брендовые. Мне нужно их подготовить. Отпарить, почистить, подобрать аксессуары. Я хочу, чтобы ты выглядела идеально. Я соберу тебе полный образ. «Тотал лук», как говорят стилисты.
— Ого! — Лариса даже в ладоши хлопнула. — Вот это подход! А что там будет? Тот костюм?
— Пусть это будет сюрприз, — загадочно улыбнулась я. — Я подберу то, что тебе действительно подойдет. То, что отражает твою суть. Я привезу пакет прямо в ресторан, к началу банкета. Переоденешься там, в дамской комнате, и выйдешь к гостям как королева. Эффект будет бомбический.
— Ой, спасибо! — она кинулась меня обнимать, но я уклонилась. — Ты настоящая сестра! Я маме скажу, что ты не жадина!
И вот наступила суббота. День юбилея.
Я провела вечер пятницы не в салоне красоты, а на даче, куда мы с Антоном заехали «проверить отопление». Я залезла на чердак, где хранились мешки со старыми вещами, которые мы собирались пустить на тряпки или отвезти в приют для животных, но все руки не доходили.
Я отбирала вещи с особой тщательностью.
Вот свитер, который я носила на первом курсе, растянутый до невозможности, с катышками размером с горошину и пятном от краски на рукаве.
Вот джинсы, протертые между ног до дыр, которые я использовала, когда красила забор.
Вот футболка с дурацкой надписью «Я люблю пиво», выцветшая и потерявшая форму.
И «вишенка на торте» — старые, стоптанные кроссовки, в которых Антон копал огород. Грязные, но еще крепкие.
Я привезла все это домой. Постирала (все-таки я не зверь, чтобы давать грязное), но не гладила. Аккуратно сложила в тот самый пакет от «Дольче». Сверху положила записку: «Носи, не стаптывай. Твой идеальный образ».
Мы с Антоном ехали в ресторан. Он вел машину и нервничал.
— Алин, ты уверена, что стоило давать ей вещи? — спросил он. — Она же опять испортит. Или не вернет.
— Не переживай, милый, — я погладила его по руке. — Эти вещи она может оставить себе насовсем. Я ей их дарю.
— Даришь? — он удивился. — Ты же так трясешься над своим шмотьем.
— Для любимой золовки ничего не жалко. Пусть порадуется.
В ресторане было шумно и пафосно. Тетя Валя не поскупилась: живая музыка, столы ломились от икры и осетрины, гости сверкали золотом и люрексом.
Лариса уже была там. Она стояла у входа, одетая в свое старое, тесноватое платье, и нервно поглядывала на дверь. Увидев нас, она просияла и бросилась навстречу, расталкивая официантов.
Рядом с ней стояла Галина Петровна, которая одарила меня благосклонным кивком.
— Ну наконец-то! — зашипела Лариса. — Я уже извелась! Где?
В руках у меня был тот самый роскошный пакет с бантом. Он выглядел дорого и многообещающе.
— Вот, — я торжественно вручила ей пакет. — Как договаривались. Полный комплект.
— Тяжеленький! — оценила Лариса, взвесив пакет в руке. — Ну все, я побежала переодеваться! Сейчас все упадут!
Она умчалась в сторону туалетов. Галина Петровна подошла ко мне.
— Молодец, Алина, — сказала она громко, так, чтобы слышали стоящие рядом тетушки. — Поняла все-таки, что родню надо поддерживать. А то ходишь как королева, а девочке и надеть нечего. Что ты ей там дала? То пальто кашемировое?
— Лучше, Галина Петровна, — улыбнулась я. — Намного практичнее.
Мы прошли в зал, сели за свой столик. Антон налил мне вина.
— Что-то ты подозрительно веселая, — заметил он.
— Просто предвкушаю эффект, — ответила я.
Прошло минут десять. Гости рассаживались, музыканты настраивали аппаратуру. И тут двери в зал распахнулись. Но оттуда вышла не Лариса.
Оттуда вылетел фурункул ярости.
Лариса, все в том же своем старом платье, но с перекошенным от злобы лицом, неслась к нашему столу. В руках она сжимала мой красивый пакет, из которого торчал рукав старого, растянутого свитера.
Музыка стихла. Гости, почувствовав скандал, повернули головы.
Лариса подлетела к нам и с размаху швырнула пакет на стол, прямо в салат с морепродуктами.
— Ты что, издеваешься?! — заорала она так, что зазвенели бокалы. — Ты что мне подсунула?!
— Как что? — я сделала искренне удивленное лицо. — Вещи. Ты же просила вещи.
— Ты мне рванье подсунула! — визжала золовка, вытряхивая содержимое пакета на белоснежную скатерть.
На стол выпали протертые джинсы, футболка с надписью про пиво и один стоптанный кроссовок. Второй остался в пакете.
— Полюбуйтесь! — кричала Лариса, обращаясь ко всему залу. — Вот так богатая невестка помогает бедной родственнице! Я у нее брендовый костюм просила, а она мне помойку принесла! Позорит меня перед людьми!
Галина Петровна, сидевшая рядом, побагровела. Она схватила свитер, посмотрела на дырку и перевела испепеляющий взгляд на меня.
— Алина! Это что такое? Это плевок в лицо семье?
Антон сидел, открыв рот. Он узнал свои старые дачные кроссовки.
Я медленно встала. В зале повисла гробовая тишина. Все ждали моей реакции. Оправданий, слез, извинений.
— Это не плевок, Галина Петровна, — сказала я громко и четко. — Это именно то, чего Лариса заслуживает.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула Лариса. — Я тебя просила нормально!
— Нет, Лариса, ты не просила, — я посмотрела ей прямо в глаза. — Ты требовала. Ты вымогала. Ты шантажировала меня и мужа. Ты считаешь, что мои вещи, которые я покупаю на свои заработанные деньги, должны принадлежать тебе просто потому, что ты так хочешь. Ты испортила мне не одно платье, и ни разу даже не извинилась. Ты назвала меня жадной, потому что я не отдала тебе свой новый костюм.
Я обвела взглядом притихших гостей.
— Лариса хотела брендовые вещи? Извините, но бренды нужно заслужить или заработать. А для человека, который считает нормальным требовать чужое, лезть в чужой шкаф и оскорблять хозяйку дома, вот этот гардероб, — я указала на кучу тряпья на столе, — подходит идеально. Это твой уровень, Лариса. Носи и не стаптывай.
— Тварь! — Лариса схватила бокал с вином и хотела плеснуть в меня, но Антон успел перехватить ее руку.
— Хватит! — рявкнул он так, что Лариса присела. — Хватит устраивать цирк! Алина права. Ты достала нас своим нытьем и требованиями. Тебе тридцать два года! Иди работай и покупай себе хоть «Гуччи», хоть «Версаче». А с жены моей слезь. И ты, мама, тоже.
Галина Петровна схватилась за сердце.
— Сынок... ты... против матери?
— Я за справедливость, мам. Алина пашет как лошадь. А Лариса только ногти пилит и принца ждет. Все, концерт окончен. Алина, поехали домой.
Антон взял меня за руку. Я с гордо поднятой головой, чувствуя на себе десятки взглядов — кто-то смотрел с осуждением, кто-то с восхищением, — вышла из-за стола.
У самого выхода я обернулась. Лариса рыдала над кучей старого белья, размазывая тушь. Галина Петровна пила корвалол. Праздник был безнадежно испорчен, но мне почему-то не было стыдно.
Мы ехали домой в тишине. Антон крепко сжимал руль.
— Прости меня, — сказал он наконец.
— За что?
— За то, что допустил это. Надо было раньше ее на место поставить. Я все надеялся, что она поймет по-хорошему. А ты... ты, конечно, жестко поступила. С кроссовками — это был перебор.
Он посмотрел на меня и вдруг начал смеяться.
— Ты видела ее лицо? Когда выпала футболка «Я люблю пиво»? Боже, это было эпично.
Я тоже рассмеялась. Напряжение последних недель отпустило.
Конечно, последствия были. Родня разделилась на два лагеря: одни считали меня стервой и хамкой, другие (в основном те, у кого Лариса тоже что-то клянчила) тихо жали мне руку при встрече. Галина Петровна не разговаривала со мной два месяца, объявляла мне бойкот и грозилась переписать завещание на приют для кошек. Лариса везде меня заблокировала и поливала грязью в соцсетях, рассказывая о моей «черной душе».
Но самое главное изменилось: ко мне больше никто не лез. Лариса обходила наш дом стороной. Никто больше не просил «поносить сумочку» и не требовал отдать пальто. Мой шкаф был в безопасности. Мои нервы — тоже.
Через полгода мы встретились на семейном ужине. Лариса пришла в новом платье. Дешевом, синтетическом, но своем. Она буркнула мне «здрасьте» и отсела на другой конец стола.
Я посмотрела на нее и подумала, что иногда шоковая терапия — единственное, что работает. Да, я поступила не как «мудрая женщина» из женских романов. Я поступила как человек, который защищает свои границы. И если ценой моего спокойствия стал пакет старого тряпья и испорченный юбилей — что ж, я готова заплатить эту цену снова.
А тот пакет от «Дольче» она, кстати, забрала. Видимо, чтобы носить в нем сменку. Все-таки бренд есть бренд.
🔔 Уважаемые читатели, чтобы не пропустить новые рассказы, просто подпишитесь на канал 💖
Читайте также: