— Тряпку в руки — и на кухню! Смотреть на тебя противно!
Зоя застыла у входа в гостиную, сжимая в руках пакет с продуктами. За окном метель превращала вечерний город в размытое пятно, а внутри квартиры было душно и тесно от невысказанного.
— Ещё хоть одно грубое слово и влеплю тебе по полной! Иди посуду мой, серая мышь! — прошипел муж.
Виктор сидел в кресле, раскинувшись, будто это был трон, а она — прислуга. Галстук расстегнут, рубашка помята. От него несло перегаром и чужими духами — приторными, дешевыми. Зоя узнавала этот запах уже третий раз за месяц.
Она молча прошла на кухню. Пакет с продуктами поставила на стол — тяжелый, ручки впились в ладони, но боль была привычной. Как и все остальное.
Раковина встретила ее горой немытой посуды. Тарелки, кружки, сковородки — целый день накапливалось. Виктор теперь даже не пытался прибраться за собой. Зачем? Она же дома. Она всегда дома. Серая мышь, которая должна быть благодарна за крышу над головой.
Вода из крана полилась обжигающе горячей. Зоя намылила губку и принялась тереть жирную сковороду. За окном зима свирепствовала — снег бил в стекло, ветер выл в вентиляционной шахте. Двадцать лет назад она любила зиму. Любила кататься на коньках, лепить снеговиков с... Впрочем, это было так давно, что казалось чужой жизнью.
— Ты там совсем оглохла? — раздалось из гостиной. — Я есть хочу! Что ты там купила?
Зоя вздрогнула, чуть не выронив тарелку.
— Сейчас приготовлю.
— Сейчас, сейчас... Всегда у тебя это "сейчас". Неужели нельзя было зайти в столовую по дороге и взять что-то готовое? Или ты думаешь, у меня денег лишних нет?
Денег у него и правда не было. Точнее, были, но уходили неизвестно куда. Зоя получала на продукты ровно столько, чтобы впритык дотянуть до следующей получки. На себя — ничего. Последний раз она покупала себе что-то новое... когда? Два года назад? Три?
Она вытерла руки о полотенце и открыла холодильник. Курица, картошка, лук. Можно сделать жаркое. Быстро и сытно.
— Виктор, через полчаса будет готово.
Молчание. Потом — глухой стук. Он швырнул пульт от телевизора в стену.
— Полчаса?! Ты что, издеваешься? Я весь день вкалывал, а ты даже поесть нормально не можешь обеспечить!
Зоя стиснула зубы. Вкалывал... Она видела его "работу". Видела, как он полдня сидит в соцсетях, как исчезает на "важные встречи", возвращаясь с запахом алкоголя и женского парфюма. Но она молчала. Всегда молчала.
Руки двигались автоматически — нож резал курицу, картошка падала в кастрюлю, лук шипел на сковороде. За окном темнело. Фонарь у подъезда то вспыхивал, то гас — видимо, проводка барахлила. В такие моменты Зоя чувствовала себя так же — то вспыхивала внутри от обиды, то гасла под тяжестью усталости.
Когда она вынесла тарелку в гостиную, Виктор даже не поднял глаз.
— Поставь на стол. И принеси водки из холодильника.
— Тебе же завтра на работу...
Он резко обернулся. Глаза налились кровью.
— Ты что, мне указывать будешь? Я сказал — принеси!
Зоя отступила на шаг. В такие моменты он был страшен. Не потому что мог ударить — хотя и такое случалось. Страшен был его взгляд. Пустой. Как будто перед ней был чужой человек.
Она принесла бутылку и рюмку. Виктор налил себе до краев, выпил залпом.
— Вот это да... А теперь проваливай. Не маячь перед глазами.
Зоя вернулась на кухню и села на табурет у окна. Снег все шел и шел. Город тонул в белом. Где-то там, за этими домами, за метелью, была другая жизнь. Жизнь, в которой женщины покупают себе красивую одежду. Ходят с подругами в кафе. Смеются. Просто смеются — без причины, без страха.
А здесь... Здесь была только эта кухня. Эта гора посуды. Этот холодильник с вечно одним и тем же набором продуктов. И Виктор в соседней комнате — с его криками, с его запахом чужих женщин, с его презрением.
Зоя достала телефон. Давно не включала — зачем? Звонить некому. Подруги отпали сами собой за эти годы. Сначала Виктор говорил: "Зачем тебе эти пустоголовые курицы?" Потом она сама перестала отвечать на звонки. Неловко было — у них жизнь складывалась, карьера, дети, поездки. А у нее? У нее был только Виктор.
На экране высветилось уведомление. Сообщение в соцсетях. От... Зоя замерла. От Олега.
"Зоя, привет. Знаю, что прошло много лет. Я недавно вернулся в город. Был у наших старых мест — помнишь, где мы встречались в парке? Скамейка еще стоит. Думал о тебе. Как ты?"
Олег. Господи, сколько лет... Пятнадцать? Нет, больше. Они расстались глупо — она выбрала "надежность" Виктора вместо "несерьезного" Олега. Виктор тогда казался успешным, перспективным. А Олег — вечным мечтателем с гитарой.
Зоя посмотрела на свое отражение в темном окне. Серая мышь. Затравленная, уставшая. Когда это случилось? Когда она превратилась в это?
Пальцы дрожали над экраном. Ответить? Не ответить?
Из гостиной донеслось:
— Зоя! Тащи еще!
Она выключила телефон и спрятала его в карман халата.
— Иду...
Она принесла ему еще водки. Виктор уже ел, чавкая и роняя кусочки на ковер. Раньше она бы сразу побежала вытирать. Сейчас просто смотрела — равнодушно, отстраненно.
— Чего уставилась? — буркнул он, не отрываясь от тарелки.
Зоя вернулась на кухню и снова села у окна. Телефон жег карман. Сообщение от Олега... Она вытащила его, перечитала еще раз. "Думал о тебе. Как ты?"
Как она? Как ответить на этот вопрос человеку, который знал ее другой — смеющейся, живой, настоящей?
Пальцы сами набрали ответ: "Привет. Все в порядке."
Удалила. Набрала снова: "Олег, рада тебя слышать."
Тоже удалила. В итоге написала просто: "Привет."
Отправила — и сразу пожалела. Зачем? Что это изменит? Она замужем. У нее своя жизнь. Пусть и такая.
Ответ пришел почти мгновенно.
"Рад, что ты ответила. Я боялся, что не захочешь общаться. Может, встретимся? Выпьем кофе, поговорим о старых временах?"
Зоя зажмурилась. Кофе. Когда она последний раз пила кофе не дома, не из треснутой кружки, а в кафе — за маленьким столиком, в тепле, в разговоре?
— Зоя! Ты что там, заснула? Убери со стола!
Она встала, спрятала телефон. Руки снова взялись за привычное — собирать, мыть, вытирать. Виктор развалился на диване, переключая каналы. Пустая бутылка валялась на полу.
— Ложись уже спать, — бросил он, не глядя на нее. — И свет выключи. Голова болит.
Зоя собрала посуду и пошла в ванную. Посмотрела на себя в зеркало. Сорок два года. Но выглядела старше — потухший взгляд, опущенные плечи, седые пряди в волосах, которые она давно перестала красить. Некогда. Не на что. Да и зачем?
Ночью она не спала. Лежала и слушала, как храпит Виктор. Думала об Олеге. О том, какой она была двадцать лет назад. Студентка, влюбленная в парня с гитарой. Они гуляли по ночному городу, целовались под фонарями, мечтали о будущем. Он хотел стать музыкантом. Она — дизайнером. Строили планы.
Потом родители сказали: "Олег — несерьезный. С ним ты будешь голодать. А Виктор — надежный, с хорошей работой, с квартирой." Она послушалась. Выбрала надежность.
И вот она здесь. В этой квартире. С этим человеком. Серая мышь.
Утром Виктор ушел на работу, даже не попрощавшись. Хлопнул дверью — и тишина. Зоя сидела на кухне с чашкой чая и смотрела в телефон.
Олег написал еще раз: "Я понимаю, что это неожиданно. Но мне очень хочется увидеть тебя. Хотя бы один раз."
Ее сердце очень колотилось.
"Хорошо. Когда?"
"Сегодня? В три часа, в кафе на Пушкинской?"
Зоя посмотрела на часы. Десять утра. Пять часов до встречи. Что надеть? У нее не было ничего нормального. Только старые джинсы и поношенные свитера.
Она открыла шкаф. В глубине висело платье — темно-бордовое, простое, но элегантное. Купила его лет семь назад на распродаже, один раз надела — Виктор сказал, что она в нем выглядит нелепо. С тех пор оно висело и пылилось.
Зоя достала его, погладила. Села перед зеркалом — впервые за годы. Нашла старую косметичку. Тушь засохла, но помада еще была ничего. Накрасила губы — и вдруг увидела в зеркале не серую мышь, а ту девушку из прошлого. Уставшую, постаревшую, но... все еще она.
В два часа Зоя вышла из дома. Метель стихла, но мороз крепчал. Она шла по заснеженным улицам — и с каждым шагом страх нарастал. Что она делает? Это же безумие. Она замужем. Она не имеет права.
Но ноги несли ее вперед.
Кафе на Пушкинской оказалось маленьким, уютным. Внутри пахло кофе и корицей. За столиком у окна сидел мужчина — седоватый, в очках, но она узнала его сразу. Олег.
Он встал, когда она вошла. Улыбнулся — той самой улыбкой, которую она помнила.
— Зоя...
Она села напротив. Руки дрожали.
— Привет.
Они молчали. Смотрели друг на друга. Столько лет, столько невысказанного.
— Ты почти не изменилась, — сказал он тихо.
Она усмехнулась.
— Лжешь. Я постарела.
— Нет. Ты все такая же.
Официантка принесла меню. Зоя заказала капучино — впервые за три года. Олег взял эспрессо.
— Расскажи о себе, — попросил он. — Как жизнь?
Как жизнь? Как рассказать, что жизни нет? Что есть только существование — день за днем, одно и то же?
— Нормально. Замужем. Живу здесь.
Он кивнул. В его глазах мелькнуло что-то — понимание? Сочувствие?
— А ты счастлива?
Вопрос повис в воздухе. Зоя смотрела в чашку. Пена на кофе медленно оседала.
— Не знаю, — призналась она. — Кажется, я забыла, что это такое.
Олег протянул руку через стол, накрыл ее ладонь своей.
— Зоя, я не случайно написал тебе. Я думал о тебе все эти годы. Жалел, что отпустил. Женился, развелся, работал, путешествовал — но ты всегда была здесь, — он коснулся груди. — Я вернулся в этот город ради тебя.
Она подняла глаза. В его взгляде была такая искренность, что защемило в груди.
— Олег, я замужем...
— Но ты несчастлива. Я вижу. Зоя, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на страдания.
Она отвела взгляд. За окном падал снег — такой же, как двадцать лет назад, когда они прощались. Тогда она плакала, а он говорил: "Если передумаешь — я буду ждать."
Он ждал. Двадцать лет.
— Мне страшно, — прошептала она.
— Знаю. Но страшнее прожить жизнь не своей.
Они просидели в кафе до вечера. Говорили обо всем — о прошлом, о настоящем, о том, какими они стали. Олег рассказывал про свою жизнь — он действительно стал музыкантом, играл в разных группах, гастролировал по стране. Не разбогател, но делал то, что любил. Был счастлив. А потом понял — чего-то не хватает. Кого-то.
Зоя слушала и чувствовала, как внутри что-то оттаивает. Словно она промерзла насквозь за эти годы, а теперь возвращалась к жизни.
Когда они вышли на улицу, было уже темно. Фонари отражались в снежной пелене.
— Провожу тебя, — сказал Олег.
— Не надо. Я... мне нужно подумать.
Он кивнул, но перед тем как отпустить ее руку, сжал крепче.
— Зоя, я остановился в гостинице на Садовой. Номер триста восемь. Если решишь... Я буду ждать.
Она пришла домой в восемь вечера. Виктор уже был там — сидел на диване, мрачный как туча.
— Где ты шлялась?
Раньше она бы испугалась, начала оправдываться, врать. Но сейчас просто сняла пальто и повесила на вешалку.
— Была в кафе.
— В кафе? — Он вскочил. — На какие деньги? Я тебе что, на развлечения даю?
— С другом встречалась.
Виктор подошел ближе. От него несло перегаром.
— С другом? С каким еще другом? Или с другом мужского пола?
Зоя посмотрела на него. Впервые за много лет — спокойно, без страха.
— Да. С мужчиной.
Он замахнулся — но она не отшатнулась. Просто стояла и смотрела.
— Ударишь — уйду, — сказала она тихо. — Не ударишь — все равно уйду. Потому что мне надоело быть твоей серой мышью.
Виктор опустил руку. В его глазах мелькнуло удивление — кажется, впервые за годы он увидел перед собой человека, а не бессловесную тень.
— Ты что, совсем озверела?
— Нет. Просто очнулась.
Она прошла в спальню, достала из шкафа старый чемодан. Начала складывать вещи — немного, самое необходимое. Виктор стоял в дверях и смотрел.
— Ты не уйдешь, — сказал он, но в голосе уже не было уверенности. — Куда ты пойдешь? У тебя ничего нет. Ты без меня никто.
Зоя застегнула чемодан. Повернулась к нему.
— Знаешь, я правда думала, что без тебя — никто. Что я должна быть благодарна за эту жизнь. За эту квартиру. За то, что ты меня терпишь. Но сегодня я поняла — это ты должен быть благодарен. За то, что я столько лет терпела тебя. Твое хамство. Твою ложь. Твой запах чужих женщин.
Он молчал. Может, впервые в жизни — не знал, что сказать.
Зоя взяла чемодан, надела пальто. У двери обернулась.
— Прощай, Виктор.
Холод ударил в лицо, когда она вышла на улицу. Снег все шел — упрямо, настойчиво. Она поймала такси и назвала адрес гостиницы на Садовой.
Поднимаясь в номер триста восемь, Зоя думала о том, что страх никуда не делся. Он был здесь, внутри — липкий, тяжелый. Но рядом с ним появилось что-то еще. Надежда.
Она постучала. Дверь открылась сразу — Олег стоял на пороге, и по его лицу было видно, что он не верил до последнего.
— Ты пришла...
— Да. Я выбрала счастье, — сказала Зоя и впервые за много лет улыбнулась по-настоящему.
Он обнял ее — крепко, бережно. И в этих объятиях Зоя наконец почувствовала себя дома.
За окном продолжала метель. Зима была в самом разгаре — холодная, беспощадная. Но внутри, в душе, наступала весна. Та самая, которую она считала потерянной навсегда.
Серая мышь умерла в той квартире, у холодной раковины с горой посуды. А здесь, в этом номере, рождалась новая Зоя — та, которая имеет право на счастье. На любовь. На жизнь.
Иногда нужно много лет, чтобы найти дорогу к себе. Иногда нужно потеряться до конца, чтобы найтись. Зоя потерялась в браке с Виктором. А нашлась в объятиях человека, который ждал ее двадцать лет.
И это было только начало.