Итак, начинается декабрь 1825 года. Как развиваются события в эти дни?
По всей России продолжается принятие присяги новому императору Константину I. Печатаются его портреты, чеканятся монеты… В комментариях к предыдущей статье мне был задан вопрос об уме цесаревича Константина. На этот счёт сохранились самые разноречивые отклики. Большинство современников отмечало, в первую очередь, необузданность цесаревича, его грубость. Что касается ума… Д.В.Давыдов писал: «Неглупый от природы, не лишённый доброты, в особенности относительно близких к себе, он остался до конца дней своих полным невежею». Тем не менее, современный историк О.С. Каштанова указывает: «Современники Константина отмечают наличие у него ума, прекрасной памяти, огромной трудоспособности». Поэтому полагаю, что, вероятно, Пушкин писал о нём: «К тому ж он умён», - имея подобные сведения от кого-то.
Полагаю ещё, что, говоря о «романтизме», «бурной молодости, походах с Суворовым» (известно, что во время их Константина можно упрекнуть во многом, но только не в изнеженности и стремлении к комфорту), Пушкин выражает надежды, что будущий монарх, что называется, «перебесился»: не случайно же сравнение с Генрихом V, которого, согласно хроникам Шекспира, представляли себе поначалу беспутным юнцом, кутящим с Фальстафом, а затем - образцовым монархом. Наверное, видел он в нём и своего рода контраст покойному царю, об отношении к которому явно говорит письмо В.А.Жуковскому, написанное в двадцатых числах января 1826 года: «Говорят, ты написал стихи на смерть Александра — предмет богатый! — Но в течение десяти лет его царствования лира твоя молчала. Это лучший упрёк ему. Никто более тебя не имел права сказать: глас лиры — глас народа. Следственно, я не совсем был виноват, подсвистывая ему до самого гроба».
Вернёмся к декабрьским событиям. З декабря Николай Павлович получает письмо брата, где тот подтверждает свой отказ от престола. Однако от предложения приехать в Петербург и подписать манифест об отречении цесаревич категорически отказывается. Он встретится с братом только на его коронации в конце лета 1826 года.
7 декабря из письма брата Николай делает однозначный вывод: «Константин, мой Государь, отверг присягу, которую я и вся Россия ему принесли. Я был его подданный: я должен был ему повиноваться». И появляется «Манифест о вступлении на Престол Императора Николая I, 12 декабря 1825 г.», где, известив об «отречении Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича», Николай повелевает:
«1) Присягу в верности подданства учинить Нам и Наследнику Нашему, Его Императорскому Высочеству Великому Князю Александру Николаевичу, Любезнейшему, Сыну Нашему;
2) Время вступления Нашего на Престол считать с 19 Ноября 1825 года».
13 декабря на вечернем чрезвычайном заседании Государственного Совета Николай Павлович объявляет о своём вступлении на престол и назначает присягу на 14 декабря. Известно, что накануне, в день, которым датирован Манифест, Николай получил из Таганрога подробное донесение начальника Главного штаба И.И.Дибича о заговоре тайных обществ. Есть сведения, что Дибич выполнял последнее распоряжение покойного царя: 10 ноября Александр отдал приказ арестовать членов тайной организации, о которой он получил донос И.О.Витта.
Как мы прекрасно знаем, «в Петербурге в день присяги был бунт, исполненный отваги», речь о котором впереди…
***********
А что же Пушкин?
Есть прелюбопытнейшие сведения о росте его известности, даже вот такого рода: в одном из московских журналов печатается повесть «Розан, или Где найти продолжительное счастье», в которую включены цитаты из «Руслана и Людмилы» и «Кавказского пленника»; в Петербурге напечатаны стихи «Ангелике Лардем» - они не подписаны, но имеют сноску: «К сочинению сих стихов дало повод автору прекрасное обращение к ножкам в поэме "Евгений Онегин". Прим. соч.»
Буквально накануне восстания, 13 декабря, П.А.Вяземский пишет А.И.Тургеневу за границу: «Александр Пушкин кончил свою трагедию Борис Годунов и очень ею доволен». Очень интересно его замечание: «Жуковский даже надеялся на неё», - это, конечно же, отсылка к пушкинскому «Жуковский говорит, что царь меня простит за трагедию». И тут же Вяземский добавляет: «Впрочем, теперь и вся трагедия, кажется, будет не кстати, хотя и писана, как он говорит, в хорошем духе… Авось, и без трагедии участь его переменится». А через несколько дней после 14 декабря в одном из журналов появится «литературная новость»: «Общество известилось и с удовольствием спешит уведомить читателей своего журнала, что автор многих прекрасных поэм А.С.Пушкин окончил романтическую трагедию Борис Годунов. Можно полагать, что это произведение будет эпохою в истории нашей словесности». Выхода трагедии ждут…
А сам поэт, безвыездно сидящий в Михайловском, занят работой. Он переписывает первую редакцию «Графа Нулина» под названием «Новый Тарквиний». 14 декабря работа над поэмой будет завершена. В каком настроении поэт? Судя по произведению – в самом весёлом и игривом. Может быть, и сам смеялся, как «Лидин, их сосед, помещик двадцати трёх лет»…
Он, конечно же, ещё не знает, что в Тульчине уже арестован П.И.Пестель, о котором он отзывался: «Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю». Не знает, что кое-кто из членов тайных обществ уже сжигает среди прочих бумаг «некоторые стихи Пушкина». Потом на допросе Тайного комитета капитан А.И.Майборода покажет: «Полковник Пестель бумаги свои спрятал в своей бане, а они, т. е. Лорер и Гореславский, сожгли сочинения Пушкина». Не знает, что стихи его не раз будут поминаться заговорщиками. Уже много спустя Жуковский напишет ему: «Ты ни в чём не замешан — это правда. Но в бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством». А позднее декабрист В.И.Штейнгейль напишет Николаю I: «Кто из молодых людей несколько образованных, не читал и не увлекался сочинениями Пушкина, дышащими свободою!..»
А 17 или 18 декабря он узнает о случившемся в Петербурге. Историк М.И.Семевский приводит рассказ «одной из дочерей П.А.Осиповой». В нём несколько смещены факты (удивляться не приходится: рассказчица вспоминала события почти полувековой давности), но всё же: «Вот однажды под вечер, зимой, сидели мы все в зале, чуть ли не за чаем. Пушкин стоял у этой самой печки. Вдруг матушке докладывают, что приехал Арсений.... повар. Обыкновенно, каждую зиму посылали мы его с яблоками в Петербург… На этот раз он явился назад совершенно неожиданно: яблоки продал и деньги привёз, ничего на них не купив… Арсений рассказал, что в Петербурге бунт, что он страшно перепугался, — всюду разъезды и караулы, — насилу выбрался за заставу, нанял почтовых и поспешил в деревню. Пушкин, услыша рассказ Арсения, страшно побледнел. В этот вечер он был очень скучен, говорил кое-что о существовании тайного общества, но что именно, не помню».
Что перечувствовал Пушкин? Он, разумеется, не мог не знать, что среди «бунтовщиков» немало его друзей. Сохранилась дневниковая запись историка и этнографа И.М.Снегирёва от 20 декабря 1825 года: «Замечательно, что большая часть бунтовщиков — Лицейские воспитанники». Это, конечно, явное преувеличение, но говорит оно о многом. А в Петербурге в эти дни учреждается Тайный комитет для следствия о тайных обществах.
28 декабря в Петербурге выходит книга «Стихотворения Александра Пушкина» (тираж 1200 экз. Цена 10 руб.). Ей предпослан эпиграф «Aetas prima canat veneres, extrema tumultus [Первая молодость воспевает любовь, более поздняя — смятения]». Как рассказывал П.А.Плетнёв, этот эпиграф напугал Н.М.Карамзина, увидевшего в нём «намёк на современные политические события» («Что вы это сделали? зачем губит себя молодой человек?»). Плетнёв успокаивает: под словом «tumultus» Пушкин разумеет душевные смятения… А чуть позже Е.А.Баратынский напишет поэту об этом издании: «Я часто вижу Вяземского. На днях, мы вместе читали твои мелкие стихотворения, думали пробежать несколько пьэс и прочли всю книгу».
А назавтра газета «Русский инвалид» напечатает «Подробное описание происшествия, случившегося в Санкт-Петербурге 14-го декабря 1825 года», где будет список арестованных главных виновников событий. И среди них - Рылеев, Каховский, четверо Бестужевых, Трубецкой, Корнилович, Пущин, Кюхельбекер, причём о Кюхле сказано, что он, «вероятно, погиб во время дела»… Видел ли это Пушкин и когда прочёл?
А в самые последние дни года «просыпается» «Евгений Онегин» («3 генв.» — дата под строфой четвертой главы), и в сюжете намечается новый поворот – к трагической дуэли…
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Навигатор по всему каналу здесь