Он встал, чтобы дать ей побыть одной, и начал бесцельно перебирать вещи на верстаке. Его взгляд упал на старую, пожелтевшую от времени фотографию, вставленную в рамочку. На ней он, молодой, с пышными волосами, стоит у проходной завода. Рядом — такие же молодые коллеги. Они улыбаются. Они верят в будущее. Тогда он еще не знал, что скоро этот завод, его гордость, начнет медленно умирать, выжимая из него последние соки. Но он выстоял. Он нашел способ выжить.
Его мысли прервал звук смс на телефоне Алены. Она вздрогнула, как от выстрела, и уронила ручку.
— Это… это он, — прошептала она, глядя на экран с таким ужасом, будто держала в руках гремучую змею.
Виктор подошел.
— Что пишет?
Алена с трудом разжала пальцы и прочитала:
— «Где ты? Домой сию секунду. Мы должны поговорить. Д.»
Ее руки задрожали.
— Он… он требует. Как всегда.
— Ответь ему, — спокойно сказал Виктор.
— Что?! Что я могу ему ответить?
— Напиши: «Я в безопасности. Готова говорить только в присутствии моего отца».
Алена смотрела на него, широко раскрыв глаза.
— Ты с ума сошел? Он взбесится!
— Он и так в ярости, — возразил Виктор. — Но теперь он будет знать, что ты не одна. Что у тебя есть защита. Что ты не та безропотная жертва, которой была раньше. Это изменит правила игры.
Она колебалась, ее палец замер над экраном.
— А если он приедет сюда? Найдет нас?
— Пусть попробует, — Виктор сжал в руке ключ. — У меня тут полно… инструментов для незваных гостей.
В его голосе прозвучала та самая сталь, которая заставила когда-то отступить рэкетиров у ворот его цеха. Алена посмотрела на него, на его старую, помятую куртку, на решительное лицо с цветущим синяком, и что-то в ней успокоилось. Она медленно, но уверенно набрала ответ и отправила.
Прошла минута тишины. Потом другая. Телефон молчал.
— Он не отвечает, — наконец сказала Алена.
— Он обдумывает, — пояснил Виктор. — Он не ожидал такого. Он привык к тотальному контролю. А теперь контроль ускользает. Это для него новое и очень неприятное ощущение.
Он был прав. Молчание было лучшим ответом. Оно означало, что их ход сработал. Дмитрий был ошарашен.
Внезапно в гараже стало холоднее. Алена поежилась.
— Пап, а что мы будем делать дальше? Я не могу вечно жить в гараже.
— Ты поедешь домой, — неожиданно заявил Виктор.
— К тебе и маме? — в ее голосе снова зазвучала надежда.
— Нет. К себе.
Алена вскочила с дивана.
— Ты с ума сошел?! Я не могу туда вернуться! Ты же сам сказал!
— Ты не одна, — повторил он свою мысль. — Я еду с тобой. Мы соберем твои вещи. Самые необходимые. Документы. Одежду. А потом ты переедешь… пока что в гостиницу.
— В гостиницу? На какие деньги?
— Деньги найдутся, — он махнул рукой. — У меня есть кое-какие сбережения. А потом… потом мы подумаем, что делать дальше. Но сидеть сложа руки нельзя. Нужно действовать. Нужно показывать ему, что мы не боимся.
План был безумным, отчаянным. Но это был план. И это было лучше, чем бесконечное ожидание в страхе.
— Хорошо, — тихо сказала Алена. — Я готова.
Они вышли из гаража. Было уже под вечер. Серое небо нависало над городом тяжелым одеялом. Они сели в машину и поехали обратно в ад. На этот раз — вместе.
По дороге Виктор снова позвонил Ирине. На этот раз он был краток и сух.
— Ира. Алена пока поживет отдельно. У нее все в порядке. Не звони ей и не лезь с расспросами. Ей нужно время.
Он не стал слушать ее возражений и положил трубку. Он строил фронт. И если для этого приходилось отсекать самые близкие связи, он был готов. Война есть война. А на войне все средства хороши.
Он смотрел на дорогу и думал о Дмитрии. О его холодных глазах. О его уверенности. Он вспомнил, как однажды, много лет назад, ему пришлось обезвреживать неисправный станок. Он был опасен, но его нельзя было просто выключить — от него зависело производство. Пришлось изучать его слабые места, искать ахиллесову пяту. И он нашел ее.
Сейчас он смотрел на Дмитрия как на тот неисправный, опасный механизм. И он должен был найти его слабое место. Ту самую ахиллесову пяту, нажав на которую, можно было обездвижить монстра. И он чувствовал, что близок к разгадке. Очень близок.
***
Подъезжая к дому Алены, Виктор чувствовал, как с каждым метром сжимаются его легкие. Это было похоже на возвращение на поле недавнего сражения, где еще пахнет порохом и кровью. Он припарковался чуть дальше подъезда, чтобы видеть входную дверь.
— Готов? — спросил он, глядя на Алену.
Та кивнула, сжимая в руках пустую спортивную сумку. Ее лицо было маской решимости, но он видел, как дрожат ее пальцы.
— Он может быть внутри, — прошептала она.
— Тогда нам будет о чем поговорить, — ровно ответил Виктор. Он вышел из машины, и его движения были лишены всякой суеты — только холодная, отточенная целеустремленность.
Лифт поднимался на их этаж, и Алена невольно прижалась к его спине, как в детстве, когда боялась грозы. Дверь в их квартиру была заперта. Алена с облегчением выдохнула.
— Он не дома.
— Открывай, — приказал Виктор, оглядывая коридор.
Она дрожащими руками вставила ключ в замок. Дверь открылась, впуская их в стерильную, гнетущую тишину. Все было идеально убрано. Ни следа вчерашней бури. Только едва уловимый запах дорогого парфюма Дмитрия витал в воздухе, словно призрак.
— Быстро, — сказал Виктор, оставаясь в прихожей. — Только самое необходимое. Документы, паспорт, банковские карты. Одежду на пару дней. Ноутбук.
Алена кивнула и исчезла в спальне. Виктор остался стоять на пороге, как страж. Его взгляд скользнул по зеркалу в прихожей, и он увидел свое отражение — пожилой, уставший мужчина с огромным фиолетово-желтым синяком на щеке. Он выглядел как бродяга, ворвавшийся в чужой, безупречный мир.
Из спальни доносился звук открывающихся шкафов. Виктор прошелся по гостиной. Его взгляд упал на их с Ириной свадебную фотографию в дорогой раме. Они, молодые, улыбались в объектив, полные надежд. Он вспомнил тот день. Жара. Духота в загсе. Запах духов Ирины и дешевого одеколона его друзей. Он давал клятву защищать ее. И сейчас, спустя десятилетия, он был вынужден защищать их дочь от чудовища, которое они оба когда-то приветствовали в своей семье.
— Пап, — окликнула его Алена из спальни. — Что мне брать? Он покупал почти все…
— Бери то, в чем ты чувствуешь себя собой, — отозвался он. — Не его куклой.
Он подошел к письменному столу Дмитрия. Чистый, глянцевый, без единой лишней бумажки. На нем стоял мощный ноутбук и дорогая ручка. Виктор потянулся к верхнему ящику. Он был заперт. Это его не удивило. Дмитрий был человеком, который все контролировал. Все, кроме жены. И теперь он терял и этот контроль.
Из прихожей вдруг раздался звук — металлический щелчок поворачивающегося в замке ключа.
Виктор замер. Алена выскочила из спальни, ее лицо вытянулось от ужаса.
— Он здесь, — простонала она.
Дверь открылась, и на пороге появился Дмитрий. Он был в том же костюме, что и вчера, но выглядел помятым, невыспавшимся. Его глаза, холодные и ясные, мгновенно сфокусировались на Викторе, а затем перешли на Алену с сумкой в руках.
На его лице не было ни ярости, ни удивления. Только ледяное, безразличное презрение.
— Ну вот, — произнес он тихо, заходя внутрь и закрывая за собой дверь. — Семейный совет по перераспределению имущества?
Алена отступила назад, прижимая сумку к груди как щит.
— Я… я за своими вещами.
— Я вижу, — его взгляд скользнул по ее дрожащим рукам. — И, я так понимаю, с вооруженной охраной. — Он посмотрел на Виктора. — Виктор Петрович. Рад видеть, что вы поправились. Хотя синяк вам… идет. Добавляет мужественности.
Виктор не шевелился. Он стоял, заложив руки за спину, сжимая и разжимая кулаки.
— Мы не хотим скандала, Дмитрий. Алена забирает свои вещи и уходит.
— Уходит? — Дмитрий медленно снял пальто, аккуратно повесил его на вешалку. Каждое его движение было выверенным, театральным. — Куда это она собралась? И, что более важно, с чьего разрешения?
— Своего собственного, — прозвучал тихий, но твердый голос Алены.
Дмитрий повернулся к ней, приподняв бровь.
— Твоего собственного? Милая, ты, кажется, забыла, в каком мире живешь. Твое разрешение ничего не значит. Ты ничего не значишь без меня.
— Хватит, — резко сказал Виктор, делая шаг вперед. — Унижения окончены. Она уходит. Сейчас.
— О, нет, — Дмитрий покачал головой, на его губах играла тонкая, издевательская улыбка. — Она никуда не уйдет. Она моя жена. И она останется здесь, чтобы извиниться за вчерашний спектакль и за ваше… вторжение.
— Я ни в чем не виновата! — крикнула Алена, и в ее голосе впервые зазвучала не слеза, а злость. — Это ты набросился на меня! Ты хотел меня ударить!
— Я? — он сделал театральную паузу, прижимая руку к груди. — Дорогая, ты переигрываешь. У тебя всегда было слишком буйное воображение. Я просто пытался тебя успокоить. А твой отец ворвался сюда, как сумасшедший, разбил мою вазу, набросился на меня. Я был вынужден защищаться. — Он посмотрел на Виктора. — Вы же понимаете, Виктор Петрович, что при желании я могу подать на вас заявление о нападении? Свидетелей нет, а вот синяк на вашем лице — есть.
Виктор почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Он недооценил противника. Дмитрий был не просто быком в ярости. Он был холодным, расчетливым манипулятором, готовым перевернуть все с ног на голову.
— Врешь, — тихо сказала Алена. — Ты врешь, как всегда.
— Доказательства, дорогая, — парировал он. — Где твои доказательства? — Его взгляд упал на сумку. — А что это у тебя там? Мои подарки, которые ты собралась продать? Или, может, ты что-то решила стащить? На память?
— Я забираю только свое! — она чуть не задохнулась от ярости и обиды.
— В этой квартире нет ничего твоего, — отрезал он, и его голос потерял всякую театральность, став плоским и смертельно опасным. — Ничего. Одежда, которую ты носишь, куплена на мои деньги. Телефон, который ты сжимаешь, как оружие, — мой. Даже твое дурацкое образование оплатил я. Ты — мое. Как этот диван. Как эта ваза. И я не собираюсь ни с кем делиться своей собственностью.
В этот момент Виктор понял. Он смотрел не на разгневанного мужа. Он смотрел на собственника, чью вещь пытаются украсть. И это было страшнее любой ярости.
— Она не вещь, — прорычал Виктор, делая еще один шаг. — Она человек. И она уйдет отсюда прямо сейчас.
— Попробуйте, — Дмитрий скрестил руки на груди. — Просто попробуйте вывести ее за эту дверь. Я гарантирую, через час вы оба будете в отделении, а репортеры уже будут снимать сюжет о том, как бывший инженер-неудачник и его истеричная дочь пытались ограбить успешного бизнесмена.
Тупик. Воздух наэлектризовало до предела. Алена смотрела на отца с мольбой, с отчаянием. Они были в ловушке.
И вдруг Виктор расслабился. Его плечи опустились, он вынул руки из-за спины и медленно, очень медленно, достал из кармана старенький, но исправный диктофон. Маленький, черный, с красным горящим глазком.
— Знаешь, Дмитрий, — тихо сказал он. — В мои годы плохо слышишь. Врач посоветовал записывать важные разговоры, чтобы потом переслушать. Старая привычка.
Он нажал кнопку, и из динамика диктофона послышался его собственный голос, чуть приглушенный: «Мы не хотим скандала, Дмитрий. Алена забирает свои вещи и уходит.»
А затем — голос Дмитрия, холодный и язвительный: «Уходит? Куда это она собралась? И, что более важно, с чьего разрешения?»
Виктор остановил запись. В квартире повисла мертвая тишина. Дмитрий смотрел на диктофон, и его лицо впервые за весь разговор выразило неподдельную эмоцию — шок, смешанный с яростью. Его идеальная маска дала трещину.
— Вы… вы не смеете… это незаконно! — вырвалось у него.
— Как и угрозы и психологическое насилие, — парировал Виктор. — Но, знаешь, мне терять нечего. А тебе? Что скажут твои партнеры, когда услышат, как ты разговариваешь с женой? Как ты называешь ее родителей «нищими неудачниками»? Думаю, это плохо скажется на твоем имидже. На твоем… статусе.
Он попал в цель. Он нашел ахиллесову пяту. Имя. Репутация. Статус. Для Дмитрия это было важнее всего.
— Ах ты, старик, — прошипел Дмитрий, но в его голосе уже не было прежней уверенности.
— Хочешь проверить? — Виктор поднял диктофон. — У меня есть копии. И я знаю, куда их можно отправить. Начинаем торг?
Они смотрели друг на друга через прихожую — старый, избитый инженер с диктофоном в руке и молодой, успешный бизнесмен, внезапно попавший в ловушку собственного высокомерия.
— Забирай свое дерьмо и убирайся, — сквозь зубы произнес Дмитрий, обращаясь к Алене. — Но знай, это не конец. Ты пожалеешь об этом. Оба пожалеете.
Алена не стала ждать повторения. Она рванулась в спальню, и через минуту выбежала обратно с набитой сумкой.
— Я готова, — сказала она отцу, не глядя на Дмитрия.
Виктор кивнул. Он медленно, не спуская глаз с Дмитрия, отступил к двери.
— Если ты приблизишься к ней, если позвонишь, если попытаешься ей как-то навредить… эта запись станет достоянием общественности. Я обещаю.
Он открыл дверь и пропустил Алену вперед. Прежде чем выйти самому, он бросил последний взгляд на Дмитрия. Тот стоял посреди прихожей, сжав кулаки, его лицо было искажено бессильной злобой. Он был побежден. Не силой, не угрозами, а хитростью. Тем оружием, которое он сам же и предоставил, слишком уверовав в свою безнаказанность.
Дверь закрылась. Они стояли в лифте, и Алена, наконец, разрыдалась — не от страха, а от облегчения.
— Мы сделали это, папа… Мы сделали…
Виктор обнял ее за плечи, чувствуя, как дрожит ее тело.
— Это только начало, дочка, — тихо сказал он. — Но да, мы сделали первый шаг.
Он смотрел на цифры над дверью лифта, отсчитывающие этажи, и думал о Дмитрии. О его глазах, полных ненависти. Он выиграл битву. Но война была еще впереди. И он знал, что следующий удар Дмитрия будет куда более изощренным и куда более опасным.
***
Победа в той злополучной квартире оказалась пирровой. Уже на следующий день Алена, устроившись в дешевом отеле на окраине, поняла, что свобода имеет горький привкус бедности. Ее карты были заблокированы. Наличные, которые Виктор сумел ей оставить, таяли на глазах.
— Пап, мне нужно найти работу, — заявила она по телефону, и в ее голосе не было и тени прежней избалованности. — Любую.
— Подожди, дай мне все уладить, — уговаривал ее Виктор, но сам понимал — ждать нечего. Его пенсии едва хватало на него и Ирину, в доме которой воцарилась ледяная тишина. Жена отказывалась говорить о случившемся, упорно называя все «временными трудностями».
Алена не стала ждать. Она обновила резюме и начала рассылать его во все возможные конторы. Ее образование и несколько лет работы до замужества давали ей шанс. И он подвернулся — должность младшего менеджера в небольшой, но стабильной логистической компании.
Первый рабочий день стал для нее глотком свежего воздуха. Коллеги, простые и открытые, новые задачи, отвлекающие от тягостных мыслей. Она чувствовала себя заново рожденной. Но эйфория длилась недолго.
На второй день, выйдя в обеденный перерыв, она увидела у входа офисного здания знакомый черный седан. Дмитрий стоял, прислонившись к машине, в дорогом пальто, с чашкой кофе в руке. Он не делал ничего. Просто смотрел. Холодным, изучающим взглядом хищника, пометившего свою добычу.
Алена замерла, и весь воздух вылетел из ее легких. Она рванулась обратно в здание, сердце колотилось где-то в горле.
— Он нашел меня, — задыхаясь, прошептала она в телефон отцу. — Он стоит у работы.
— Уходи оттуда немедленно, — голос Виктора стал жестким. — Скажи, что тебе плохо.
Она так и сделала. На третий день история повторилась. Он снова стоял там, в тот же час. На четвертый — его машина была припаркована напротив через дорогу. Он не подходил, не звонил. Он просто был. Напоминал о себе. Его молчаливое присутствие было страшнее любых криков. Оно говорило: «Я вездесущ. Я тебя достану. Твоя свобода — иллюзия».
Коллеги начали замечать. Шептались. Алена не выдержала и попросила охранника проводить ее до машины. Но страх уже въелся в нее, отравляя каждую минуту.
Вечером того дня она приехала к родителям. Ирина, увидев ее бледное, исхудавшее лицо, ахнула и бросилась ее обнимать.
— Доченька, что с тобой? Ты больна?
— С ней все в порядке, — мрачно сказал Виктор, стоя в дверях кухни. — Ее терроризирует твой любимый зять.
Ирина отпустила Алену, и ее лицо снова стало закрытым.
— Витя, хватит уже! Может, он просто переживает? Хочет помириться?
— Помириться? — Алена засмеялась, и смех ее был горьким и надтреснутым. — Он стоит у моей работы, мама! Как сторожевой пес! Он не подходит! Он просто смотрит! Я снова не могу спать! Я боюсь идти по улице!
— Наверное, ты сама что-то сделала, если он так себя ведет! — вырвалось у Ирины, и она тут же пожалела, увидев, как дочь смотрит на нее с таким потрясением и болью, словно получила пощечину.
— Выйди, — тихо сказал Виктор жене. — Выйди из кухни.
В его голосе было нечто такое, что заставило Ирину, впервые за долгие дни, послушаться без возражений. Она вышла, бросив на дочь полный муки взгляд.
Виктор подошел к Алене, сидевшей за столом и беззвучно рыдавшей.
— Хватит, — сказал он. — Хватит прятаться. Он играет на нашем страхе. На моей старости. На твоей наивности. На мамином страхе перед позором. Пора заканчивать эту игру.
— Как? — подняла на него заплаканные глаза Алена. — Мы же не можем ничего доказать! Стояние у офиса — не преступление!
— Для полиции — нет, — согласился Виктор. — Но для общества — еще как.
Он сел напротив нее, и в его глазах горел тот самый огонь, который когда-то помогал ему находить нестандартные инженерные решения.
— Ты помнишь, как в девяностые рухнул наш завод? Не из-за того, что станки сломались. А из-за того, что в газетах начали писать о воровстве дирекции. Об их роскошной жизни на фоне нищеты рабочих. Общество тогда было нашим главным оружием. Им же мы воспользуемся сейчас.
— Что ты хочешь сделать? — насторожилась Алена.
— Мы не будем бежать от позора. Мы обернем его против него самого. Ты готова на решительный шаг? На самый страшный для твоей матери — на публичность?
Алена смотрела на него, и по ее лицу было видно, как внутри нее борется страх и отчаянная жажда свободы.
— Я готова на все, лишь бы это прекратилось.
***
На следующий день Виктор отправился в редакцию самой читаемой городской газеты «Вестник». Он попросил встречи с главным редактором. Его, старого человека в потертой куртке, долго не хотели принимать, но он был настойчив.
— Мне есть что рассказать о людях, которых все знают, — сказал он секретарше. — О сыне директора «МеталлПрома». О том, что творится за стенами их особняков.
Его пропустили. Главный редактор, немолодой, уставший мужчина, выслушал его историю с каменным лицом. Виктор говорил без эмоций, просто излагая факты. О моральном насилии. О физических расправах. О том, как его дочь, спасаясь, сбежала из дома. И о том, как теперь ее преследуют, не давая возможности начать жизнь с чистого листа.
— У вас есть доказательства? — спросил редактор, когда Виктор закончил.
— Свидетельские показания. И… кое-что еще.
Виктор достал свой старый диктофон и включил запись. Из динамика понеслись голоса — его, Алены и Дмитрия из той самой сцены в квартире. Голос Дмитрия, холодный и презрительный, звучал особенно ярко: «В этой квартире нет ничего твоего… Ты — мое. Как этот диван. Как эта ваза».
Редактор слушал, не перебивая. Когда запись закончилась, он тяжело вздохнул.
— Понимаете, это очень рискованно. У них связи, адвокаты. Они могут засудить нас к чертям.
— Я понимаю, — кивнул Виктор. — Но вы же журналист. Ваша работа — говорить правду. А правда в том, что в нашем городе живет уважаемый человек, который за закрытыми дверями издевается над женщинами. И он уверен в своей безнаказанности. Разве это не та история, ради которой стоит рискнуть?
Он смотрел редактору прямо в глаза. Старый инженер и уставший журналист понимали друг друга без слов. Оба были из того поколения, которое еще верило в справедливость, пусть и ценой больших потерь.
— Хорошо, — наконец сказал редактор. — Мы подготовим материал. Анонимно. Без указания ваших настоящих имен. Но с деталями, которые будут узнаваемы для тех, кто в теме. И с… цитатами из этой записи.
***
Статья вышла через три дня. Называлась она просто: «Цена роскоши: что скрывает фасад благополучия успешного бизнесмена Д.С.?»
Виктор купил газету в киоске и принес домой. Он положил ее на кухонный стол перед Ириной. Та прочитала заголовок, и лицо ее побелело. Она читала, и с каждым прочитанным словом ее руки дрожали все сильнее. В статье не было имен, но все детали — описание квартиры, должность Дмитрия, цитаты из его монолога — оставляли мало сомнений.
— Что ты наделал? — прошептала она, глядя на мужа с ужасом. — Теперь он нас уничтожит! Все узнают! Все будут показывать пальцем!
— Пусть показывают, — спокойно ответил Виктор. — Лучше пусть показывают на нас, чем на твою дочь в гробу.
Ирина расплакалась, но это были уже не слезы злости, а слезы стыда и прозрения. Она наконец поняла, с каким монстром столкнулась ее семья.
Эффект от статьи был мгновенным. На следующий день Дмитрий не приехал к офису Алены. Вместо этого Виктору на мобильный позвонил его отец, директор «МеталлПрома», голос его был ледяным:
— Виктор Петрович. Вы понимаете, что только что уничтожили карьеру своего зятя? И репутацию нашей семьи?
— Ваш сын сам взялся за ее уничтожение, когда начал издеваться над моей дочерью, — ровно ответил Виктор. — Я лишь помог ему завершить начатое.
***
Алена смогла спокойно выйти на работу. Коллеги смотрели на нее с любопытством, но уже без страха. Теперь она была не жертвой, о которой шепчутся, а героиней скандальной истории. Это было непривычно, но это было лучше, чем преследование.
Вечером они втроем сидели на кухне — Виктор, Алена и, наконец, смирившаяся Ирина. Было тихо. Скандал бушевал за стенами их квартиры, но внутри впервые за долгое время воцарился хрупкий, выстраданный мир.
— Что будет дальше? — тихо спросила Алена.
— Дальше? — Виктор посмотрел в окно, на темнеющее небо. — Дальше — жить. Несмотря ни на что. У нас есть правда. И мы есть друг у друга. А все остальное… не так уж и важно.
Он взял руку дочери, а потом, после небольшой паузы, протянул руку жене. Ирина колебалась, но потом взяла ее. Их руки, старые и молодые, сильные и дрожащие, сплелись в один тугой узел. Они были вместе и живы, и это самое главное
Конец!
Понравился рассказ? Можете поблагодарить нашего автора ДОНАТОМ. Щелкните на черный баннер ниже:
Первая часть рассказа здесь:
Если не затруднит, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!