Дарья Десса. "Игра на повышение". Роман
Глава 127
Я решила действовать через, каким оно мне представилось, самое слабое место Виктора Эдуардовича, – его прошлое. Решила всё-таки на свой страх и риск ступить на хрупкий мост, переброшенный через более чем двадцать лет молчания, рискуя провалиться в пустоту. Надежда на то, что Кольцов пойдёт навстречу, была чахлой. Люди, занимающие столь высокое положение в обществе, к сентиментальности и доверчивости, как правило, не склонны. Но вдруг мне повезёт, и он откроется?
В своему опыту я знала, что действовать через секретариат – только время терять. Потому стала искать подходы. Вспомнился Орловский, но у него уже есть задание. «Хотя какого чёрта? Он же сам напрашивался на примирение. Пусть отрабатывает!» – подумала я и собралась было ему позвонить, но… замерла с рукой, протянутой к телефону. «А вдруг тот факт, что Леднёв оставил Романа в «Проспекте», несмотря на интимные обстоятельства прошлого, неслучаен? Может, никакой измены и не было, это всё – история, придуманная Владимиром Кирилловичем, чтобы а пожалела Орловского?»
Я положила ладонь на стол. Вот как тут быть? С одной стороны, мои рассуждения в подобном ключе – чистая паранойя. Уже скоро всех подряд в офисе стану подозревать в предательстве. С другой стороны, с момента, когда я стала выяснять своё прошлое, уже двое людей лишились жизни: Северов и Черниченко. Следующим может стать кто угодно. Значит, нужно быть осторожной.
Раз так, придётся действовать аккуратно. Какие варианты? Постараться через знакомых найти номер Кольцова и позвонить ему. Не вариант, слухи в Москве расходятся слишком быстро, и тот, кто «помог» уйти из жизни тем двоим, – я даже не сомневаюсь, что так и было, и Леонид не исключение (если человека накачать препаратами, ему что угодно может привидеться), – сразу насторожится. Если Леднёв за всем этим стоит, то уж наверняка.
Что ж… остаётся метод устаревший, но проверенный временем. Я нашла официальный сайт девелоперской компании, которой владеет Виктор Эдуардович, – выдержанный в дорогих, минималистичных тонах, он выглядел, как глянцевый буклет, рекламирующий неприступную крепость. Раздел «Контакты» был образцом корпоративной стерильности: юридический адрес, телефон для прессы и всего один-единственный адрес электронной почты для личных обращений, затерянный внизу страницы, – возможно, просто бутафорская деталь. Казалось невероятным, что через эту узкую щель может пробиться мое сообщение. Я составила письмо, тщательно взвешивая каждое слово, используя отрывочную информацию из папки журналиста Аркадия Смирнова.
«Уважаемый Виктор Эдуардович. У меня есть информация, которая может быть Вам интересна. Она касается событий, произошедших в 1997 году, и имени, которое, уверена, Вам хорошо знакомо: Елена Владимировна Романовская. Я не журналист и не шантажист. Ищу правду о своём прошлом. Знаю о Вашей дружбе с Еленой, – вы вместе учились в Ставропольском аграрном университете. Мне очень нужно узнать, что сталось с этой женщиной. Гарантирую полную конфиденциальность. P.S. Я знаю, что Вы не могли оставить ее в беде.
С уважением, Алина Романовская».
Я отправила письмо и откинулась на спинку кресла, позволив тишине офиса поглотить себя. Это был выстрел наощупь, вслепую, по движущейся в кромешной тьме цели. Если Кольцов действительно замешан в истории исчезновения Романовской, если это имя ещё находит отклик в его душе, он не проигнорирует моё послание.
Дождаться ответа я не успела. Когда уже собралась пойти домой, позвонила Гиена и сообщила, что меня желает видеть Владимир Кириллович. Взяла сумочку, выключила компьютер и свет, закрыла приёмную и отправилась к шефу. У меня не было сомнений, о чём сейчас пойдёт разговор. Так оно и случилось. После нескольких общих фраз «как дела?» и «ты хорошо себя чувствуешь, выглядишь немного бледной» (ах, эта трогательная отцовская забота!) Леднёв поинтересовался моим ответом на вопрос о командировке в Китай.
Пришлось выкручиваться.
– Папа, – я сделала самую умилительную мордашку, на какую только была способна. – Прости, но не могу.
– Что случилось? – на его холёном лице проявилась неподдельная тревога.
– Заболела. У меня хронический панкреатит. Вчера на ночь съела жирный йогурт, и всю ночь не могла уснуть – поджелудочная тревожила. Мне бы подлечиться…
– Алина, я готов оплатить твоё лечение в любой клинике мира, ты же знаешь. Найду какого угодно светилу…
– Папа, всё хорошо, – я вымученно улыбнулась. – Мне диагноз поставили года три назад, сказали, что ничего серьёзного, но есть ограничения в еде. Я же порой увлекаюсь, забываю. Не беспокойся, всё хорошо. Просто надо привести себя в порядок, а потом уже… Если ты не против, я бы хотела взять больничный.
– Это даже не обсуждается, – кивнул Леднёв. – Всеми твоими проектами, как и прежде в подобных обстоятельствах, будет заниматься Орловский.
– У него получается? Ты им доволен?
– Более чем.
Мы поболтали ещё немного, а потом я попрощалась с Владимиром Кирилловичем и поехала домой. Насчёт панкреатита я отцу не солгала. У меня его действительно обнаружили, но вот насчёт остального, – пришлось приврать, чтобы наконец получить время для своих поисков. Ну, а Леднёв, если захочет, проверит мою карточку в районной поликлинике, где ему правду скажут.
Дома я приняла душ, перекусила, а потом долго лежала, листая ленту разных соцсетей. Моё уединение было нарушено коротким и резким звуком уведомления. На почту пришло письмо. Оно было безликим и лаконичным, без подписи, с одноразового, анонимного адреса, будто послание из ниоткуда.
«Завтра. 20:00. Ресторан «Панорама». Крыша отеля «Ритц». Столик у окна. Приходите одна. Не опаздывайте. В.Э.К.»
Это было не приглашение, а приказ, отчеканенный холодной сталью власти. И этот тон, эта стремительность ответа подтверждали, что я попала в самую точку, в нерв. Виктор Кольцов, миллиардер и девелопер, человек, чья жизнь расписана по минутам, немедленно отреагировал на имя, которое, вероятно, тщательно вымарал из своей биографии больше двадцати лет назад.
На следующий вечер я стояла перед зеркалом в своей спальне, заканчивая готовиться к встрече, которая могла перевернуть всё. Выбрала строгое, но безупречно элегантное чёрное платье, ткань которого мягко облегала фигуру, не крича о себе, но и не позволяя игнорировать. Каждый взмах туши для ресниц и движение кисти были частью ритуала создания «боевой раскраски». Я должна была выглядеть не как просительница или запуганная девчонка, а как человек, с чьим мнением следует считаться.
«Дочь самого Леднёва, в конце концов», – подумала не без иронии.
Ресторан «Панорама» с первого же шага оправдывал свое название, поражая воображение и одновременно подавляя масштабом. С головокружительной высоты крыши открывался широчайший, почти кинематографический вид на ночную Москву, раскинувшуюся внизу морем разноцветных огней. Озаренный прожекторами Кремль, ярко-малиновые звезды на башнях, чёткие очертания собора Василия Блаженного и бесконечные потоки фар – всё это казалось игрушечным, ненастоящим, как декорация к чужой пьесе, в которой мне теперь предстояло играть главную роль.
Виктор Кольцов уже ждал меня, сидя у огромной панорамной стеклянной стены за столиком на двоих. Он был высоким, подтянутым мужчиной, чья осанка выдавала его властный статус. Его волосы с лёгкой проседью были тщательно уложены, а цепкий, оценивающий взгляд скользнул по мне с ног до головы, выверяя и взвешивая. На нём был безупречно сидящий дорогой костюм, темно-синий, почти черный, и он выглядел как человек, который привык контролировать каждую молекулу пространства вокруг себя.
– Вы Алина? – он не встал, лишь слегка кивнул на стул напротив, и его голос прозвучал низко и ровно, без следов волнения.
– Я кивнула.
– Присаживайтесь.
Я скользнула на предложенное место, чувствуя, как прохладная ткань обивки касается кожи. На столе, покрытом белоснежной скатертью, уже стояла открытая бутылка дорогого бордо, его рубиновый оттенок казался почти чёрным в приглушенном свете ресторана.
– Желаете ли попробовать? – заметил он, слегка наклонив голову. – Урожай 1974-го года.
– Я не пью, когда веду переговоры, Виктор Сергеевич, – мой собственный голос прозвучал на удивление спокойно и четко.
Кольцов усмехнулся, уголки его губ дрогнули в подобии улыбки, но глаза оставались холодными и непроницаемыми.
– Я навёл справки. Заместитель самого господина Леднёва. Девушка, сделавшая головокружительную карьеру. Спрошу прямо. Вы его любовница?
– Нет, я его родная дочь, – ответила, глядя Кольцову прямо в глаза, и он вдруг отвёл взгляд, на лице стала видна лёгкая растерянность. Такого поворота он явно не ожидал.
– Простите, – заговорил, вставая, – но в таком случае диалога не будет. Я не веду дел с людьми Леднёва и уж тем более с его родной дочерью.
– Я узнала об этом несколько недель назад, а с рождения и до 18 лет прожила в детском доме, где работала Елена Романовская. Никаких родственных чувств к Леднёву не испытываю. У меня есть сведения, что он давно знал, кто я и где, но ни словом, ни делом не помогал, хотя порой я в этом отчаянно нуждалась.
Кольцов замер, потом сел обратно.
– Ну… Хорошо. Прямолинейность. Мне это нравится. Вы написали, что знаете о моей дружбе с Еленой. Я слушаю, – он сложил руки перед собой на столе, и его длинные пальцы с идеально остриженными ногтями сплелись в замок.
– Знаю, что вы со студенческой поры были влюблены в Елену, – начала, не отрывая взгляда от каменного лица собеседника, пытаясь разглядеть хоть какую-то трещину в этой маске. – Вы были единственным человеком, который имел и мотив, и возможности, чтобы помочь ей сбежать от Леднёва. В то время Ваше влияние уже было достаточно велико, чтобы позволить себе подобный поступок.
Его лицо оставалось невозмутимым, почти бесстрастным, но глубоко в глазах, в их серой глубине, на долю секунды мелькнула быстрая, как тень, тревога.
– Это история почти тридцатилетней давности, пыльный архив. Зачем Вы ворошите прошлое? – тон Виктора Эдуардовича был снисходительным, почти отеческим, но в нём слышалась стальная струна.
– Потому что я… – выдохнула, чувствуя, как сжимается всё внутри. – Возможно, родная дочь Елены Романовской.
На этот раз Кольцов не смог скрыть своего удивления. Маска аристократического спокойствия треснула. Он медленно откинулся на спинку стула, и его рука, машинально поднявшая бокал, дрогнула, заставив темное вино плеснуться на безупречную скатерть, оставив небольшое, но яркое алое пятно.
– Дочь… – он произнес это слово медленно, с какой-то болезненной, почти отеческой нежностью, и его взгляд, прежде стальной, внезапно смягчился, устремившись куда-то вглубь воспоминаний. – Вы похожи на нее. Глаза... Та же форма, тот же разрез. И тот же взгляд – прямой, без страха.
– Я пришла сюда не за комплиментами, Виктор Эдуардович, мне нужен ответы, – мой голос прозвучал резче, чем планировала, но экивоки в разговоре с таким человеком показались лишними. – Вы помогли ей сбежать? И если да, то где она сейчас?