Часть 10. Глава 5
Военврач Жигунов весь извёлся. Он четвёртый день не мог связаться со своей семьей в Саратове, по этой причине буквально места себе не находил. Звонки не проходили, постоянно все телефоны – и Кати, и сына с дочкой, и родителей жены, – почему-то, стоило Денису набрать номера, оказывались отключёнными, и он не понимал, что происходит. Даже несколько раз подходил к помощнику начальника госпиталя, чтобы узнать у того новости: вдруг Саратов атаковали вражеские беспилотники, и кто-то из семьи пострадал?
Думать об этом, конечно же, хирургу страшно не хотелось. Но отсутствие информации – наиболее питательная среда для рождения всевозможных мыслей, чаще всего неприятных. Паранойей Гардемарин никогда не страдал, но ведь раньше у него и такой большой семьи не было. Прежде – только жёны и старый кот. Однако со всеми предыдущими законными (и неформальными тоже) супругами Жигунов расстался, а Тишка почил в бозе, переступив порог своего семнадцатого года жизни. «Наверное, реинкарнировался в другого кота, у них ведь по девять жизней», – успокоил себя тогда Денис, вынося тушку животного в парк, чтобы закопать под развесистой липой.
Теперь даже думать о том, что кто-то мог погибнуть, – Гардемарин даже сплюнул трижды через левое плечо и по дереву постучал, – не хотелось. «Но что ж они, паразиты такие, трубки-то не берут?!» – мысленно возмутился он. Снова пришёл к сержанту Косте Свиридову, чтобы поинтересоваться: может, есть какой-то другой способ связаться?
– Я прежде через WhatsApp (принадлежит компании Meta, признанной экстремистской организацией и запрещенной в РФ – прим. автора) с ними общался, но теперь он вообще перестал работать, может, знаешь, что и как? Ты у нас с технологиями на короткой ноге, – спросил хирург.
Свиридов, пожав плечами, вздохнул.
– Денис Николаевич, тут, боюсь, дело не в вашем телефоне. Сам мессенджер, точнее, его материнская компания, которая, как вы знаете, признана у нас экстремистской и запрещена, – он понизил голос, – не справляется с базовыми требованиями безопасности. Учитывая популярность программы, безопасность – это базовое требование для подобного сервиса, но владельцам бизнеса на это наплевать. Им, похоже, просто неинтересно вкладываться в то, что не приносит прямой прибыли. В поле зрения ИТ-гиганта просто не существует ничего, что не даёт дохода. Многим странам приходится терпеть такое отношение из-за отсутствия реальных альтернатив, но это явно не случай России.
Сержант сделал паузу, собираясь с мыслями.
– А то, что программа перестала работать, – кстати, у меня здесь, – он показал на системный блок, – ее даже не было никогда, может быть связано с новой волной атак. Исследователи, в том числе управляющий партнер агентства «Смена» (Группа AIC) Артем Геллер, он, кстати, разрабатывал сайты руководства страны, недавно выяснили, что появился вредоносный вирус, для простоты – вредонос под названием Maverick. Он связан с трояном Coyote – у них совпадают и фрагменты кода, и методы заражения, и набор инструментов. Работает это так: вам в мессенджер приходит запакованный архив – ZIP-файл. Стоит его открыть, и происходит буквально «заражение в один клик», то есть запускается целая цепочка скриптов.
– Чего? – нахмурился хирург. – Костя, ты давай не умничай. Проще говори, а не то прочитаю тебе лекцию про ретроперитонеоскопическую радикальную нефрэктомию с тромбэктомией из нижней полой вены.
Сержант изумлённо замер. Поразило парня, как военврач всё это выговорил: просто, как «дважды два – четыре».
– Ладно, – кивнул он. – Скрипты – это наборы команд. Они подгружают нужные модули, то есть микропрограммы и закрепляют всю заразу в системе. Самое неприятное, что Maverick получает доступ к профилю вашего браузера, заходит в web-версию…
– ???
– Ну та, которая на компьютере запускается.
– Понял.
– …мессенджера без вашего участия и начинает сам рассылать заражённые файлы всем вашим контактам, имитируя обычную работу. Операторы могут удалённо управлять устройством, передавать команды и обновлять вредонос. Эксперты говорят…
– Кто конкретно? – уточнил Жигунов.
– В частности, Михаил Шурыгин – председатель комиссии по облачным технологиям, хостингу и информационной безопасности РОЦИТ…
– Костя!
– Региональный общественный центр интернет-технологий, – пояснил сержант. – Так вот, он говорит, что Maverick развивает идеи Coyote и создан для массового распространения, а использование системных инструментов и автоматизации делает кампанию практически незаметной. Так что, товарищ капитан, может, у вас или у ваших родных просто заблокировали аккаунт из-за рассылки, или телефон «лёг» от вируса. В любом случае, я бы не стал полагаться на этот канал связи. Попробуйте позвонить через стационарный телефон, если есть такая возможность, или использовать другие способы. Это надёжнее.
Жигунов смотрел в одну точку, пытаясь сообразить, как это сделать.
– Так что, товарищ капитан, боюсь, тут дело не столько в вашем телефоне, – повторил сержант Свиридов, пожимая плечами в безнадежном жесте. Он вздохнул, глубоко и устало, оглянулся по сторонам, словно опасаясь, что их разговор может подслушать кто-то посторонний, хотя даже полковника Романцова в кабинете не было, – уехал в штаб группировки. – Я же вам говорил, что мобильный интернет здесь, в зоне боевых действий, вообще отключили на неопределенное время. И когда он снова появится – неизвестно.
Костя понизил голос до шепота, хотя это было излишне в грохоте артиллерийской канонады, доносившейся издалека, будто чей-то гигантский кулак методично долбил по краю горизонта.
– Слишком много вражеских БПЛА, управляемых в том числе посредством сотовой связи. Они используют наши вышки как наводчики, как ретрансляторы. Пришлось рубить под корень. Это приказ сверху, и он не обсуждается. Так что, товарищ капитан, единственный надежный способ – это стационарный телефон. Ищите его в райцентре. В административных зданиях, в больнице, на почте.
Жигунов почувствовал, как тяжелый, холодный камень, лежавший на душе последние четыре дня и не дававший вздохнуть, немного сдвинулся. Впервые за эти бесконечные сутки он смог сделать по-настоящему глубокий вдох. Неприятная, но кристально ясная определенность – это в тысячу раз лучше, чем мучительная, разъедающая душу неизвестность. Значит, его семья не пострадала, просто он не мог до них дозвониться по сухим, техническим причинам. Это была огромная, всепоглощающая радость, которая, однако, тут же сменилась новой, острой волной беспокойства: как же он доберется до этого райцентра? Дороги подвержены атакам беспилотников, транспорт ходит по особому расписанию.
– Спасибо, Костя, – кивнул военврач, похлопав сержанта по плечу, словно пытаясь вбить в него часть своего облегчения. – Ты меня успокоил. Выручил.
Он вышел из административного корпуса и направился в свой родной, хирургический, – к главному хирургу прифронтового госпиталя, своему другу и непосредственному руководителю – Дмитрию Соболеву. Ноги сами несли его по забетонированной дорожке, мимо луж с радужными разводами машинного масла.
Дмитрий нашёлся в своём кабинете за столом, заваленным историями болезней и рентгеновскими снимками, результатами анализов и прочей, как сам ее называл, макулатурой. Он пил остывший кофе из бокала и выглядел так, словно не спал уже неделю. Хотя, скорее всего, так оно и было: последние дни снова доказывали, что противник сдаваться не собирается и упрямо, кротом вгрызаясь в землю, пытается отстоять землю, которая никогда не принимала таких, как эти, – нацистов.
– Дима, есть разговор, – начал Жигунов, присаживаясь на стул.
Соболев поднял взгляд, отложив в сторону рентгеновский снимок с причудливо застрявшим в бедре осколком, похожим на зловещую металлическую звезду.
– Что стряслось, Денис? Лица на тебе нет. Опять о семье думаешь? – его голос был хриплым от усталости и бессонных ночей.
– Да, – честно признался Гардемарин, не отводя взгляда. – Четвертый день не могу связаться. Костя, помощник Романцова, подтвердил – мобильная связь здесь вырублена полностью из-за дронов. Да еще иностранный мессенджер пакостит. Мне нужно позвонить. Просто услышать голос Кати, убедиться, что всё с ними в порядке.
Он подался вперед.
– Дима, отпусти меня на три часа. Съезжу в райцентр, к коллегам в городскую больницу, наверняка у них есть стационарный телефон. Позвоню и сразу обратно. Клянусь, успею к вечернему обходу. Всех своих тяжелых «трёхсотых» осмотрю ещё раз, дозаполню истории болезней.
Соболев молча смотрел на друга. Он видел блеск в его глазах, понимая, что такое беспокойство за семью, оставшуюся в тылу. Как в такие моменты тревога разъедает изнутри, словно яд, отвлекая от работы, где цена ошибки – человеческая жизнь. Сам не проходил через это, слава Богу, но видел у других.
– Три часа, говоришь? – Дмитрий задумчиво почесал гладко выбритый с утра подбородок. – До райцентра и обратно – это минимум два часа, если без поломок и обстрелов. А дорога там сейчас – лотерея. Плюс звонок, поиск телефона... Ладно.
Он тяжело вздохнул, принимая решение, взвешивая риски и понимая, что иного выхода всё равно нет.
– Сегодня в два часа дня уходит транспорт в тыл. Повезет тяжёлых «трёхсотых» на железнодорожную станцию к санитарному поезду. Попросишься с ними. Старший в колонне – лейтенант Петренко, скажешь, что я разрешил. Но чтобы ровно к вечернему обходу, ни минутой позже, ты был здесь, в отделении. Иначе я тебе вот такой, – он широко развёл ладони в стороны, – укол поставлю, неделю потом на процедуры гонять будешь. Понял меня? – спросил и широко улыбнулся.
– Понял! Спасибо, Дима! Ты меня спас! – в голосе Дениса прозвучало облегчение. Он вскочил, чувствуя невероятный прилив сил, будто сбросил с плеч многопудовую ношу. Его переполняла лихорадочная энергия. Он быстро сбегал в жилой модуль, собрал небольшой рюкзак, сунув в него аптечку и пару сухпайков, проверил, на месте ли документы, и ровно в 14:00 уже сидел в кабине старенького, но надежного санитарного «Урала», который должен был доставить нескольких тяжелораненых бойцов в госпиталь второго эшелона.
Дорога была тряской и долгой. Каждую кочку Денис чувствовал всеми позвонками, но не обращал на это внимания. Он не мог отвести взгляда от пейзажа за окном: изрытая воронками, почерневшая земля, искореженные остовы сгоревшей техники, редкие, чудом уцелевшие деревья с обрубленными ветвями. Но чем дальше они отъезжали от линии соприкосновения, тем спокойнее и нереальнее становилась картина.
Зеленеющие поля, начавшие забывать суровые будни боевых действий, стайка воробьев, купающаяся в придорожной пыли, мирные, хотя и настороженные, усталые лица местных жителей, смотрящих на проезжающую военную технику. Этот контраст между адом, который он оставил позади, и этим хрупким, почти призрачным миром был почти физически ощутим, будто две разные реальности наложились друг на друга.
Через полтора часа, показавшиеся вечностью, «Урал» свернул к районному центру. Это был небольшой, тихий городок, который, казалось, жил своей, почти отдельной от происходящих восточнее событий, замедленной и осторожной. Мальчишка катился на велосипеде, у магазина две кумушки что-то обсуждали. Военврач вышел у здания районной больницы – типовой постройки советских времен, с облупившейся штукатуркой, но чистыми, до блеска вымытыми окнами, в которых отражалось бледное небо.